Все-таки не верится, что он умрет на пять дней раньше меня. Мне очень хотелось надеяться, что сюда вкралась какая-то ошибка.
Наконец я заставил себя оторвать взгляд от мерцающих цифр и вернуться к книге. Я честно водил глазами по колонкам текста, но в памяти у меня не отпечатывалось ни слова.
Весь день я читал не отрываясь, и на занятиях, и на переменах. Хотя и не запомнил о чем.
После уроков Кадзуя быстро умчался, сославшись на какие-то дела. А я неспешно собрал тетради и учебники и ушел, ни с кем не попрощавшись.
Когда вернулся домой, сразу упал на кровать. Уткнулся в подушку носом и забил ногами в воздухе.
Меня не отпускало видение с цифрами над головой Кадзуи. Сердце разрывалось от горя, и я пытался утешить себя, повторяя, что такова его судьба и ничего тут не поделаешь и что мне тоже суждено умереть и остается только смириться. Судьба… Какое удобное слово. Удивительно, как быстро оно дарит принятие, пусть и мимолетное.
В голове с новой силой разгорелся все тот же диспут: говорить ему, что смерть уже дышит ему в спину, или не стоит? До сих пор я никому не рассказывал о своей таинственной способности. Признание только отпугнет человека, который все равно мне не поверит.
Ну в самом деле: что начнут говорить, если я внезапно предскажу смерть кому-то, а он и правда умрет? Думаю, меня начнут чураться, а в худшем случае даже примут за настоящего синигами[5]. Нет, какие-то вещи лучше не знать. А еще больше таких, которые знать даже вредно. И я уверен, что остаток собственной жизни к ним тоже относится.
Значит, и Кадзуе я ничего не скажу.
Я взвешивал все за и против уже много раз с тех самых пор, как начал видеть цифры, но ответ не изменился, даже когда речь зашла о лучшем друге.
На следующее утро я поставил в календаре новую отметку.
Обвел кружком первое декабря. В этот день умрет Кадзуя Нодзаки. Еще один кружок отмечал шестое. Думаю, не надо объяснять, что в этот день умру я.
Начиная с седьмого все остальные дни я последовательно вычеркнул размашистыми крестами: так выплеснулось отчаяние после того, как десять дней назад я увидел границу отмеренной мне жизни.
Я положил фломастер обратно на стол и вышел их комнаты. Стараясь ни о чем не думать, впихнул в себя завтрак и опять покатил на станцию.
По дороге мне попалась стайка ребятни из начальной школы. Сначала я принял их за четверых друзей, которые радостно идут в школу, но вдруг увидел, что один из мальчиков несет сразу четыре портфеля, а трое остальных шагают себе, не обращая на него внимания. Тот, который тащил все сумки, натянул кепку почти до носа, угрюмо смотрел в землю и еле переставлял ноги.
Я проехал совсем близко. Скорее всего, над мальчишкой издеваются сверстники, но меня это не касается. Удачи ему. Я пожелал про себя, чтобы ему хватило сил, а сам поднажал на педали.
Как обычно, на велопарковке перед станцией пересекся с Кадзуей. Число у него над головой уменьшилось на один. Мы сели на поезд и отправились в школу.
– Сегодня заседание кружка, – сказал друг, цепляясь за поручень, когда вагон, качнувшись, тронулся.
– Ну, такое себе заседание, мы все равно просто книжки читаем, – подтрунил я.
Вагон опять качнуло, и ремешок поручня впился в запястье.
Наш литературный кружок никак не ограничивал участников: вся его деятельность сводилась к тому, что мы читали что и когда хотели и обсуждали все на свете. Из участников туда записались только мы с Кадзуей, и куратор предупредил, что, если в течение года не найдем еще хотя бы одного человека, нас закроют. Впрочем, через три месяца двое текущих участников все равно умрут, так что, думаю, судьба кружка и так решена.
– Ничего не знаю, я вот пишу сейчас.
– Что-то новое?
– Угу.
Никто никогда такого даже не предполагал, но Кадзуя полюбил писать. Чтения ему не хватало, так что он еще в средней школе начал придумывать свои истории. Мне тоже давал почитать, что получилось, и писал он довольно интересно, к тому же неплохим слогом. В девятом классе он даже в конкурсе победил. Хотя у него имидж крутого парня, на самом деле интеллектом он отнюдь не обделен.
– Не помню: я уже говорил, что бросил это дело, потому что все равно нет таланта?
– Талант не главное. Я теперь считаю, что куда важнее усердие.
– Очень на тебя похоже, Кадзуя.
– А то! – Он рассмеялся.
Я сразу вспомнил, как он прямо так и написал в выпускном сочинении средней школы, что метит в писатели. Как жаль, что этой мечте не суждено сбыться…
В средней школе он ходил в футбольную секцию. Уже в седьмом классе попал в основной состав и даже заслужил футболку со звездным десятым номером. Я думал, он и в старших классах продолжит заниматься спортом, а он вместо этого организовал литературный кружок. Я, конечно, удивился, но раз он решил, что пойдет в писатели, то остается только снять шляпу перед его целеустремленностью.
– Я вот думаю прогулять, – пробормотал я.
Жаль, конечно, портить человеку настроение, но разве не глупо тратить время на кружок, когда жить тебе осталось меньше трех месяцев? Это, кстати, в равной степени относилось и к нему.
– Ну ты чего? Мне будет неловко один на один с новым членом клуба! Приходи. Я думал: как хорошо, что нас теперь не закроют. А если ты бросишь, то какой тогда смысл?
Ах да, он и правда вчера что-то такое писал. Вылетело из головы совершенно.
– Надо же, чтобы тебе – и неловко? Это кто к нам прибился?
– Куросэ из класса «Д». Про характер толком ничего сказать не могу, – замялся с ответом Кадзуя.
Когда такое говорит человек, который сразу и ко всем находит подход, значит, и правда кто-то загадочный.
Я пока и собственных одноклассников не всех по именам запомнил, а ребят из других параллелей и подавно не знал.
Остаток дороги прошел как обычно. Кадзуя без умолку трещал, а мой взгляд постоянно возвращался к цифрам над его головой, поэтому я старался смотреть не на него, а в окно, только поддакивал время от времени и что-нибудь вежливо переспрашивал. И вот мы добрались до школы.
Я опять все занятия читал. Начал детектив, по мотивам которого весной собирались выпускать кино, и закончил его к середине третьего урока. Звонок прозвенел еще до того, как у меня в душе окончательно улеглись впечатления. Когда начался четвертый урок, мне еще не хотелось приступать к следующей книжке, поэтому я продолжил смаковать послевкусие.
Да, фильм по такому сюжету очень хочется посмотреть, но я уже не дождусь весны. Собственно, даже зиму не переживу. Пожалуй, обиднее всего именно то, что не посмотрю экранизацию.
Но вот уроки закончились, и мы с Кадзуей отправились в кабинет, выделенный под наш кружок.
Наш школьный комплекс состоял из трех корпусов: главного, северного и южного. Литературный кружок занимал самый дальний кабинет – на третьем этаже южного корпуса. Он не соединялся с главным напрямую, поэтому приходилось тащиться через улицу.
По дороге мы болтали ни о чем. С нашим кабинетом соседствовал фотокружок, а к нему, в свою очередь, примыкала лаборатория оккультных исследований. В коридоре висела такая тишина, что откуда-то издалека даже доносилась гитара – думаю, с репетиции поп-группы.
У нас по центру кабинета стояло шесть парт, а у дальней стены – стеллаж, набитый книгами. Нас никто не ждал. Кадзуя сел за один из столов и вытащил из сумки маленький ноут.
– Будешь писать?
– Ага. Хочу податься на конкурс, а там заявки заканчивают принимать в ноябре.
Я выбрал со стеллажа книгу поинтереснее и устроился за партой по диагонали от друга.
– О чем пишешь?
– Главному герою с суицидальными наклонностями предсказывают, сколько ему осталось жить. Все начинается с того, как он радуется, что теперь не надо самому ничего делать, чтобы умереть, – объяснил Кадзуя, не отрывая взгляда от экрана и не прекращая печатать. Он вздохнул.
– Вот как? И что в итоге?
– Пока не решил.
– В смысле? Разве такие вещи не продумывают до начала работы?
Кадзуя мне сам рассказывал, что сначала надо составить общий сюжет и прописать фабулу. Мол, иначе книга рассыплется.
Почесав в затылке, он ответил:
– Обычно да, но времени мало, так что я решил додумывать на ходу.
– Ого. Запаришься ты с этим.
– И не говори.
Больше он не проронил ни слова и молча печатал дальше. Я принялся за чтение. В кабинете шелестели страницы и стучали клавиши.
Но спустя всего несколько минут приятную тишину прервали. Распахнулась дверь, и на пороге выросла девушка с длинными волосами, такая худая, что внимание невольно притягивали острые коленки, торчавшие из-под клетчатой юбки. Ее глаза тут же впились в меня.
– Извините… У нас тут литературный кружок, – объяснил я девушке, которая не спешила отводить взгляд.
Спустя несколько мгновений она бросила только: «Знаю» – и села на место в углу.
– А! Ты, видимо, наша новенькая? Куросэ-тян[6], это Арата, мой одноклассник и друг детства. – Кадзуя, видимо, заметил мой недоуменный взгляд и беззаботно представил нас друг другу.
Я был совершенно сбит с толку, потому что ни секунды не сомневался, что новый член нашего клуба – парень.
Наши с Куросэ взгляды встретились, и она кивнула:
– Маи Куросэ. Приятно познакомиться.
– Арата Мотидзуки. Взаимно.
После обмена минимальными любезностями она достала из сумки книгу, обернутую в дополнительную обложку, и углубилась в чтение.
Так что теперь мы занимались каждый своим делом уже втроем. Кадзуя буравил взглядом монитор, мы с Куросэ читали. На самом деле атмосфера в кружке мне показалась неожиданно уютной и я неплохо провел время.
– Все. Сегодня больше не пишется, – наконец прервал молчание Кадзуя.
Он закрыл ноут, лег на парту и уснул.
Сразу после этого новенькая тоже закрыла книжку и поднялась.
– На сегодня пойду.