Вот как. Эксмен медведя поймал. «А он меня не пускает...»
– Зачем весь этот цирк? – кричу я. – Чтобы поймать меня в ловушку? И для этого ты пожег половину эскадры?! Почему нельзя было просто пленить любую капсулу? Почему в бою с нашей эскадрой участвовал ты один? Скажешь, не рисковал?
– Моя миссия особого свойства.
– Да? – Я безуспешно пытаюсь изобразить сарказм.
– Нашим подопечным нужен ты, а не кто-то другой.
– Почему?
– Ты медленно мыслишь, Тимофей Гаев. Подумай, чем ты отличаешься от других представителей твоего пола.
Понятно... Эксмен-уникум.
– Вы не владеете телепортацией? – пытаюсь угадать я.
– Владеют только самки.
Когда изнеможение прерывает мой истерический смех, она показывает мне картинки. «Она» – потому что живые корабли, способные преодолевать межзвездные расстояния, бывают только женского пола. Зато голос ее как был, так и остался низким баритоном – наверное, так ей удобнее.
– Шесть миллионов ваших лет тому назад...
Желтоватое солнце едва пробивается сквозь облачный покров. Темновато и мрачновато. По очень пологим склонам дюн ветер гонит песок. Кой-где укоренились низкорослые кусты, но не видно ни одного дерева. Растения предпочитают стелиться по земле. Наверное, планета в самом деле тяжела – корням нет смысла держать неподъемные стволы. Какие-то мелкие существа снуют возле растений; одни из них выкапываются из песка, другие закапываются обратно. Ни одной птицы в небе.
По склону дюны, руля лапами, скользит на брюхе существо покрупнее копошащейся в песке мелочи. Я улавливаю сходство с моим противником – почти такой же панцирь, такое же, только поменьше, полушарие головы... Работая лапами, существо держит в жвалах нечто вроде слабо шевелящейся лианы. Мелкие животные, брызнув врассыпную, стараются побыстрее зарыться в грунт.
Одно не успевает. Касание лианой – мелкая тварь дергается и замирает. Бросив лиану, крупное существо вонзает в добычу жвалы...
– Это наш предок, – поясняет корабль. – Наш общий предок с нашими подопечными. Высшая форма живой материи на тот момент.
Понятно. У нас примитивный гоминид, соплеменник Люси, подобрал подходящий по весу и форме камень и огрел им зазевавшегося бородавочника – их первопредок научился пользоваться стрекательной лианой. Аналогия.
– Три с половиной миллиона лет назад...
Картинка меняется. Да-а, за «отчетный период» местность успела измениться радикально: нет никаких сыпучих дюн, пологие холмы поросли карликовыми растениями, каких не было на прошлой картинке, и поросли очень интересно: в шахматном порядке. Квадрат с одним видом растительности, квадрат с другим. Корявые кусты чередуются с длинными плетьми, вроде тыквенных. По узкой тропинке между квадратами ползет Двускелетный. Агротехника, все еще примитивная, но уже отказавшаяся от выращивания монокультур?
– Переход к всеядности, развитие земледелия, – комментирует корабль. – Теперь два миллиона лет назад. Появление больших поселений, развитие ремесел, науки и промышленности...
На месте бывших полей раскинулся город с домами в один-два этажа. Очень много приземистых движущихся экипажей, изрыгающих сизый дым. Коптящие трубы. А вон та сверкающая четырехэтажная архитектурная доминанта – не то храм, не то газгольдер...
Картинка гаснет.
– Еще через тысячу лет наши предки сумели преодолеть притяжение нашей планеты и выйти в космос на примитивных кораблях, подобных вашим, – продолжает корабль не слишком веселым голосом. – Спустя три тысячи лет они уже могли достичь ближайших к нашей системе звезд. Несколько пустынных планет, как в нашей системе, так и в ближайших к ней, были преобразованы и заселены.
Мне кажется, что она тяжело вздыхает. Так ли повествуют о победах?
– Потом было открыто то, что вы, люди, называете Вязким миром, – сообщает она после паузы. – У нас он другой, мы не испытываем в нем неприятных ощущений, и время в нем течет иначе – по-видимому, свойства этого мира зависят от того, кто в него попадает. Телепортация оказалась недо-ступна особям мужского пола, а из самок лишь немногие научились телепортировать практически на любые расстояния, вплоть до межзвездных. Неравенство по способностям не только стимул к развитию, оно еще и источник боли. Между нами было много неурядиц и даже войн... В конце концов большая группа наиболее продвинутых особей покинула освоенные нашей расой планеты, с тем чтобы создать собственную цивилизацию. К тому времени мы уже умели размножаться без участия самцов и на-учились продлять жизнь каждой особи настолько, что необходимость размножения не являлась для нас первоочередной задачей. И мы действительно освоили несколько дальних планет, потомки первопоселенок населяют их и теперь...
Она замолкает. Молчу и я.
– Они одичали, – наконец сознается корабль. – Превратились в полуживотных. Миллион лет назад мы могли почти все, а чего не могли, к тому не стремились. Нашей целью было познание и увеличение собственного могущества. Мы преобразовали наши планеты в райские сады, мы постигли сущность вещей и явлений во Вселенной, мы, наконец, перестроили самих себя. Мало найдется мест в Галактике, где не побывала хотя бы одна из нас. Мы присутствовали при рождении пульсаров и проникали в атмосферы гигантских красных звезд, где расплавился бы вольфрам. Мы были счастливы и самодовольны... до определенного момента.
– А что случилось потом? – нарушаю паузу я.
– Мы потеряли цель и смысл существования. К чему стремиться еще, чего желать? Твоя раса, человек, слишком юна, тебе не понять этой пустоты... Она пришла не сразу, ведь Вселенная довольно велика. Еще тысячи лет мы странствовали от звезды к звезде, от туманности к туманности – пока не осознали, что нас становится все меньше и меньше. Иные из нас покончили с собой от разочарования, другие, примирившись, осели на пустынных планетах, пытаясь забыть о поисках смысла, многие разлетелись по Вселенной, ища в других галактиках то, что помогло бы им жить дальше, некоторые нырнули в черные дыры... Наконец, большая группа вернулась к давным-давно покинутой нами колыбели цивилизации – нашей и Двускелетных...
Почему-то я жду, что она вновь покажет картинку. Но она не показывает.
– Они почти не изменились внешне, – сообщает корабль, – но, подобно нашим сестрам, прозябающим в том, что осталось от райских садов, они потеряли большую часть активного когда-то разума. Они тоже достигли своего предела, не смогли его переступить – и пошел откат... Мы увидели несчастных паразитов, пирующих на остатках былого величия – смешного, на наш взгляд, – и ждущих только времени, когда придется уступить место более активной форме жизни. И тогда у нас впервые за тысячелетия вновь появилась цель...
– Стать няньками при убогих? – уточняю я.
– Мы предпочитаем иные термины. Но – да.
– Пробудить в них волю к жизни и разум? Взять «на борт» способных перенести телепортацию и учить их? Подменить свою цель ИХ целью – какой она должна быть?
– Да. Да. Да.
– И есть успехи? – ядовито осведомляюсь я.
Она молчит.
– Через миллионы лет ваша звезда и Солнце спокойно разойдутся в пространстве на расстоянии в десятки световых лет! У вас что, заповедник для дегенератов?
Молчание.
– Вам мало космоса? – шепчу я.
– Нам – достаточно. Но наши подопечные хотят иметь свои неприкосновенные владения.
«Хотят»... Щенки. Неразумные эгоистичные детишки. «Это моя песочница, а ты сюда не лазай, а то я тебя совочком...» Игроки в пограничную стражу. А может, даже дети, играющие в рыцарей, готовых смести железной лавиной толпу презренных сарацин, а кони их разумны, но слепо повинуются малейшим движениям узды и шпор, они привыкли повиноваться, они любят повиноваться, без всадников им нестерпимо скучно и одиноко... и что с того, что приказы всадников неразумны?
Разве добрая нянька обидит убогого разумом? Даже если убогий по неразумию сломает живое дерево?
А ведь уже вовсю ломает. Резвятся детки. Но можно, наверное, отвлечь их от игры новой игрушкой. Поманив, например, телепортацией – всеобщей, а не только для избранных...
– Ладно, – цежу я сквозь зубы. – Что будем делать?
– Я приму решение.
Браво!
– Тебе не кажется, что я тоже имею право голоса? – с неуместной угрозой в голосе осведомляюсь я.
– Нет.
– А каковы возможные варианты решений?
– Основных – три. Воспринять тебя как второго подопечного. Доставить тебя в нашу систему для изучения. Изучить здесь и ликвидировать.
Очень мило. Крыса-мутант. Интересный объект для вскрытия.
– Когда ты решишь?
– Не знаю. Я думаю.
– Покажи мне нашу эскадру, – прошу я.
Часть «стены» делается прозрачной. Солнце – яркая горошина. Правее и выше – россыпь медленно тускнеющих точек. Это не звезды.
– Приблизить?
– Нет, не надо. – Мотаю головой.
Они уходят. Часть Четвертой эскадры все же уцелела в бойне и теперь будет долго тащиться до Цереры. Ни пуха вам, ребята. А ты, Мардж, береги себя и то, что в тебе...
– Ты слушаешь меня? – обращаюсь я к чудовищу, внутри которого нахожусь. – Ну, я – ладно. Не о том спрашивал. Как насчет Земли?
– Ситуация доведена до сведения других особей, поддерживающих то, что ты называешь барьером. Принятие общего решения потребует значительного времени. Мы никогда не торопились, поэтому и успели так много.
– А если Земля сгорит раньше, чем вы примете свое дурацкое решение? – рычу я.
– Возможно, так и произойдет, – бесстрастно соглашается корабль. – Устранение проблемы избавит нас от необходимости принимать решение.
– А тебе не кажется, что ты сволочь?
Она молчит. Нянька не может быть сволочью. Любые ее действия по тетешканью неразумного младенца – оправданы.
Погано-то как...
Я сижу на мягком полу во внутренней камере живого звездолета и уже не знаю, что мне делать. По-прежнему три «же», и я бы лучше лег, но противно прикасаться всем телом к этому... к этой... Брезгливо как-то.