– Здесь – постройки нового времени, казармы охраны, – как гид, объяснял белогвардеец. – Шпиль в стороне – казарменная церковь.
– А более древние?
– Впереди, в полумиле от нас – круглая башня, построенная при Корделе. Она служила карцером для жандармов, которые хлебнули лишнего в увольнительной.
– Замок Эремит – рядом с ней?
– Восточнее, милях в полутора.
– Надеюсь, мы посетим его.
– Насколько позволят заросли. Ваше одеяние там может пострадать.
– Вы лицезрели коллекции Его Высочества? – сменил тему князь Мосекки.
– М-м-м… Мельком. Когда кабинеты искусств опечатывали после отъезда принца. Теперь он командует округом, вряд ли сможет часто бывать здесь.
– Впечатляющее собрание?
– Да, сотни предметов, в том числе античных. Но, по слухам, её видели немногие. Собрание личное, не для показа.
– Попадался ли вам артефакт в виде обломка плоского кольца? Пепельно-золотистый металл…
– Не припомню. Кажется, нет. Ваша светлость знакома с каталогом коллекции принца?..
– …или такая вещица? – пропустив вопрос мимо ушей, князь жестом фокусника извлёк из-под складок халата и предъявил капитану небольшой сально-белый камень, выпуклый и покрытый резными знаками, а по бокам огранённый. То, как он держал предмет кончиками пяти пальцев, живо напомнило лейб-капитану жест на портрете.
– Увы.
Их бегом нагнал запыхавшийся ефрейтор, откозырял:
– Ваше благородие, зовут на телеграф. Срочная депеша из столицы!
– Вынужден вас покинуть, князь. Служба! Я пришлю вам в провожатые поручика, а пока удовольствуйтесь обществом нижнего чина. Братец, покажи гостям башню, а затем идите в сторону Нырища.
«Интересные люди Бургон посещают, едва принц уехал! – усмехался капитан про себя, быстрым шагом направляясь к дворцу. – Ей-богу, профессор как в воду смотрел… Пусть высокий гость катит, куда пожелает, но телеграмму о нём отбить стоит. Разрази меня гром, но его цацка чертовски похожа на… Тьфу ты, и я верю?»
Но ждала капитана не депеша, а смущённый и растерянный телеграфист, недавно встреченный в аллее:
– Хоть не моё это дело, ваше благородие, всё-таки я должен доложить…
– Говори короче.
– С тем заморским павлином шёл парень… Конечно, в штатском опознать трудней, если всегда видел в форме, да очки вдобавок…
– Знакомый?
– Из жандармского полка, служил здесь. Сбежал, как прочие. Он медиум, был вещуном у принца. Звать его Ларион Кар. Бастард, курильщик мака. Вроде бы, сын кавалера из Красного царства, по фамилии Каран… Карам…
– Карамо?
– В точности! Именно так, ваше благородие. Я виду не подал, но потом сразу за вами послал.
– Благодарю за службу, – в знак одобрения хлопнув телеграфиста по плечу, лейб-капитан вышел со станции, на ходу доставая вызывной свисток. С крыльца, набрав воздуха, он высвистал сигнал «Дежурный караул – ко мне!»
Князь-чужак с антикварными плутнями – одно, а приближённый Цереса – случай государственной важности, повод вспомнить про «Слово и дело императора». На сей счёт есть устное предписание. Исполнить его – прямой долг подданного, чести не в ущерб.
– Ребята, – негромко заговорил капитан, обведя солдат глазами, – быстро взять из каптёрки велосипеды вестовых, плюс один мне. Ехать тихо, не звоня. Где спешиться, я дам отмашку.
«Надо простить профессору хоть половину басен и кощунств – в главном-то он оказался прав! Ай да дедок, глубоко понимает… Не сам Карамо, так его байстрюк явился вокруг Нырища пошастать… И раньше тут живал – приглядывался, что ли? Да вещун вдобавок! Выходит, наш светило-археолог смолоду с колдовками водился… Отчаянная голова! Ну, лихого красного рубаку во всём видно – что в бою, что в интрижках…»
Рассеялись чахлые облачка, послеполуденное солнце стало припекать, и экскурсанты скрылись от него в тени невысокой развесистой тёмно-зелёной липы, усеянной желтоватыми цветками. Здесь, под веяние нежного сладковатого аромата, белогвардейский поручик продолжил свой вдохновенный рассказ, наскоро сотканный из балаганной трагедии и нянюшкиных сказок.
– Когда безумства принца превзошли терпение отца, – артистично разводя руками, витийствовал он перед гостями, – из столицы выступили мушкетёры, чтобы занять Эремит. Но Кордель запер врата замка изнутри и велел стрелять в каждого, кто приблизится к стенам ближе, чем на полсотни мер. Там, где мы стоим, не было ни лип, ни дубов – только эспланада, открытая пулям и ядрам. Гремели выстрелы, грохотали орудия – царил ад кромешный! Сделав высокие катки из хвороста, мушкетёры и минёры подбирались к замку…
Его жесты указывали в непролазные кусты. Среди зарослей одиноко возвышался обломок стены из песчаника, обвитый диким лаковым плющом.
Позади слушателей поручика беззвучно возник лейб-капитан. За ним, мерах в пятнадцати, замаячил солдат с винтовкой на плече. С ироничной улыбкой послушав речи поручика, капитан тихо спросил:
– Ларион, зачем вы назвались чужим именем?
Парень в синих очках обернулся куда резче, чем следовало, а офицер продолжил, обращаясь к князю Мосекки:
– Полагаю, вашу светлость ввели в заблуждение. Этот молодой человек не тот, за кого выдаёт себя.
– Белая гвардия играет роль полевой жандармерии? – насупившись, нехорошо усмехнулся тонколицый парень.
– Куда деваться, раз жандармы дезертируют, – легко парировал капитан. – Напрасно горячитесь, вам ничто не угрожает. Приглашаю пройти со мной и дать кое-какие объяснения.
– Мой полк расформирован двадцать третьего полевика, неделю назад. Я заочно уволен со службы, мне объясняться не в чем.
В то время когда они препирались, князь спросил недоумевавшего поручика так, словно рядом ничего особенного не происходило:
– Ты женат?
– Помолвлен, – растерянно брякнул тот.
– Если хочешь обрести счастье в семье и увидеть лица своих детей, отойди к тому воину, что стоит с ружьём вдали, – с этими словами князь показал ему из-под полы пистоль с необычно широким стволом и взведённым курком. Убить из ракетницы с близкой дистанции – запросто. Кивнув, поручик начал отходить бочком, безотчётно и нервно двигая правой рукой у кобуры.
– Из уважения к вашему славному отцу я… – неосторожно сказал капитан.
– Да ешь его дьяволы! – вскричал парень в ярости, выхватив скрытый под сюртуком револьвер. Один за другим грянули два выстрела. Как подкошенный, повалился лейб-капитан – пуля пробила ему бедро. Схватившись за простреленный бок, поручик рванулся бежать, но рухнул, сделав дюжину шагов, и со стоном согнулся на траве. Наблюдавший издалека солдат заученно сорвал с плеча винтовку, опустился на колено и прицелился. Ларион шарахнулся, князь Мосекки ступил в сторону – отщеплённые пулей, от липы брызнули кусочки коры. За кустами раздались частые тревожные свистки, хруст ветвей.
Князь выпалил вверх – сигнальная ракета взвилась над парком, сияя как магний фотографа, шипя, разбрасывая искры и издавая далеко летящий пронзительный вой.
Выстрел за выстрелом опорожняя барабан, Ларион вынудил солдата залечь и быстро, как ящерица, отползти под прикрытие ветвей. Сам он с князем укрылся за липой.
– Беги, Мосех. Я прикрою, – бросил парень, спешно перезаряжая револьвер.
– Ларион, мне мила твоя верность, но прибереги её для другого случая. Я тебя на растерзание не брошу. Но чем-то жертвовать придётся… Положи ладонь на ствол дерева.
Сам он достал сально-белый амулет, подышал на него и прижал к липовой коре, шепча губами у самого камня:
– Мы – два – близко – защита. Другие – вокруг – атака.
К изумлению Лариона камень вмялся в ствол, словно в глину, и бесследно исчез.
После чего бритоголовый потянул парня за собой:
– Теперь – уходим. Вместо погони им будет, чем заняться.
Оглянувшись на бегу, Ларион заметил нечто странное.
Низко в небе, прямо над местом, где они только что прятались с Мосехом, мутилась невесть откуда взявшаяся серенькая тучка – пухлая, круглая как подушка-пуфик, похожая на линзу. Из тучки в липовую листву, волнисто колеблясь, спадали беззвучные оранжево-красные молнии, тонкие словно нити.
А липа…
Крона цветущей липы тряслась и раскачивалась, хотя соседние с ней деревья едва шевелили листвой под лёгким ветерком. От покинутого ими места доносился глухой скрип и тягучие нелюдские стенания. Вслед прозвучали выстрелы из револьвера – должно быть, раненый капитан нашёл силы достать оружие, но… в кого он целился?
– Солдаты! Ко мне! – хрипло взывал лейб-капитан, бледный как призрак. Оставляя кровавый след, он полз, опираясь на одну руку, палец другой давил на спусковой крючок, а боёк уже щёлкал впустую, гильзы в каморах были пусты.
Перед ним из земли выдиралась ожившая липа. Её нижние сучья взмахивали и шевелили ветками, верхние пригибались вниз, земля у ствола и вокруг вспучивалась, обнажая лохматые, в комьях налипшего грунта, боковые корни. Утробно хрустнуло – раскачиваясь, липа сломала державший её стержневой корень, приподнялась на разлапистых боковых. Кора на дереве трескалась, источая частые капли пасоки. В тряске с ветвей осыпались цветы, от взрытой земли и лопнувшей коры шёл пар, словно дерево разогревалось в движении. Как морской пульп на восьми ногах, оно медлительно и безобразно зашагало на расставленных корнях, вслепую нащупывая добычу ветвями-руками.
«Профессор был прав целиком. Во всём, – билось у капитана в висках. – Живое… оно живое… Это правда. Чёртово Нырище, зачем его до глубины не срыли?! Тут порча обитает! Кордель, потом кроты – вся земля кругом заражена! Кто в нечистом замешан, тот летит сюда на запах…»
– Спасайте поручика, – выдохнул он, едва его с двух сторон подхватили подмышками. – Остановите эту тварь!
Приказать легче, чем исполнить. Пули впивались в липу, но не ранили её. Трое отважились проскочить, уворачиваясь от корней, вонзили в ствол штыки, но сучья подхватили их и расшвыряли как бумажные фигурки. Стреляя и перекрикиваясь, солдаты бегом кружили на безопасном расстоянии от безглазого многорукого чудища, а липа упорно двигалась скрипучим шагом, пытаясь сграбастать человечков, смять, изломать и отбросить. На свист тревоги сбегались все, кто мог, но числом липу не одолеть. Кричали «Картечницу сюда! Нет, реактивную пушку! Вызвать пушку с расчётом!» Гнаться за беглецами было некому и некогда.