ш «Ниссан». Машин на дороге было немного, если не замечать грузовиков и «Хаммеров», забитых военными. Я смотрел по сторонам и чем больше смотрел, тем больше сомневался, что выбрал правильное место для своего отпуска.
— Похоже на переворот, — заметил Дантист, задумчиво глядя на очередную военную колонну.
Я спросил у шофера, что происходит. Шофер, услышав вопрос, выдал целый спектакль: бросил руль, взмахнул руками, закатил глаза, помотал головой, а затем торжественно заявил, что ничего не знает и знать не хочет. Все это он проделал весьма эмоционально, как будто стоял на сцене, а в зале сидели сотрудники службы безопасности Правителя. Его эмоциональность была столь велика, что мне захотелось аплодировать. У отеля он вышел из машины, достал из багажника наши чемоданы и, как мне показалось, облегченно вздохнул.
У отеля царило оживление: возле небольшого шатла стояла толпа возмущенных туристов, недовольных, что маленький автобус не вместит и половины желающих покинуть это райское местечко. Шум стоял такой, будто это была палуба «Титаника» в ту самую минуту, когда пассажиры вдруг осознали, что шлюпок на всех не хватит.
В холле было прохладно, последние отъезжающие толпились у стойки регистратора. Мы с Дантистом сели на диван, отдышались, огляделись и увидели, что нишу со статуей Девы Марии, наполовину закрыл портрет Правителя. Рядом стояли две вазы с белыми хризантемами.
— Хризантемы тут ставят у портрета усопшего, — сказал Дантист, показывая пальцем на нишу.
Проходящий мимо официант повернул в нашу сторону голову, но маска безразличия на его лице не изменилась, как будто он смотрел сквозь нас. В этот момент дверь отворилась и в холл вошел офицер в сопровождении двух автоматчиков. Он посмотрел на портрет Правителя, приказал солдатам встать рядом, а сам направился к стойке регистрации. Вскоре появился мужчина в черном костюме, явно администратор, который стал прикладывать руки к груди и горячо в чем-то оправдываться. Офицер взял его за воротник, подтащил к портрету Правителя и стал кричать что-то про тюрьму и расстрел. Администратор протянул руки к портрету, но офицер оттащил бедолагу за воротник, поднес кулак к его лицу и выругался. Солдаты аккуратно взяли портрет и понесли на улицу. Офицер проследил, как администратор взял вазы с хризантемами и куда-то унес. Затем он подошел к телевизору, включил его и ушел за солдатами, оставив всех, находящихся в вестибюле, в молчаливом шоке.
— Все ясно, — прошептал мне на ухо Дантист. — Правитель умер, а его окружение хочет держать это в тайне.
Однако по телевизору показывали жизнерадостного Правителя, который стоял на борту яхты, улыбался и говорил, что сегодняшний указ даст возможность жителям острова еще больше радоваться жизни.
— Консервы, — сказал Дантист. — У правителей полный шкаф таких видео.
На экране появился какой-то чиновник и сообщил, что со следующего понедельника молодым родителям следует более вдумчиво подходить к выбору имени ребенка. В газетах и на сайте Правителя будет опубликован список рекомендованных имен, которые увеличат шанс ребенка вырасти счастливым и патриотичным гражданином. Я пересказал Дантисту содержание выступления.
— Это не так тупо, — сказал он. — А то у сына есть приятель, которого назвали «Гений». Представляешь, как он мучается, работая оператором в колл-центре?
Он дослушал передачу до конца, усмехнулся, когда Правитель появился еще раз и пожелал всем хорошего настроения, наклонился ко мне и прошептал на ухо:
— Что-то я понял, школьные уроки не прошли даром. Это точно консервы. Заметил, что Правитель говорил об указе без конкретики? Такой ролик годится на все случаи. Главное, с погодой не ошибиться.
Толпа уезжающих рассеялась, я подошел к стойке, протянул паспорт и спросил, кивая на нишу с Девой Марией:
— Что это было?
— Полиция, — не поднимая глаз пояснил клерк.
— А почему они увезли портрет?
Клерк молча смотрел в экран компьютера, потом нагнулся, достал пластиковую карту-ключ.
— Ваш номер триста пятнадцать, ужин в семь вечера в ресторане на первом этаже.
Глава 3
Ресторан, как я и ожидал, оказался полупустым и выглядел местом, где собрались те, кто не нашел себе более интересного занятия. Угрюмы и усталы были лица посетителей, склонившихся над столами. Я загрузил себе полную тарелку жареной курицы, добавил овощей, наполнил два стакана апельсиновым соком — один на случай неожиданной жажды — и направился к ближайшему столику.
— Разрешите?
Передо мной возник долговязый американец. Рыжий, в очках, загорелый — судя по цвету лица, он уже неделю на острове, а судя по выражению глаз, уже жалеющий об этом. Я кивнул и жестом пригласил его садиться.
— Вы сегодня приехали? — спросил Рыжий. — Я видел, как вы выходили из такси.
— Сегодня, — согласился я.
Разговор вести не хотелось. Хотелось найти Дантиста, но он почему-то отсутствовал. Я оглядел зал, барную стойку — Дантиста нигде не было. Учитывая местные нравы, это было поводом для умеренного беспокойства и сильного желания выпить.
— Кого-то ищете? — продолжил расспросы Рыжий.
— Познакомились в аэропорту, вместе попали на досмотр.
Рыжий оживился.
— Чем-то провинились?
Я рассказал про старика и капитана.
— Ну, если он назвал идиотами жителей, а не военных, то его, скорее всего, не расстреляют.
Я воодушевился.
— Вы так считаете?
— Конечно, — сказал Рыжий, придвигая тарелку. — А если бы назвал идиотами военных или Господина Правителя, Сеньора Гобернанте, как его тут называют, то и вас бы уже не было в этом ресторане. А ваш знакомый просто проспал. Я сам в первый день немного выпил и проспал часов четырнадцать.
Он принялся за свою рыбу с жареной картошкой.
— Странный сегодня день, — сказал я.
Рыжий кивнул.
— Здесь это часто бывает. То холера, то переворот.
— Переворот?
— Дерьмовая рыба, — сказал Рыжий, отодвигая тарелку. — И картошка недожаренная. Переворот — это один из трех вариантов. Второй вариант — умер Сеньор Гобернанте, а генералы не знают, что делать. Пока, наверное, решили, что народу лучше об этом не знать. Двойников хватит лет на тридцать. Вариант третий — кто-то пустил слух о смерти Сеньора Гобернанте, чтобы половить рыбку в мутной воде. В любом случае, отсюда надо делать ноги. И чем быстрее, тем лучше.
Он опять придвинул тарелку и начал ковырять в ней вилкой.
— Сегодня в аэропорту сумасшедший дом, а завтра я попробую улететь на первом же самолете, где будут места. Здесь мы как утки с перебитыми крыльями во время осенней охоты. Можем, конечно, спрятаться в камышах, но это ненадолго.
— А мы-то в чем виноваты?
— Американцы виноваты всегда и во всем. А Сеньор Гобернанте трудится с утра до ночи, чтобы бороться с американскими кознями.
Рыжий огляделся, потом продолжил:
— На данном этапе задача армии, полиции и службы охраны Сеньора Гобернанте — это уничтожить оппозицию и всякое инакомыслие.
— Оппозиция? — удивился я. — При таком контроле?
Рыжий еще раз огляделся и почти шепотом сказал:
— Если будете в городе, то в местах, где нет камер слежения, на стенах можно увидеть листки с буквами «L—I». Это, дорогой друг, «Либертад» и «Игвальдад» — свобода и равенство. Конечно, по большей части, это детский сад, но хоть какое-то напоминание, что не все здесь верят в программу тысячелетнего счастья.
Тут он наклонился ко мне и сказал еще тише:
— Основная часть оппозиции, конечно, за границей. Вот уж они разносят режим от головы до хвоста. Поэтому тут запрещены все соцсети, кроме одной, официальной, с входом по паспорту. А уж там модераторы изучают каждую запятую. Не дай бог, вы поставите пост с многоточием. Вас на следующий день приволокут в полицию и потребуют объяснений.
Я покачал головой, но Рыжий не остановился:
— А если хотите настоящего адреналина — возьмите чистый лист бумаги и выйдите с ним на главную площадь к Дворцу Правосудия. Готов поставить сто долларов против одного, что через пятнадцать секунд вы окажетесь в полиции, где вам зададут гениальный вопрос: если вы хотели написать, что любите Сеньора Гобернанте, почему не написали? А если не любите, то почему до сих пор не арестованы?
Я кивнул, изображая понимание и сочувствие. Рыжий продолжил:
— Фотографировать военного, полицейского или здание правительства — это штраф пять тысяч долларов, месяц тюрьмы и конфискация телефона.
Я предполагал нечто подобное, но пока не придавал этому значения. У меня были простые планы: пляж, море, пиво, и постараться не ввязываться в политические скандалы. Рыжий пристально посмотрел на меня.
— Уверен, капитан советовал вам не выходить за территорию отеля.
— Он рекомендовал.
— Ага. Здесь «рекомендация» — это когда вас еще не ударили прикладом по почкам, но уже очень этого хотят. В случае большой охоты все утки должны быть на виду. Представьте себе охотника, который гоняется за отдельно взятой уткой по всему болоту. Это же неудобно! Гораздо лучше, если все утки соберутся в одном месте и тихонько там сидят.
Я прикинул себя на месте утки и слегка напрягся.
— И что должно произойти, чтобы началась охота за американцами?
Рыжий вздохнул, словно объясняя очевидное.
— Да что угодно! Тут почти все считают, что американцы благоденствуют в грехах и пороках. Так что Сеньор Гобернанте вполне может решить, что все гринго, приехавшие на остров, — лазутчики и террористы, замышляющие испортить программу тысячелетнего счастья. Или среди них попадаются лазутчики. Или лазутчиков нет, но было бы неплохо это выяснить окончательно и бесповоротно.
Он вытер рот салфеткой, на мгновение задумался и заявил с деловитостью человека, уже все решившего:
— Поэтому я завтра на самолет. В любую страну. Хоть в Новую Зеландию.
Он встал, попрощался и пошел к выходу. А я направился к барной стойке. После первой кружки пива я решил, что этого хватит и надо идти в номер смотреть телевизор, чтобы во всем разобраться, но потом решил: раз день выдался непростым, то он требует анализа прямо тут, в баре, и заказал еще одну кружку.