И ты, лиса, если и утратила силу, то не утратила, как я замечаю, своего коварства. Ибо ты хочешь при твоей беспомощности сблизиться со мной, вполне сохранившим еще благодаря милости Творца силу крыльев, зоркость глаза и твердость клюва. Поверь мне, не пробуй поступать со мной как воробей!
И лиса в полном изумлении спросила его:
— О каком воробье ты говоришь?
Ворон сказал:
— Слушай. До меня дошло, что один воробей находился на лугу, по которому проходило стадо баранов, а он спокойно рылся клювом в земле, следя за баранами, как вдруг увидел, что огромный орел низринулся на маленького ягненка и, схватив его в когти, унесся с ним куда-то вдаль. При виде этого воробей оглянулся на себя с необычайной гордостью, распростер насколько мог свои крылья и сказал себе: «Но ведь и я умею летать и могу даже унести большого барана».
И он тотчас выбрал самого большого барана, у которого была такая густая и старая шерсть, что на животе, где она была пропитана навозной жижей, сбилась в клейкую и уже гниющую массу. И воробей ринулся на этого барана и хотел поднять его, только и всего. Но при первом же его движении лапки его запутались в клочьях шерсти, и сам он оказался пленником барана. Тогда прибежал пастух и схватил его, вырвал перья из его крыльев и, привязав его за ногу на веревку, отдал его как игрушку своим ребятам и сказал им:
— Посмотрите хорошенько на эту птицу! Это один из тех, кто захотел, на беду себе, сравняться с сильнейшим. За это он и наказан рабством.
И ты, о дряхлая лиса, ты хочешь теперь сравняться со мною, раз ты имеешь дерзость предлагать мне свой союз. Полно, хитрая старуха, поверь мне, убирайся-ка поскорей!
Тогда лиса поняла, что отныне бесполезно пытаться надуть столь бывалого парня, как ворон. И в бешенстве она стала так сильно скрежетать зубами, что сломала себе большой зуб. А ворон насмешливо сказал ей:
— Мне, право, очень жаль, что ты сломала себе зуб из-за моего отказа.
Но лиса посмотрела на него с безграничным почтением и сказала:
— Вовсе не из-за отказа твоего сломала я этот зуб, но из-за глубокого стыда, что нашла птицу, которая меня перехитрила.
И, сказав это, лиса поспешила удалиться и спрятаться.
— И такова, о благословенный царь, — продолжала Шахерезада, — история о вороне и лисе. Может быть, она показалась тебе слишком длинной, но зато завтра, если только Господь продлит жизнь мою и если ты благоволишь дать мне разрешение, я расскажу историю прекрасной Шамс ан-Нахар и князя Али бен-Бекара.
И царь Шахрияр воскликнул:
— О Шахерезада, не думай, что эти рассказы о зверях и птицах не привели меня в восхищение или показались мне слишком длинными, напротив. И я не прочь послушать и другие в таком же роде, хотя бы для того только, чтобы извлечь из них полезное наставление. Но так как ты обещаешь рассказать мне историю, одно название которой кажется мне очаровательным, то я готов слушать тебя!
Но в эту минуту Шахерезада увидела, что занимается заря, и попросила царя подождать до следующей ночи.
А когда наступила
она сказала:
ИСТОРИЯ АЛИ БЕН-БЕКАРА И ПРЕКРАСНОЙ ШАМС АН-НАХАР
До меня дошло, о благословенный царь, что в Багдаде в царствование халифа Гаруна аль-Рашида жил молодой купец, чрезвычайно красивый собой и очень богатый, по имени Абальгассан бен-Тагер. И он, без сомнения, был самый красивый, и самый любезный, и самый нарядный из всех торговцев Большого базара. И главный евнух дворца избрал его, чтобы он поставлял для фавориток султана всевозможные ткани и драгоценности, в каких только могли они нуждаться; и особы эти вполне полагались на его вкус, и в особенности на его много раз испытанную скромность, которую он проявил неоднократно, исполняя их поручения. И он никогда не забывал предложить всевозможные угощения евнухам, приходившим к нему с заказами, и каждый раз одарял их сообразно положению, которое занимали они при своих госпожах. И вот почему молодой Абальгассан был обожаем всеми женщинами и всеми невольниками дворца, и даже настолько, что сам халиф наконец обратил на него свое внимание; и, увидав его, он полюбил его за его прекрасные манеры и за его красивое лицо, такое приветливое и такого ровного цвета; и он даровал ему свободный доступ во дворец во всякое время дня и ночи; и так как молодой Абальгассан кроме всех этих достоинств обладал еще даром пения и стихосложения, то халиф, для которого не было ничего выше красивого голоса и хорошей дикции, нередко приглашал его к своему столу для собеседования и чтобы послушать, как Абальгассан импровизирует стихи безукоризненного ритма.
И лавка Абальгассана была хорошо известна всем, кто причислял себя к избранной молодежи Багдада — сыновьям эмиров и знати, — женам именитых сановников и придворным.
И вот одним из наиболее частых посетителей лавки Абальгассана был юный князь Али бен-Бекар, потомок древней персидской династии. У него был прекрасный стан, свежее лицо с нежным румянцем на щеках, несравненно очерченные брови, смеющийся рот с белоснежными зубами и приятная речь.
Однажды, когда молодой князь Али бен-Бекар сидел в лавке рядом со своим другом Абальгассаном бен-Тагером и когда оба они беседовали так и смеялись, они увидели, что к ним приближается десять молодых девушек, прекрасных, точно луны, и они окружали одиннадцатую, сидевшую на муле, на котором был парчовый убор с золотыми стременами. И эта одиннадцатая молодая девушка была закутана в изар[7] из розового шелка, стянутый на талии поясом шириною в пять пальцев, вытканным из золота и украшенным крупными жемчужинами и драгоценными камнями. Ее лицо было прикрыто прозрачной вуалью, и сквозь нее светились прелестные глаза. И кожа ее рук была так же нежна, как шелковая ткань ее покрывала, и сияла белизной, и ее пальцы, украшенные бриллиантами, были точно выточенные. Что же касается до ее талии и ее форм, то о совершенстве их можно было судить по тому немногому, что было открыто взорам.
И так как она не стеснялась, находясь в лавке Абальгассана, то она откинула на минутку вуаль от своего лица.
Когда шествие приблизилось к лавке, молодая девушка, опираясь на плечи своих невольниц, спустилась на землю и вошла в лавку с пожеланием мира Абальгассану, который ответил на ее приветствие со всеми знаками глубочайшего почтения, и поспешил поправить подушки и диван, и пригласил ее усесться, и отошел сам в сторону, выжидая ее приказаний. И молодая девушка начала небрежно перебирать золототканые материи, и разные драгоценности, и флаконы с розовым маслом; и так как она не стеснялась, находясь в лавке Абальгассана, то она откинула на минутку вуаль от своего лица — и красота ее засияла во всем блеске.
И лишь только юный князь Али бен-Бекар увидел это прелестное лицо, его охватил восторг, и страсть запылала в глубине его печени; и потом, когда из скромности он сделал вид, что собирается удалиться, прекрасная молодая девушка обратила на него свое внимание и тоже была глубоко потрясена и сказала Абальгассану своим дивным голосом:
— Я не хочу, чтобы из-за меня уходили твои клиенты, о Абаль-гассан! Пригласи же этого юношу остаться здесь! — И лицо ее озарилось восхитительной улыбкой.
При этих словах князь Али бен-Бекар почувствовал себя на вершине блаженства и, не желая уступить в любезности, сказал молодой девушке:
— Клянусь Аллахом! О госпожа моя, если я и хотел уйти, то только из боязни быть в тягость тебе, потому что, когда я увидел тебя, я вспомнил стихи поэта:
Ты, что на солнце смотришь! Иль не видишь,
Что так высоко солнце обитает,
Как не измерить взором человеку?
Ужель же мнишь добраться до него
Без крыльев ты иль мыслишь, неразумный,
Что спустится к тебе оно само?
Когда молодая девушка услышала эти стихи, произнесенные голосом, полным отчаяния, она была прельщена утонченным чувством говорившего их и совершенно поддалась очарованию прекрасного юноши. И она окинула юношу долгим радостным взглядом и подозвала к себе жестом Абальгассана и вполголоса спросила его:
— Кто этот молодой человек и откуда он?
Он же отвечал:
— Это князь Али бен-Бекар, потомок персидских царей. Он столь же благороден, сколь и прекрасен, и он лучший мой друг.
— Он прелестен! — продолжала молодаядевушка. — Не удивляйся же, о Абальгассан, если вскоре после моего ухода отсюда к тебе придет одна из моих невольниц, чтобы пригласить вас, тебя и его, ко мне. Потому что я желала бы показать ему, что в Багдаде дворцы более красивы, женщины более прекрасны, альмеи[8] более искусны, чем при дворе царей персидских!
И Абальгассан, которому было достаточно этих немногих слов, чтобы понять ее желание, почтительно поклонился молодой девушке и сказал:
— Клянусь моей головой моей и глазами моими!
Тогда молодая девушка опустила вуаль на лицо и вышла, оставив за собой тонкий аромат сантала и жасмина, сохраняемый ее платьями.
Что же касается Али бен-Бекара, то по удалении молодой девушки он оставался долгое время неподвижным, не зная, что сказать, так что Абальгассан вынужден был указать ему, что прочие клиенты замечают его волнение и начинают даже выказывать свое удивление. И Али бен-Бекар отвечал ему:
— О Бен-Тагер, как мне не волноваться и в то же время не удивляться, видя, что душа моя готова расстаться с телом и стремится к этой луне, побуждающей меня отдать мое сердце без совещания с моим разумом? — Потом он прибавил: — О Бен-Тагер, ради Аллаха, скажи мне, кто эта молодая девушка, с которой ты, по-видимому, знаком? Говори же немедля!
И Абальгассан отвечал:
— Это любимая фаворитка эмира правоверных. Имя ей Шамс ан-Нахар[9], и халиф воздает ей такие почести, которыми едва ли пользуется сама Сетт Зобейда, законная его супруга. У нее есть дворец, в котором она распоряжается евнухами как полновластная госпожа, не зная никакого надзора; ибо халиф доверяет ей беспредельно, и это вполне справедливо, так как она наиболее прекрасная из всех женщин дворца и принадлежит к числу тех, о которых невольники и евнухи предпочитают не говорить, а лишь подмигивают глазами.