— Давайте вспомним. Я тот парень, который работает в римском офисе «Вестерн телеграм».
Она рассмеялась:
— Привет, Эд.
Это было уже лучше.
— Мне как-то одиноко, — сказал я. — Могу я надеяться, что мы встретимся завтра вечером? Мы могли бы поужинать у Альфредо, если у вас нет других дел.
— Вы не подождете минутку? Я загляну в свою записную книжку.
Я стал ждать, зная, что это игра, и особенно не беспокоясь. Через две минуты она снова взяла трубку.
— Завтра вечером я занята. У меня встреча.
Надо было сказать, что мне очень жаль, и повесить трубку, но я был на это не способен.
— А когда мы сможем встретиться?
— Ну, я свободна в пятницу.
Впереди было три дня.
— О'кей, давайте в пятницу вечером.
— Мне как-то не хочется к Альфредо. Нет ли местечка поспокойнее?
Мне и самому следовало об этом догадаться. Если я не подумал об опасности, что нас увидят вдвоем, то она об этом подумала.
— Что ж, ладно. Как насчет маленького ресторанчика напротив фонтана Теви?
— Можно там. Да, это будет замечательно.
— Буду вас там ждать. Во сколько?
— В полдевятого.
— О'кей, а пока до свидания.
До пятницы я ни о чем другом и думать не мог. Было заметно, что Джина беспокоится обо мне. Она впервые за четыре года видела меня в таком состоянии. Все мои мысли были заняты Хелен, и у меня все валилось из рук.
Мы встретились в небольшом ресторанчике. Хелен была холодна, держала дистанцию, но в то же время меня провоцировала. Если бы она пригласила меня к себе домой, я бы послал ко всем чертям Шервина Чалмерса, но она не пригласила и сказала, что возьмет такси. Когда я намекнул, что мог бы поехать вместе с ней, она дала понять, что этого делать не нужно. Я стоял рядом с рестораном, наблюдая, как такси удаляется по узкой улице, потом в сильном возбуждении пошел домой. Встреча с ней не помогла: после этого мне стало еще хуже.
Через три дня я снова ей позвонил.
— Я очень занята, — сказала она, когда я пригласил ее сходить в кино.
— Я так надеюсь, что вы сможете! Через две недели я ухожу в отпуск и не смогу вас увидеть в течение месяца.
— Вы уезжаете на месяц?
Тон ее голоса повысился, и я почувствовал ее интерес.
— Да. Я уезжаю в Венецию, а потом в Ишию. Я собираюсь провести там около трех недель.
— А с кем вы едете?
— Я еду один. Но об этом не стоит говорить — как насчет кино?
— Что ж, может, и получится. Пока не знаю. Я сама вам позвоню. А сейчас мне надо идти. Кто-то звонит в дверь. — И она повесила трубку.
Она не звонила мне пять дней. Затем, когда я уже сам подумывал ее побеспокоить, она позвонила мне домой.
— Вы сейчас заняты чем-нибудь важным? — спросила она.
Было двадцать минут первого ночи. Я как раз собирался спать.
— Нет. Я собирался ложиться спать.
— Вы не могли бы ко мне приехать? Только не оставляйте машину рядом с домом.
Я не колебался.
— Конечно, сейчас приеду.
Я въехал в ее квартал, как змея-воровка, стараясь, чтобы меня никто не заметил. Ее входная дверь была приоткрыта, и все, что мне нужно было сделать, — это проскочить по коридору от лифта до ее прихожей.
Я нашел Хелен в гостиной. Она перебирала долгоиграющие пластинки. На ней была белая шелковая накидка, светлые волосы рассыпались по плечам.
— Ну как, все свои дела закончили? — спросила она, откладывая в сторону пластинки и улыбаясь.
— Это было несложно. — Я закрыл за собой дверь. — Вы знаете, нам не следовало этого делать: так и начинаются серьезные неприятности.
Она пожала плечами:
— Вы не обязаны здесь оставаться.
Я подошел к ней:
— А я и не собираюсь оставаться. Зачем вы меня пригласили?
— Ради всего святого, Эд! — нетерпеливо воскликнула она. — Вы не можете хоть на минуту расслабиться?
Я был наедине с ней, и моя судьба зависела только от меня самого.
— Я могу расслабиться, — сказал я, — но должен думать и о своей работе. Если ваш отец когда-нибудь обнаружит, что я кручусь рядом с вами, он сразу меня выгонит. Причем он позаботится, чтобы я до конца своих дней не устроился ни в одну газету.
— А вы что, крутитесь рядом со мной? — Она сделала удивленные глаза.
— Вы знаете, что я имею в виду.
— Откуда он узнает?
— Если меня видели, когда я входил к вам или выходил отсюда, он может об этом услышать.
— Значит, вам надо быть осторожным, чтобы вас не видели. Это не так трудно.
— Моя работа очень много для меня значит, Хелен. Это моя жизнь.
— О вас нельзя сказать, что вы человек романтического склада, не так ли? — рассмеялась она. — Мои итальянцы не думают ни о какой работе, а думают только обо мне.
— Не хочу разговаривать о ваших итальянцах.
— О, Эд, ну сядьте же, расслабьтесь! Сейчас-то вы здесь, и стоит ли так напрягаться?
Я сел, думая про себя, что совсем сошел с ума, если сюда приехал.
Она подошла к бару:
— Как насчет рюмки виски или водки?
— Виски, пожалуй.
— Кстати, пока не забыла: вы не посмотрите эту кинокамеру? Я купила ее вчера и что-то не могу с ней справиться. Вы разбираетесь в камерах?
Она махнула рукой в сторону кресла, на котором лежала в кожаном футляре дорогая шестнадцатимиллиметровая кинокамера. «Пэйлэрд болекс» с тремя сменными объективами.
— О! Вот это вещь! — воскликнул я. — Что вы хотите с ней делать, Хелен? Она стоит кучу денег.
Хелен рассмеялась:
— Действительно, она недешево мне обошлась, но я давно хотела иметь кинокамеру. У женщины должно быть хотя бы одно хобби, как по-вашему? — Она бросила в стаканы лед. — Хочу запечатлеть на память свое пребывание в Риме.
Я повертел камеру в руках. Мне вдруг пришло в голову, что она живет слишком хорошо при тех небольших деньгах, которые ей высылает отец. Судя по ценам на жилье в Риме, эта квартира должна ей обходиться примерно в сорок долларов в неделю. Я посмотрел на бар, заполненный разными напитками. Как она зарабатывает себе на такую роскошную жизнь? И эта дорогая кинокамера…
— Вам кто-то оставил наследство?
Ее глаза блеснули, и она немного смутилась, но только на мгновение.
— Я бы этого очень хотела. А почему вы спрашиваете?
— Не мое дело, но все это достаточно дорого стоит, не так ли? — Я обвел рукой комнату.
Она пожала плечами:
— Наверное, да. Отец мне помогает. Ему хочется, чтобы я так жила.
Говоря это, она не смотрела на меня. Даже если бы я не знал, сколько на самом деле дает ей отец, ее ложь была видна невооруженным глазом. Хотя я и оставался в недоумении, но понял, что это не мое дело, и переменил тему разговора.
— А что случилось с вашей камерой?
— Она не включается.
Ее палец коснулся тыльной стороны моей ладони, когда она показывала камеру.
— Дело в предохранителе, — сказал я. — Вот здесь. Нажимаете вниз, и камера начинает работать. Предохранитель нужен для того, чтобы моторчик случайно не включился.
— О господи! Я уже собиралась нести ее обратно в магазин. Наверное, мне надо было повнимательнее читать инструкцию. — Она взяла у меня камеру. — Никогда не разбиралась во всей этой механике. Смотрите, сколько я купила пленки. — Она показала на коробки, лежавшие на столе.
— Вы ведь не собираетесь все это использовать в Риме, не так ли? — спросил я. — Здесь достаточно пленки, чтобы снять всю Италию.
Она посмотрела на меня немного странно и, как мне показалось, не без коварства во взгляде.
— Большинство из них я приготовила для Сорренто.
— Сорренто? — удивился я. — Вы собираетесь в Сорренто?
Она улыбнулась:
— Не только у вас каникулы. Вы никогда не были в Сорренто?
— Нет. Так далеко на юг я никогда не ездил.
— Я сняла виллу неподалеку от Сорренто. Она очень симпатичная и совершенно уединенная. Два дня назад я летала в Неаполь и все устроила. Даже наняла одну женщину из ближайшей деревни, чтобы она мне прислуживала.
У меня вдруг возникло ощущение, что она не может говорить мне все это без причины. Я пристально посмотрел на нее.
— Любопытно, — сказал я. — Когда вы уезжаете?
— Тогда же, когда вы уезжаете в Ишию. — Она положила кинокамеру на стол, подошла ко мне и села рядом на диван. — И, как и вы, я отправляюсь одна.
Она посмотрела на меня. Ее призывный взгляд заставил мое сердце стучать быстрее. Она потянулась ко мне, ее большие красные губы раскрылись. Не успел я понять, что делаю, как она оказалась в моих объятиях, и я начал ее целовать.
Вдруг я почувствовал, как ее руки отталкивают меня. Я отстранился и встал.
— Это сумасшествие, — сказал я, дыша, как старик, только что поднявшийся по лестнице, и стер ее помаду со своих губ.
— Это сумасшествие в Риме, — ответила она, — но не в Сорренто.
— Но послушайте… — начал было я, но она подняла руку, чтобы остановить меня.
— Я знаю, что ты думаешь обо мне. Но я не ребенок. Я чувствую то же, что и ты, — сказала она. — Поехали со мной в Сорренто. Я сняла виллу на имя мистера и миссис Дуглас Шерард. Ты будешь мистером Шерардом, американским бизнесменом в отпуске. Неужели ты не хочешь провести месяц со мной — чтобы мы были только вдвоем?
— Но мы не можем это сделать, — сказал я, зная, что нет никаких причин, которые могли бы этому помешать. — Мы не можем бросаться в этот омут…
— Не будь таким осторожным, дорогой. Мы никуда не бросаемся. Все хорошо продумано. Я отправлюсь туда на своей машине. А ты приедешь через день на поезде. Это очень симпатичное местечко. Вилла стоит на холме и смотрит на море. По крайней мере на четверть мили вокруг других вилл нет. — Она поднялась на ноги и взяла крупномасштабную карту, которая лежала на столе. — Сейчас я тебе покажу, где это. Видишь отметку на карте? Место называется Белла Виста — красиво звучит? Там с террасы виден залив. В саду растут апельсины, лимоны и виноград. Тебе там понравится.
— Я поеду, Хелен, — промолвил я. — Наверное, мне там понравится. Надо быть совсем идиотом, чтобы отказаться, но что с нами будет через месяц?