Я задумался. Ещё и о том что если бы она дала мне право выбора первых двух даров, мы бы тут застряли надолго.
Не играть по их правилам.
- Это всё? Лераэ, спасение умирающих - это не моя забота, как и штопанье дырок, не важно магическим спсособом или с помощью шила и ниток. Еду я привык добывать себе сам. А на лицо можно накинуть маску. Есть что-нибудь чего я не умею? Например, я не умею исцелять. У меня плохо с общением. Не могу видеть в темноте. Летать я тоже не умею, но как то и без этого обхожусь.
Лераэ кивнула, вид у неё был крайне удовлетворенный и довольный.
- Прагматично. Чтож, я могу обучить тебя исцелять даже раны от моей стрелы. Могу научить, как очаровать смертных. Могу сделать твои глаза видящими не только в темноте, но и сквозь иллюзии и маски. Что выберешь?
Сразу две мощные способности вместо того шлака что был в предыдущий раз. Исцеление и сверхзрение. Первое поможет исцелить себя если получу рану. А второе может помочь вообще не получить рану.
- Лучнику нужно хорошее зрение, - чуть кривовато усмехнулся я.
- Прекрасный выбор, Торан, - Лераэ коснулась моих глаз.
А я-то думал что то чувство в животе было болью... Я заорал так, словно душа вырывалась с мясом сквозь горло, которое тут же начало саднить. Мне показалось что мои глаза выжег огонь, и этот огонь пролился прямо в череп, а из него стек по позвоночнику до кончиков палец, поджигая каждый нерв. Так себя чувствуют грешники в аду?
Это длилось секунду, я не мог ни о чем думать, а когда всё закончилось я просто рухнул на пол, мелко дрожа. По лицу градом катил пот, мыслей не было, я просто лежал и смотрел в никуда. В поле зрения были стройные ноги демонессы, не вызывающие абсолютно никаких эмоций.
- Теперь ты можешь видеть, - констатировала Лераэ.
И я видел. В хижине больше не было темных уголков, но меня это не волновало. Я мог видеть. И дышать. Это великое счастье, просто дышать. Если каждый раз Лераэ будет устраивать для меня такие пытки, я попросту буду бояться её вызвать. Предвкушение и ожидание боли уничтожат меня. Возможно так ученики проваливают испытания, так они сходят с ума...
- Ты сам этого хотел, - после паузы сказала Лераэ. - кто не стремится к большему- не обретет большего. Кто не готов пожертвовать чем-то ради силы - не достоин этой силы, по большей части.
- Стрелы такой боли не вызывали, а это довольно сильная штука, - возразил я.
- Ты пока не познал этой боли, - парировала Лераэ. - Самую сильную боль и самые незаживающие раны причиняет любовь. Мои стрелы - это она и есть. Моя любовь.
Я вспомнил виденную в храме фреску с херувимчиком, стреляющим из лука в сердца влюбленных. Говорят, силы демонов - это извращенное и чудовищное отражение сил ангелов. Походу так и есть. Какое чудовищное оружие в моих руках. Вместо меня эту боль будут испытывать другие. Так что всё по честному.
Но вот что касается её последней фразы- её тоже следовало обдумать.
- А как мне тогда заживлять раны нанесенные этими стрелами? - спросил я.
- Проявить сострадание. Оно у тебя имеется?
Ну, если учесть, что на кроликов я смотрю как на еду, а на людей как на угрозу...
- Время покажет. Я благодарю тебя, царица Лераэ, за твои дары, они действительно сделали меня сильнее.
- Значит пора прощаться, - кивнула она. - Ты мне тоже нравишься, Торан.
И она, шагнув назад в круг, словно сквозь землю провалилась.
А я остался в своей хижине. Четыре стены, наполовину из земли, наполовину из сплетенных и обмазанных глиной веток, крыша из уложенного на плотно уложенные тонкие ровные ветки дерна, маленькая глиняная печка в углу, покрытая шкурой небольшая возвышенность-ложе у стены, чурбан-стол возле неё, колышек на стене, с висящим на нем луком и колчаном стрел, выемка с топором, кухонной утварью и ножом, и всё.
Я вышел наружу, откинув полог, прикрывающий вход. Природа не обратила внимания на мои вопли, где-то чирикали и стрекотали птицы, на ветке сосны обнаружилась что-то глодающая белка, тряска в руках и ногах наконец утихла, и я посмотрел в гримуар, намертво стиснутый в ладони. Теперь у меня есть сила.
- С какой бы уебищной гниды начать... - пробормотал я. Коллег по цеху чернокнижников трогать пока было рановато, требовалось узнать о них больше, а других пристойных целей для Стрелы Лераэ пока что не находилось. Возвращаться в деревню, где я похоронил ведьму, не хотелось. Значит нужно двигать в город. До него примерно неделя пути, из неё пару дней уйдет чтобы добраться до тракта - места у нас тут глухие, три деревни, дороги от которых смыкаются в одну в дне пути, дорога следует вдоль реки, и перекресток как раз возле паромной переправы, чертов барон так и не построил мост, хотя и обещал. Переправа стоит денег. Так же нужны деньги на еду и кое-какое снаряжение.
Я дошел до небольшого озера, в котором водилась неплохая рыбка, и взглянул на своё отражение, больше всего боясь, что мои глаза стали подобным глазам Лераэ. Пронесло, на вид обычные. Однако видок у меня будто я увидел смерть, хотя впрочем оно почти так и было. Умывшись, я вернулся в хижину и развалившись на ложе и задумался.
Почему я искал битвы с какими-нибудь подонками - ответ в сущности простой. Это нужно для приведения в соответствие желаемого и реального. По своей натуре я не желал быть грушей для битья, но в силу от рождения данных мне физических качеств, ничем иным я быть не мог. Я мог огрызаться, кусаться, лягаться и пытаться наносить удары - но это всё равно что бить стену. Выкручиваться мне удавалось только благодаря усталости врагов. Они тупо задалбывались меня бить и бросали. А я потом где-нибудь отлеживался, не в силах пошевелиться от боли, а потом едва не теряя сознание от голода шел ссать кровью. Такое положение дел меня категорически не устраивало, и я добыл себе нож. Стало легче. Удивительно, как отрезвляет некоторых перспектива быть выпотрошенным. Она же привлекает внимание стражи.
В деревне стражников всего шестеро, и пока трое патрулируют дорогу, остальные квасят в кабаке. Жалование у них хорошее, позволяет жрать от пуза и пить в три горла. От того такие кабаны и вымахали. Формально они подчиняются старосте, но на деле по большей части делают что хотят. Из шестерых двое - старые ублюдки, остальные - молодежь, стремительно постигающая науку щупать девок и бить приезжих - они иногда проходят через деревню в сторону города и обратно. А когда ярмарка - так и вовсе в деревне появляется куча народа. Ярмарки я люблю, хоть и ни разу на них не был. Возвращающиеся рассказывали про рыцарские турниры, про обилие товаров, про яростный торг, про вино рекой...
А у нас - церквушка с приютом, кабак, пара лавок и казарма. Я иногда задавался вопросом - почему наши стражники такие гнилые. И пришел к выводу, что это потому, что в наших краях безопасно. Сельчане выращивают урожай, денег в обиходе мало, разбойникам поживиться нечем. Охотники выскребли крупного зверя ещё до моего рождения, новый пока не заходит. Казалось бы, живи и радуйся, строгай детишек, люби весь мир, но нет - начинается гниение. Человек человеку - волк, и всё такое. Не обманешь - не поедешь и так далее. И эту мораль с младых ногтей вбивают в головы каждому. И даже сердоболие у них лицемерное, показное. Не было у меня чувства благодарности к тем, кто делился со мной хлебом, потому что это делалось на показ, а потом бабки долго перетирали какой-де некто добрый человек, милосердный прям идеал верующего. Дать хлеба и помацать булки - это у них воплощение добра, ага.
Ненависть. Восхождение и падение ведьмы началось с ненависти, с ненависти адресной. Моя же ненависть слепа, ведь мне не нужно видеть цель - куда не ткни, попадешь в подонка. Быть может, всколыхнуть это болото? Вырезать всю эту поганую деревеньку к чертям собачьим, и посмотреть что будет?
- А сила-то развраща-ает, - протянул я, обдумывая эту мысль. Когда у человека появляется топор, всё вокруг превращается в деревья. Возможно как-то так и гибнут молодые последователи, живя коротко, но ярко. А потом приезжают жрецы-паладины и после трибунала с пытками определяют идиота на костёр.
Вместе с тем, какое-то странное чувство вызывали слова Лераэ. И настало время их обдумать.
Она сказала что я буду бояться боли и смерти, возжелаю женщин и богатств. Было ли это предупреждением- учитывая кликуху, которую она мне дала? А ещё её слова о стреле. Что незаживающие раны наносит любовь. "Ты мне тоже нравишься". Брр, если её любовь подобна тому что я перенес когда она меняла мне зрение - то мне повезло что я ей всего лишь нравлюсь. Но её любовь, получается, тождественна моей ненависти. А как она сказала исцелять раны от этих стрел? "проявить сострадание". Выходит ей самой не чуждо сострадание?
Сегодня она прощупывала пределы моей прочности и нашла их, по видимому, удовлетворительными. А я, узнав какие-то крохи о своей новой наставнице, ещё не успел прощупать её в ответ. Ну и стоит ли это делать? Общение с ней приведет к боли. Но, блин, как же она красива...
Царица Лераэ... Я бы солгал если б сказал, что меня не охватывал жар в те мгновения когда она улыбалась, что я не пялился на её вздымающуюся от дыхания закованную в золотистую ткань грудь, не съедал взглядом её ноги. Ради честности с собой - я возжелал её в тот же миг что увидел. Но часто получая по роже за такое, был сдержанным и пытался отвлечься, и вроде бы даже у меня получалось. Настолько, что она сказала что я холоден.
В связи с этим у меня возникла новая проблема -действительно адский стояк.
Глава 2: Познание чувств
Чем ниже падает нравственность и достоинство в народе, тем сильнее старается он доказывать свое превосходство перед другими, унижая их.
«Таис Афинская»
Дремолесье... Долбаная, осточертевшая деревня вновь предстала пред моим взором в сгущающихся сумерках, и я отметил, что новое зрение позволяет видеть куда лучше и даже дальше. Как будто тени блекнут и выцветают