Марк сидит за огромным столом из тёмного дерева, восседая, как дьявол на троне. Рубашка расстёгнута на пуговицу больше, чем надо. Рука — на подлокотнике, длинные пальцы лениво постукивают по крышке стола. Ноги расставлены в стороны. До чего же сексуальный сукин сын.
— Садитесь, — говорит он, не отрывая взгляда от экрана.
Я не реагирую. Просто стою.
— Командировка, — продолжает он. — Вы едете. Без истерик.
— Как видите.
Он поднимает глаза. Прищур.
Берёт папку, протягивает мне:
— Документы по проекту. Ознакомьтесь до вылета.
Я молча подхожу к столу.
— Могу ли я предложить вместо себя другую кандидатуру.
Он поднимает взгляд. Медленно. Опасно.
Теряюсь, вся моя боевая уверенность улетучилась стоило встретиться с его пронзительными глазами.
Марк встаёт. Медленно. Без резких движений — как хищник, не торопящийся, потому что знает: жертва уже в капкане. Его рост кажется ещё выше, когда он подходит ближе. Костюм тёмно-синего цвета идеально сидит на его широких плечах. Там, где расстёгнута верхняя пуговица рубашки, на шее — лёгкий загар. Ловлю нотки его парфюма: что-то древесное, с лёгкой примесью цитруса. Испанское солнце в бутылке.
— Можете, — отвечает он лениво. — Только тогда мне придётся отправить в командировку человека, который не умеет спорить, закатывать глаза и огрызаться каждый день. Как-то... пресно.
— Простите, что мешаю вашей жизни быть пресной.
— Вы не мешаете. Вы её раздражаете. А раздражение, как известно, пробуждает. Особенно утром.
Он смотрит на меня с тем самым выражением: половина ухмылки, половина предупреждения.
— Вы наслаждаетесь этим, да? — спрашиваю, скрестив руки на груди.
— Вашей пассивной агрессией и вечной обидой на жизнь? Иногда.
— Уверена, вас мама в детстве не хвалила.
— А вас, кажется, слишком часто сравнивали с кем-то. До сих пор не можете отмыться от чужих ожиданий.
Я резко поднимаю взгляд. Задел. Чувствую, как к горлу подкатывает ком.
— Почему вы всё время прячетесь? — говорит он. — За сарказмом. За тенью. За этой унылой блузкой на два размера больше.
— Потому что здесь не подиум, — роняю зло. — А офис. Где я работаю, между прочим.
Он улыбается, и эта улыбка — удар ниже пояса.
— Жаль. Я бы с удовольствием посмотрел на вас в чём-то... менее стратегическом.
Я моргаю. Один раз. Второй.
Он откидывается на спинку кресла, кладёт руку на подлокотник — уверенно, по-хозяйски, как будто мы с ним сейчас не в офисе, а в каком-то другом измерении, где Марк Морено флиртует с Мариной из стратегического отдела.
Флиртует?
Серьёзно?
Я слышала его тогда. Чётко. Без искажений, без шансов на недопонимание.
Те слова до сих пор врезаются в голову, как гвозди. И теперь — этот взгляд, эта улыбка, это "менее стратегическое"...
Что это вообще за игра?
— Простите, — говорю, стараясь, чтобы голос звучал ровно, — я, наверное, не поняла. Это была... попытка комплимента?
Он наклоняется вперёд, локти — на стол. Глаза цепляются за мои, как будто изучают под микроскопом.
— Нет, — отвечает. — Это была попытка честности.
— Вам не кажется, что вы перегибаете? — голос мой дрожит едва заметно. Я ненавижу это.
— А вам не кажется, что вы давно хотите, чтобы кто-то наконецперегнул?
Его испанское обаяние — это не просто шарм. Это оружие. Острое. Отточенное. Разрушительное.
Он привык получать то, что хочет. Женщин. Согласие. Легкость. И, скорее всего,прощаниечерез пару дней после «сладкой ночи».
— Вы мне не интересны, — отчеканиваю я. — Ни ваш акцент, ни ваш нарциссизм, ни ваши фантазии. Так что, если вы закончили, я пойду.
Противная, самодовольная усмешка на его губах.
Я хватаю папку, разворачиваюсь и выхожу.Сердце грохочет, ладони горят.
— Дверью не хлопайте, — добавляет он за моей спиной, лениво, почти шутливо. — Или хлопайте. Это... возбуждает.
Я хватаюсь за ручку, и в следующее мгновение дверь грохочет так, что, кажется, вздрагивает весь коридор.
В воскресенье вечером мы с Олей в моей квартире. Мы сидели на полу в моей комнате, по обе стороны от раскрытого чемодана. На фоне нашей болтовни играет музыка. В планах командировка на три дня.
Оля аккуратно сворачивала мои вещи — точнее, пыталась. Потому что каждые три минуты она замирала, прижимала к груди очередной топ и начинала с заговорщицкой улыбкой:
— Всё, Марин, ты точно берёшь вот это. Смотри, как грудь подчёркивает. У тебя ж теперь босс в режиме «хочу-немедленно».
— Он не в режиме «хочу». Он в режиме «я — альфа, и мне всё можно», — бурчу, складывая джинсы. — И, если ты не заметила, у меня с ним конфронтация, а не флирт.
— Ага, конфронтация. Особенно когда ты хлопнула дверью так, будто это пощёчина для него. Классика ромкома: «я тебя ненавижу» превращается в «заткнись и поцелуй меня».
Я закатываю глаза.
— Оль, он меня бесит. Он надменный и самоуверенный. Иногда говорит такие вещи, что мне хочется сбросить на него отчёт из 100 страниц.
— А тебе не хочется сбросить на него... себя?
— Оля!
— Ну что? Тебя хочет сексуальный испанский тиран — это ж почти как выйти в финал шоу «Холостяк», только с зарплатой и без дурацких роз.
Я смотрю на неё и смеюсь, хоть и внутри всё сводит в странный комок.
— Ты же в курсе, что год назад я услышала, как он говорил коллегам, что не трахнул бы меня и обошел стороной? — напоминаю я, аккуратно складывая свитер в чемодан. Голос спокойный, ровный. Как у человека, который репетировал эту фразу сотни раз — чтобы не дрогнуть.
Оля фыркает, застёгивая мою косметичку.
— Марин, ну сколько можно застревать в одном эпизоде?
Я поднимаю глаза.
— Один эпизод? Он назвал меня чопорной старой девой в бесформенной одежде. Это был не просто "эпизод", это был диагноз, поставленный им.
— Год назад, — отчётливо говорит Оля. — Год, Марин. С тех пор ты — его правая рука. Он с тобой на все проекты, зовёт на стратегические планёрки, делегирует тебе свою зону. Даже его любимый "откат от решений" всегда начинается со слов "Марина считает, что...".
— Это рабочее. Он уважает мой ум. Не тело. Не меня как женщину. Я для него просто чертов эффективный механизм в его корпорации. А теперь он будто сдул с меня пыль и внезапно заметил, что я не просто часть системы, не просто мозг в блузке. Что я — женщина.
— И тебе это не нравится, — говорит Оля тихо.
— Да. — Я кладу последнюю рубашку, ровняю край. — Потому что я не верю. В такие внезапные метаморфозы. Он не изменился. Я — не изменилась. Он сказал, кто я. И всё, что делает сейчас — просто... странная игра. Или скука. Или тест на выносливость.
— Правда? — Оля останавливается, поворачивается ко мне. — А тогда объясни, почему ты — единственная, кого он дёргает за тональность голоса или взгляд, будто проверяет — выдержишь или нет?
Я стискиваю губы.
— Потому что я его раздражаю и это взаимно.
— Так или иначе, ты же понимаешь, что нельзя ехать в командировкус нимв одном унылом свитере и с зубной щёткой? — вдруг возмущённо заявляет Оля, копаясь в моём шкафу, как у себя дома.
Делаю вид обреченного солдата.— Это командировка, а не свидание. И тем более не отпуск. Что ты от меня хочешь?— Я хочу, чтобы ты выглядела как женщина, а не как завхоз со стажем.
Косыгина вытаскивает очередную стопку одежды, отбирая всё серое и чёрное.— Вот это — в печь, вот это — сжечь, вот это… носить можно только дома с занавешенными окнами и выключенным светом.
— Оль, мне нужно что-то удобное. Мы едем по работе. Я не собираюсь там дефилировать.
— У вас будут ужины. Переговоры. И, возможно, моменты, когда он случайно зайдёт в твой номер под предлогом "обсудить проект". Ты должна быть готова.
Я фыркаю.
— Единственный "проект", который он хочет обсудить — это как выжить в одном помещении со мной, не убив.
— Или… как выжить в одном номере, не раздев, — подмигивает подруга.
Я швыряю в неё подушку. Она ловко уворачивается и хватает с комода маленький чёрный кружевной топик.— Вот. Это поедет с тобой.
— Нет.
— Да.
— Оля, он даже не увидит, что на мне под блузкой.
— А если увидит? — она подмигивает, — и ахнет?
— Он скорее уволит меня, чем ахнет.
— Тогда пусть ахает, когда подписывает приказ.
Я закатываю глаза.
Оля берёт чемодан и начинает складывать внутрь одежду. К деловым костюмам добавляет пару платьев, каблуки (на всякий случай), и — под шумок — незаметно кладёт тот самый кружевной топик между футболками.
— Ты что-то спрятала? — прищуриваюсь.
— Только твою самооценку, детка. Её тоже пора взять с собой. Вдруг пригодится.
— Ты неисправима.
_________________________________________________
Дорогие читатели, если книга вам интересна, буду рада видеть ваши лайки - кнопка рядом с обложкой "Мне нравится" или просто звездочка рядом со значком библиотеки.
Следующая глава от Марка 🔥🔥🔥
Глава 4. Марк
Москва ещё толком не проснулась. Сквозь редкий утренний трафик пробираюсь к офису на Ламбе. Машина гудит громко, уверенно, как будто и она тоже знает, что понедельник — не повод быть вежливым.
Поворот, мост, резкий тормоз — привычный маршрут. Город серый, злой, в лужах отражаются рекламные щиты и недосып. На улице сыро, люди кутаются в шарфы, а я просто выключаю печку — люблю, когда в салоне прохладно. Лучше думается.
Останавливаюсь у входа. Выхожу. Пахнет кофе, бетонной пылью и каким-то очередным бизнес-завалом. Всё как всегда.
Прохожу мимо ресепшена. Девчонка за стойкой вытягивается, будто по струнке. Смотрит — не просто как на начальника. Щеки розовеют. Она привыкла, что я прохожу молча. Я и сегодня не делаю исключений.
— Доброе утро, — бросает девушка на автомате.
Кивок — единственное, что получает. Не из снобизма. Просто мне сейчас не до светских улыбок. Голову забивают цифры, совещание и один вопрос, который не даёт покоя со вчерашнего вечера.