Все настолько однообразно, что я знаю, во сколько вернусь домой, вплоть до точного значения на часах, и после еще одной тренировки на спортивной площадке и проработки мышц пресса я ухожу оттуда ровно минута в минуту, как и каждый чертов день.
Единственное, что отличается по утрам, – люди. Но вот тот мужчина с мопсом встречается мне каждый день в последние месяцев семь, поэтому с недавних пор мы не только здороваемся, но и перебрасываемся парой слов о том, как у кого дела. Исключительно из вежливости, но мне не сложно ответить на его вопрос и задать такой же в знак уважения.
Прихожу домой ровно в семь сорок, принимаю душ, завязываю мокрые волосы в высокую гульку и в семь пятьдесят пять уже готовлю завтрак. На первый прием пищи мой жених (два года уже жених, кстати) предпочитает либо блины, либо сырники, и в целом готовка у меня проходит так же однообразно, как и пробежка.
– Доброе утро, – слышу заспанный голос из-за спины. – Ты уже встала?
Что и требовалось доказать. Меня не было дома полтора часа, а он даже не заметил, несмотря на то что просыпался, когда я уходила.
Киваю, не вижу смысла отвечать на один и тот же вопрос каждый день. Если честно, меня уже немного подташнивает от этого, я словно застряла в дне сурка и совершенно не понимаю, как из него выбраться.
Марк уходит в ванную и возвращается, когда уже все готово. Он привычно целует меня в щеку, и я вдруг отмечаю, что от этого жеста у меня появились мурашки. Но не те приятные, которые обычно кооперируются с бабочками и завладевают всем женским телом. А те мурашки, которые как мороз по коже пробегают, и тебя передергивает от отвращения.
Черт… Кажется, нам снова пора поговорить.
Марк садится за стол, я наливаю кофе и сажусь ровно напротив, пытаясь поговорить. Он снова сидит в телефоне, улыбается в экран и уделяет ему времени явно больше, чем мне, но мне нужно хотя бы постараться.
– Марк, – зову его, – может, сходим на свидание? Разнообразим наши будни, а?
– Мгм, – говорит он, пережевывая сырник. Я почти уверена, что он даже не слышал, о чем я говорила.
– А куда? В кино или ресторан? Может, просто погуляем? Выбирай ты.
– Ага, да, давай, – кивает он, снова улыбаясь в экран телефона.
Внезапно, впервые за все мои двадцать семь лет, я срываюсь на эмоции. Это происходит так неожиданно и резко, что я сама приоткрываю рот от удивления.
Но я действительно выхватываю телефон из рук своего жениха и отбрасываю на другую сторону стола, закричав:
– Да поговори со мной, черт возьми!
– Повтори, – рычит Марк, сжимая кулаки. Мне становится неловко и страшно, я никогда себя так не вела и понятия не имею, что делать в таких ситуациях.
Пытаюсь вдохнуть воздуха поглубже и вывести все в мирное русло, если это вообще возможно теперь. С другой стороны, я впервые за много месяцев привлекла его внимание этим утром.
– Я… – прокашливаюсь, пытаясь совладать с дрожью, – я только что пригласила тебя на свидание, ты слышал?
– Ты серьезно решила, что я пойду на свидание после этой выходки? – спрашивает он со злостью и тянется за телефоном. – Приди в себя и подумай над поведением, – бросает мне он и утыкается обратно в телефон, словно ничего не случилось и меня вообще тут даже не было.
Приди в себя. Подумай над поведением. Выходка…
Как же достало, а.
– Значит, я пойду на свидание с кем-то другим, – пожимаю плечами и встаю из-за стола, но тут же жалею о своих словах.
Марк взлетает сразу же и прижимает меня к стене. Я больно ударяюсь затылком и всхлипываю от неожиданности. Это… не первый раз, когда он так делает. Но каждый раз он съезжал сразу же, извинялся, и мы просто жили дальше. Потому что… потому что я дура. Вот почему.
– Что ты сказала? – угрожающе он рычит мне в лицо. Мне страшно. Марк выше, сильнее, ему труда не составит удержать меня и не дать вырваться, но какого-то черта шестеренки в моей голове не хотят работать, они стоят и скрипят, заставляя меня продолжать этот диалог.
– Я сказала, что раз мой парень не хочет ходить со мной на свидания, то я пойду туда с кем-то другим, – огрызаюсь на него, внезапно решив, что обладаю бессмертием.
– Слушай, – кривится он, – что тебе надо от меня еще, а? Перевез в столицу, сделал из тебя нормальную девчонку. Бабки есть, бери и покупай что хочешь, только, сука, не выноси мозг!
– А я перевозить меня не просила, – чувствую, как в носу начинает щипать. Я не конфликтный человек, даже если и взрываюсь раз в год, то быстро тухну и начинаю плакать. Как и сейчас. – Я за тобой уехала, потому что любила, а теперь ты ведешь себя со мной так, словно я тебе вообще не нужна. И за столько лет ты так и не понял, да, что деньги – последнее, что мне нужно?
– Ой ли, ой ли, – противно улыбается он, – а вот это откуда? – Он касается кольца на пальце, с которым делал предложение. Я, честно, терпеть его не могу, оно абсолютно безвкусное, но ношу, чтобы не обижать Марка. – А серьги? Браслетики твои, шмотки бесконечные. Это тоже тебе все не надо, да? Или ты думаешь, что проживешь на свои копейки?
– Я устроилась на вторую работу и взяла больше часов на первой, я и правда проживу, только ты меня как собаку на привязи держишь, – всхлипываю, не сдержав слез, и Марк тут же меняется в лице.
Почему-то мои слезы всегда его останавливают, наверное, они несколько раз спасали меня от рукоприкладства. Не знаю на самом деле, мог бы он ударить, но в последнее время думаю, что да…
– Ну все, детка, – говорит он мягко, стирая слезы со щек. – Ну чего ты? Настроение плохое? Возьми карту, купи новое платье и успокойся, м? Все, не разводи сырость, мне пора на работу. Задержусь сегодня, у меня совещание, – говорит он, наклоняется, оставляет на губах быстрый чмок, от которого меня натурально воротит, и убегает на работу, громко хлопнув входной дверью.
Я спускаюсь по стене, к которой он прижимал меня, обнимаю себя за колени и чувствую, как по щекам текут слезы.
Какого черта я могу контролировать каждую секунду утренней пробежки, но совершенно не могу контролировать свою собственную жизнь?..
Безумно хочется громко и натужно поплакать, но звонок телефона не дает мне этого сделать.
Беру гаджет в руки и поспешно стираю слезы. Черт! На экране видеовызов из «чат сучат». Мне точно не до видео сейчас, но этим прелестям не ответить нельзя, они только и держат меня на плаву, кажется.
Мои подружки и клиентки в одном лице. Мы все перезнакомились на моих тренировках и теперь очень тесно дружим. Нас пятеро, и эта пятерка – лучшее, что случалось в моей жизни!
Мирослава, ей двадцать три, и эта огненно-рыжая красотка довольно успешный дизайнер. Она обожает раздавать команды и руководить всеми процессами, но в целом никто не против, потому что благодаря Мире у нас есть куча воспоминаний с разных сумасшествий.
Катя – двадцатишестилетняя красотка, которая является примером для подражания. Она успевает заботиться обо всех и о себе в том числе, и именно это делает ее семью, состоящую из нее и мужа, счастливой.
Юля и Аля – сестры. Юля старше на два года, ей двадцать четыре, но они вылитые близняшки, первое время мне было очень сложно их различать. Эти две красотки ведут свой блог, делают обзоры косметики и всяких красивых макияжей, а еще часто зовут меня к себе моделью, тоже помогая не подохнуть от ужасов жизни.
И именно эти четыре любопытные моськи смотрят на меня через экран смартфона и пытаются понять, что у меня стряслось и отчего я снова реву.
– Я его убью, – резюмирует Мира, сразу догадываясь, кто виноват в моем состоянии.
– Не надо, – отвечаю, шмыгая носом, – я сама полезла и…
– Он тронул тебя? – спрашивают хором Юля и Аля.
– Мы немного повздорили, но меня никто не бил, честно, – пытаюсь их убедить. Но, судя по лицам, доверия у них нет совершенно, и я закатываю глаза. – Честное слово, клянусь нашей дружбой.
Это самая страшная клятва, которую нельзя нарушать. Обычно такое выдумывают лет в шесть, но мы в целом не особо отличаемся от компании школьниц. Разве что, когда ходим в клуб, можем вести себя как взрослые.
Походы в клуб, к слову, Марк тоже почти не замечает. Неудивительно, не правда ли?
– Ладно, – щурится Катя, – но, если он что-то сделал, скажи мне, я попрошу Давида набить ему морду.
– Боюсь, если Давид набьет ему морду, от него и следа не останется, – смеется Мира, и я позволяю себе выпустить легкий смешок тоже. Давид и правда выглядит именно так. Он огромный, как чертова гора, и даже несмотря на то, что Марк – не мелкий и в целом не хлипкий, против Давида у него никаких шансов.
– Он мой жених, помните? – пытаюсь докричаться до совести, но скорее до своей.
– Вел бы он себя нормально, мы бы помнили, – кривляется Мира. – А я что звоню-то! У нас с вами сегодня развлекательная программа вечером, – улыбается она, показывая в камеру пять…
– Что это? Билеты? – спрашивает Катя.
– Ага! – восклицает она довольно. – На хоккей! Мы с вами идем пялиться на красивых мужиков, и, если хоть одна из вас сейчас скажет, что ей это неинтересно, я буду таскать ее на хоккей каждые выходные.
Мы дружно хихикаем и все тут же соглашаемся, потому что противостоять ей просто невозможно. Да и в целом хоккей – не так уж плохо.
– Кто играет-то хоть? – спрашиваю, поднимаясь с пола.
– «Феникс», за них болеем! В шесть сорок всех жду у ледовой арены, не опаздывать! Чмокнула!
И сбрасывает звонок, завершая сразу всю видеовстречу.
Дурдом…
Глава 2Яна
Ровно в шесть сорок, как по будильнику, но только вечером, я стою у ледовой арены с Алей и Юлей и жду остальных вечно опаздывающих подруг. Мира просто постоянно чем-то занята, она, как пчелка, всегда в работе и в последнюю секунду врывается в компанию с ноги. А Катя просто о-о-о-очень долго собирается, и ждать ее вовремя почти никогда нет смысла.
– Как-то удивительно немного людей, – говорю я, осматриваясь.
– Потому что матч товарищеский, ты чего! – врывается к нам Мира. Я даже не поняла, откуда она подошла! Что за суперспособность у этой бестии? Она, как обычно, что-то кому-то пишет в телефоне, под мышкой у нее блокнот, в руках открытая сумка, из которой торчит целая «Нарния», а на запястье постоянно нарисована куча крестиков, и я почти уверена, она даже не помнит, зачем их ставила. – Сезон закончился весной, следующий аж в сентябре, а это так, межсезонье, – машет она рукой, и мы наконец-то замечаем машину, на которой Давид привозит Катю.