— Я хочу, чтобы вы остались.
Я покачал головой.
— Мне действительно надо идти.
Она посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом, безо всякого выражения, затем пожала плечами, опустила руки и встала.
— Ну что ж, раз вы так решили… — Она подошла к двери, открыла ее и шагнула в холл.
Я последовал за ней и взял шляпу, которую оставил там на стуле. Она открыла входную дверь, выглянула в коридор и отступила в сторону.
Мне очень не хотелось уходить. Пришлось чуть ли не выталкивать себя в коридор силой.
— Может, как-нибудь вечерком вы не откажетесь пообедать со мной или сходить в кино?
— Было бы очень мило, — вежливо ответила она. — Спокойной ночи.
Она одарила меня какой-то отрешенной улыбкой и закрыла дверь у меня перед носом.
III
На этом дело, конечно же, не кончилось. А жаль: отношения между мужчиной вроде меня и девушкой вроде Хелен непременно рано или поздно осложняются.
Я пытался выбросить ее из головы, но безуспешно. Я вспоминал выражение ее лица в тот момент, когда я уходил от нее, и оно не давало мне покоя. Я знал, что напрашиваюсь на неприятности, но в ней была некая притягательность, на фоне которой любые беды казались чепухой. В моменты отрезвления я убеждал себя, что для меня она яд, а в менее трезвые мгновения говорил себе: ну и что?
В последующие пять или шесть дней я думал о ней постоянно. Я не сказал Джине, что повстречал Хелен на вечеринке, но Джипа обладает каким-то смущающим меня умением более-менее верно угадывать, о чем я думаю, и я несколько раз замечал, как она озадаченно и пытливо смотрит на меня.
На шестой день я уже, можно сказать, был конченый человек. Я так много думал об этой светловолосой славной девушке, что обнаружил полную неспособность сосредоточиться на делах. Я решил немного снять напряжение и, вернувшись к себе домой, позвонил ей.
Трубку не снимали. В течение вечера я звонил трижды. На четвертой попытке, часа в два ночи, я услышал, как трубку наконец сняли, и ее голос произнес:
— Алло?
— Это Эд Досон, — сказал я.
— Кто-кто?
Я улыбнулся в трубку. Это было уж слишком. Я понял, что она интересуется мною не меньше, чем я ею.
— Позвольте мне освежить вашу память. Я тот парень, который заправляет римским корпунктом «Вестерн телегрэм».
Тут она засмеялась.
— Привет, Эд. Это уже лучше.
— Мне одиноко, — сказал я. — Могу ли надеяться, что мы куда-нибудь сходим завтра вечером? Если у вас не намечается ничего лучшего, мы могли бы пообедать у Альфредо.
— Подождите минуточку, ладно? Мне нужно заглянуть в свою записную книжицу.
Я подождал, зная, что меня хотят проучить, но мне было все равно.
— Завтра вечером не могу. У меня свидание.
Мне бы следовало сказать, что это очень плохо, и положить трубку, но я уже слишком влюбился.
— В таком случае, когда мы можем это устроить?
— Ну, я свободна в пятницу. До пятницы было еще три дня.
— Хорошо, пусть будет в пятницу вечером.
— Я бы предпочла не ходить к Альфредо. Нет ли какого-нибудь более укромного уголка?
Я опешил. Если я не думал об опасности, что нас могут увидеть вместе, так она точно думала.
— Да, хорошо. Как насчет ресторанчика напротив фонтана Треви?
— С удовольствием. Это было бы мило.
— Жду вас там. В какое время?
— В половине девятого.
— Хорошо. Пока.
До пятницы жизнь почти ничего для меня не значила. Я видел, что Джина переживает из-за меня. Впервые за четыре года я был с нею резок. Я не мог сосредоточиться, не мог найти в себе силы заняться своими прямыми обязанностями. Я думал о Хелен.
Обед в ресторанчике был неплох, хоть я и не помню, что именно мы ели. Я обнаружил, что мне трудно говорить. Мне хотелось лишь смотреть на нее. Она была спокойна, холодна и одновременно соблазнительна. Пригласи она меня к себе, я бы плюнул на Чалмерса и пошел, но она этого не сделала. Она сказала, что поедет домой на такси, а когда я намекнул, что отправлюсь с ней, красиво отшила меня. Я стоял у ресторана, глядя, как такси лавирует среди машин по узкой улочке, потом потерял его из виду. Тогда я пошел домой. Мысли у меня путались. Встреча не помогла, все только хуже стало.
Три дня спустя я позвонил ей снова.
— Я немного занята, — сказала она, когда я пригласил ее сходить со мной в кино. — Думаю, ничего не получится.
— Я надеялся, что вы сможете. Через пару недель я уезжаю в отпуск. Тогда я не увижу вас целый месяц.
— Вы уезжаете на месяц?
Голос стал резче, как будто я ее заинтересовал.
— Да. Еду в Венецию, а оттуда в Искию. Я планирую провести там недели три.
— С кем вы едете?
— Один. Но не будем об этом. Так как насчет кино?
— Не знаю. Может, и выберусь… Я перезвоню вам. Сейчас мне надо идти. Кто-то звонит в дверь. — И она положила трубку.
Она не звонила пять дней. Потом, как раз когда я уже собирался сделать это сам, она позвонила мне на квартиру.
— Все собиралась звякнуть, да не могла, — сказала она, как только я снял трубку. — Продохнуть некогда было. Вы сейчас не заняты?
Было двадцать минут первого ночи. Я собирался отойти ко сну.
— Вы хотите сказать, прямо сейчас?
— Да.
— Ну нет. Я собирался лечь спать.
— Вы приедете ко мне? Только не оставляйте машину у моего дома.
Я не колебался.
— Конечно. Сейчас буду.
Я вошел в ее квартиру, как воришка, приняв все меры, чтобы остаться незамеченным. Входная дверь была приоткрыта заранее, и мне оставалось только, выйдя из лифта, пересечь коридор и оказаться в ее холле.
Я нашел ее в гостиной, она раскладывала стопку долгоиграющих пластинок. На ней была белая шелковая накидка, светлые волосы рассыпались по плечам. Она была обворожительна и знала об этом.
— Не заблудились? — сказала она, откладывая пластинки и улыбаясь мне.
— Это оказалось не так уж трудно. — Я закрыл дверь. — Вы знаете, нам не следует этого делать — добром это не кончится.
Она пожала плечами.
— Вам необязательно оставаться.
Я подошел к ней.
— А я и не намерен оставаться. Зачем вы меня пригласили?
— Ради бога, Эд! — в нетерпении воскликнула она. — Да расслабьтесь вы хоть на минутку!
Теперь, когда я был с ней наедине, заявила о себе моя осторожность. Одно дело — представлять себя наедине с ней, другое — быть в действительности. Узнай кто о нашей связи — и плакала моя работа. Я уже жалел, что пришел.
— Это можно, — сказал я. — Послушайте, я вынужден думать о работе. Если ваш отец когда-нибудь узнает, что я забавлялся с его дочерью, мне конец. Я серьезно. Он бы позаботился о том, чтобы я, пока жив, не получил работы ни в одной газете.
— А разве вы забавляетесь со мной? — спросила она, удивленно вытаращив глаза.
— Вы понимаете, о чем я.
— Он не узнает — зачем это ему?
— Он может узнать. Бели кто-то видел, как я прихожу или ухожу, это может дойти до него.
— Значит, вам нужно быть осторожнее, а это нетрудно.
— Эта работа для меня все, Хелен. Это моя жизнь.
— Да, романтиком вас, пожалуй, не назовешь, а? — сказала она и засмеялась. — Мои итальянские друзья не думают о работе, они думают обо мне.
— Я не ваши итальянские друзья.
— Ах, Эд, да сядьте вы, пожалуйста, и расслабьтесь. Вы уже здесь, и совершенно незачем заводиться.
И я сел, сказав себе, что у меня не все в порядке с головой, раз я здесь.
Она подошла к горке.
— Вам шотландского или хлебной?
— Шотландского, пожалуй.
Я наблюдал за ней, гадая, зачем она пригласила меня в такое позднее время. Она вовсе не казалась обделенной вниманием.
— Ах, да, Эд, пока не забыла: взгляните-ка на эту кинокамеру. Я купила ее вчера, а спуск что-то не работает. Вы разбираетесь в кинокамерах?
Она жестом указала на стул, где висела дорогая кинокамера в кожаном футляре. Я встал, открыл футляр и извлек 16-миллиметровый «Пейяр Болекс» с трехлинзовым объективом.
— Ого! Ничего себе, — сказал я. — Зачем вам понадобилась такая штука, Хелен? Она, должно быть, дорогая.
Она засмеялась.
— Цена действительно немалая, но мне всегда хотелось иметь кинокамеру. У девушки должно быть хоть одно хобби, разве не так? — Она бросила мелкого льду в два стакана. — Буду на старости лет вспоминать, как жила в Риме.
Я повертел камеру в руках. Мне вдруг пришло в голову, что она живет не по средствам. Ее отец сказал мне, что выдает ей по шестьдесят долларов в неделю. Он заявил, что не хочет, чтобы у нее было больше денег. Я знал цены на квартиры в Риме. Эта обходилась долларов в сорок в неделю. Я глянул на горку, заставленную всевозможными напитками. Как же она умудряется так жить? А тут еще эта дорогая кинокамера…
— Вам кто-нибудь оставил наследство?
Ее глаза забегали, на мгновение она, казалось, смутилась, но лишь на мгновение.
— Если бы. А почему вы спросили?
— Это не мое дело, но все это, наверное, стоит немалых денег, да? — Я обвел рукой комнату.
Она пожала плечами.
— Наверное. Отец выдает мне щедрое пособие. Ему нравится, чтобы я так жила.
Говоря это, она не смотрела на меня. Даже не знай я, сколько именно дает ей отец, я все равно почувствовал бы ложь. Я был заинтригован, но решил, что это не мое дело, и переменил тему разговора.
— Так что с камерой?
— Не работает спуск.
Когда она указывала, ее палец коснулся моей ладони.
— Он на предохранителе, — сказал я. — Вы нажимаете вот на эту штучку, и тогда спуск работает. Предохранитель ставят, чтобы случайно не заработал мотор.
— Силы небесные! А я чуть не отнесла ее сегодня обратно в магазин. Надо бы прочесть инструкцию. — Она взяла у меня камеру. — Я никогда ничего не понимала в механизмах. Вы только посмотрите, сколько я накупила пленки. — Она указала на письменный стол, где стояло десять коробок с 16-миллиметровой пленкой.
— Уж не собираетесь ли вы ее истратить целиком на Рим? — спросил я. — Тут на всю Италию хватит.