Тысяча и один день — страница 30 из 46

– Может быть, еще не поздно начать предохраняться? – осторожно спрашиваю я.

Печальная улыбка мне в ответ:

– Возможно, уже поздно.

– М-да...

Что я могу еще сказать, ну что?

Мычать – могу.

А сказать нечего.

И грызущий червячок в сердце. Голодный, жадный, шустрый. Проедающий насквозь.

– Я хочу, чтобы ты знал одну вещь, – вполголоса говорит Марджори. – С твоим предшественником я предохранялась. Только не вообрази о себе невесть что...

Сглотнуть слюну – словно выпить стакан жидкого огня. Жжет.

– Спасибо, Мардж...

– Не за что. Мои проблемы, мои решения. Моя дурь. Справлюсь. Не бери в голову. Можешь считать это приказом.

– Постараюсь...

– Я кормила их грудью, обоих своих малышей. – Глаза Марджори все-таки увлажняются. – Конечно, я знала, что совершаю ошибку... но Тим, ты никогда не сможешь понять, какое это наслаждение! А потом, когда мне пришлось отдать того, первого, я пришла домой, в большую пустую квартиру, заперла дверь на все замки, легла на постель и наглоталась барбитуратов... Каким-то чудом я осталась жива, так что никто ничего не узнал и не заподозрил. Теперь знаешь ты.

– Спасибо тебе, Мардж... А второй?

– Я оттягивала вторую беременность, сколько могла, но ведь мы, люди, обязаны произвести на свет минимум двух младенцев... И потом, всегда есть надежда родить девочку. Когда я узнала, что будет мальчик, сначала чуть с ума не сошла, пришлось даже сходить к психотерапевту. Потом... потом примирилась. И отдала второго сына гораздо легче, чем первого, только потом какое-то время сильно пила... Ничего, справилась сама.

– Как?

– Стала делать карьеру. Мне хотелось быть независимой... хоть в чем-то.

– По-моему, ты этого добилась.

– Разве? Ты знаешь, что стало с твоим предшественником?

Киваю:

– Его вышвырнули в космос живьем через ракетную шахту. Говорят, по твоему приказу.

Глаза Марджори сужаются. Сейчас она похожа не на несчастную мать – скорее на большую хищную кошку. Может быть, пуму.

– Все правильно, такой приказ был. Передо мной положили лист бумаги, я подписала.

– Ну вот...

– Ты не все знаешь, – мурлычет Марджори. – Его выкинули в космос в скафандре с хорошей теплоизоляцией и запасом воздуха на пять часов. Он не погиб от декомпрессии и не замерз в сосульку, что в общем-то тоже было бы легкой смертью. Ему оставили радиосвязь, он пять часов умолял выслать за ним спасательную шлюпку...

– Тебе приятно об этом рассказывать?

– Я еще не все тебе сказала. – Марджори странно улыбается, и до меня не сразу доходит, что она сдерживает судорогу лицевых мышц. – Его вышвырнули, а меня заставили сидеть и слушать его мольбы, его рыдания, потом хрип... Как назло, в тот день на Юпитере не было сильных гроз, и слышимость была превосходной. А самое страшное наступило, когда я не услышала ничего, кроме незначительных помех. Почти полная тишина, понимаешь?

Она зло оскаливается, прежде чем крикнуть:

– Я не хочу испытать это еще раз! Не хочу!

– Думаю, и не придется. До начала операции я в любом случае доживу, а умирать в драке не так страшно. Когда начнется, можешь послушать мои грязные ругательства, я не против.

– Послушаю. – Марджори кивает. – А ты вбей себе в голову: я справилась тогда – справлюсь и сейчас. Твоей вины передо мною нет, а с законом разбирайся сам. Если ты останешься живым... у тебя могут быть проблемы. Очень большие проблемы. Но это твои проблемы, а не мои. Выкручивайся сам.

– Ничего со мной не случится, – успокаиваю я, как будто Марджори в самом деле тревожится обо мне, а не о себе. – Я ценен.

– До боя – да, никто тебя не тронет. А после? Если вдруг Первоматерь сотворит чудо и ты выполнишь задание, сохранившись в виде тела, а не квантов? Ты об этом не задумывался?

– Думаю, еще пригожусь.

Я лгу, и Марджори клюет на ложь:

– Ты в самом деле вообразил, будто, кроме тебя, больше некому? Я думала, у некоторых эксменов все-таки есть мозги... Так слушай: Третья эскадра на Церере наполовину укомплектована пилотессами-людьми. Понял? Думаешь, нет настоящих людей, согласных драться? Были бы шансы. Твоя попытка нужна лишь как пробный камень, как эксперимент: получится – не получится, а если не получится на Ананке, то какие выводы надо сделать, чтобы получилось на Церере. Уразумел теперь?

– Вполне. И все же...

Договаривать ни к чему – пусть госпожа вице-адмирал полагает, будто туповатый эксмен-уникум искренне верит обещаниям Департамента. Ставлю десять против одного, что она обязана регулярно докладывать наверх о моем текущем умонастроении и подозрительных контактах, и три против одного, что она посылает самые благоприятные для меня донесения, – однако береженого бог бережет. Богиня то есть, Первоматерь Люси.

Как-то обошедшаяся без Первоотца.

Даже Мама Клава знала, как с нами надо обращаться. Не так уж это трудно – поигрывая кнутом, изредка показывать пряник. Нам и позволяют резвиться, ловить крошки пряника, но за нами бдительно присматривают. На Земле, наверное, прочитывается половина всей тайной корреспонденции, связывающей региональные центры подполья с низами и между собой. Вполне достаточно. Для полного контроля наших намерений властям хватило бы и двадцати процентов.

Вот только намерений-то и нет. Мы разобщены и растеряны. Мы не знаем, чего хотим.

И мне не бывать пророком: я знаю лишь то, чего хочу я.

Ничего нового Марджори мне сейчас не сказала – этот кусочек смальты я вставил в мозаику уже довольно давно. Безусловно, я не панацея от беды, а лишь эксперимент. А зачем она мне это говорит – вопрос. Неужели все-таки переживает за меня хоть чуточку?

Трудно поверить – но все возможно. В большом мире больше исключений, как выражалась Иоланта Сивоконь.

Но какое мне дело, в конце концов? Проблемы Марджори – это проблемы Марджори, как и было сказано, а мои проблемы так и останутся моими. Если останусь цел и выцарапаю маму из лап Департамента – увезу ее в самый глухой угол в тайге или горах, подальше от настоящих людей. Приживемся в патриархальной общине, будем крестьянствовать, заведем маленькую табачную плантацию для людей с проклятыми атавизмами прошлого и обязательно корову... надо будет попытать Мустафу Безухова, чтобы объяснил подробно, как их, черт возьми, доят...

Но первое дело – бой, он же операция «Эгида», каковое кодовое название было бы тождественно «Щиту», не будь оно женского рода. Подробнейшая диспозиция, как перед Аустерлицем. Три волны атаки.

Марджори привстает на локте:

– Ты так и будешь тут лежать?

– А? Нет, уже ухожу.

– По-моему, я тебя не отпускала.

Ах, вот оно что. Мало мы накувыркались, естество не удовлетворено достигнутым. Ну, это мы поправим...

Но Марджори, оказывается, имеет в виду не только секс. Как-никак она комендант базы и командует эскадрой... хотя бы номинально. Личная жизнь – в промежутках.

– Говорят, ты что-то пишешь в личное время? – жестко прищурившись, интересуется Марджори. – Мемуары, что ли? «В постели с вице-адмиралом», надо думать?

– Кто говорит?

– А это не твое дело.

– Ну, им виднее, наверное. Может, у тебя и выдержки есть? Дашь почитать?

– В Департаменте тебе дадут, – мрачно пророчествует Марджори. – Лучше уничтожь.

– Как скажешь. Но вообще-то там нет ничего такого... просто мысли о том о сем.

– Тем хуже. Уничтожишь?

– Подумаю.

– Не затягивай этот процесс. Как настроение личного состава? – внезапно меняет тему Марджори.

– Хм. Разве я обязан тебе об этом докладывать?

– А разве нет?

– А разве да? Расспроси своих стукачей – или у тебя их не имеется?

– Тим Гаев!

Металл в голосе. О, это уже интересно! Забавно будет, если она поставит меня нагишом по стойке «смирно». Сама бы облачилась для начала.

Нет, не могу я измываться над Марджори, не могу и не хочу, хоть убейте. Тем более что истина, какой я ее вижу, вполне успокоительна:

– Да нормальное настроение, нормальное, деловое. Между нами говоря, сам удивляюсь. Старожилы, как всегда, на высоте, новички стараются. А в чем дело?

– Послезавтра прибывает Присцилла О’Нил...

Ого! Я тоже привстаю на локте. Сама госпожа главнокомандующая объединенными космическими силами Земли решила наведаться к нам на Ананке за три дня до начала операции. Поинспектировать, стало быть. Накрутить хвосты. Взбодрить личный состав своим присутствием – начальство почему-то убеждено, что на боевой дух подчиненных это действует как нельзя лучше.

– ...так что сам понимаешь: собери старожилов, покумекайте. Порядок должен быть. Чтобы все блестело и бездельники по тоннелям не шлялись. Это в общих интересах. Я могу надеяться на тебя, Тим?

– Хорошо, я поговорю с ребятами. Сделаем. Надолго она к нам, как полагаешь?

– Хотела бы я это знать...

– Тебе-то какой смысл волноваться? Дальше Ананке не сошлют.

– Много ты понимаешь.

Интересно, чего это я не понимаю? Да унесет Марджори вовремя ноги с Ананке, как пить дать унесет гораздо раньше, чем постройки базы полыхнут, обратив двенадцатый спутник Юпитера в газ и оплавленный щебень. Согласно плану операции, кораблю вице-адмирала и трем боевым капсулам прикрытия, управляемым офицерами-пилотессами, надлежит находиться на периферии боя, им вообще не грозит соприкосновение с барьером. Максимум – понизят в чине за провал операции или, что вернее, за моральную недостаточность, – велика трагедия! А вот нам...

Никто не знает, каковы наши шансы в бою. Пока что имела место только одна стычка с противником, в которой мы потеряли три боевых корабля и платформу с гамма-лазером, сумев в ответ лишь обездвижить чужака на какое-то время. Наш противник не всесилен, хоть это немного утешает. И все же я очень удивлюсь, если «Эгида» увенчается успехом. Очень.

Особенно если следовать утвержденному плану операции. Ту штабную мыслительницу, что придумала атаковать барьер тремя волнами, любой из нас с большим удовольствием увидел бы в первой волне. Легко и приятно в спокойной, мирной обстановке рисовать стрелочки на трехмерной карте.