Обсудили положение дел с членом Военного совета армии дивизионным комиссаром Ф. Н. Ворониным и начальником штаба генерал–майором Г. Д. Шишениным (оба они были назначены и прибыли в Одессу еще до меня). На всякий случай решили кроме запасного командного пункта армии, оборудованного в Чебанке, под Одессой, готовить второй — в селе Нечаянное на тракте Одесса — Николаев.
В последующие дни ясность в наше положение внесли сами события на фронте. Развивались они стремительно и грозно.
Наступавшая с севера 1–я танковая группа немцев, выйдя в тыл нашим 6–й и 12–й армиям, 2 августа захватила Первомайск, к которому подошли с северо–запада и части 17–й немецкой армии. 6 августа противник подступил с севера уже к Вознесенску. Появилась угроза окружения 9–й и Приморской армий.
В этой обстановке войска Южного фронта получили директиву Ставки об отходе на промежуточный рубеж по Южному Бугу и далее на Днепр. Во исполнение директивы командующий Южным фронтом 6 августа приказал 9–й армии форсированно выйти на рубеж Братское, Березовка, а Приморской начать в ночь с 7–го на 8–е отход на рубеж Березовка, Катаржино, Кучурганский лиман. При этом в составе нашей армии значилась кроме 25–й и 95–й дивизий также и 30–я горнострелковая, передававшаяся из 9–й армии.
Фактически, однако, с нами оказались лишь два ее полка, отрезанные от остальных двух еще у Днестра. Но и это пополнение, по сути дела, не успело влиться в Приморскую армию. Полки 30–й дивизии были при отходе на новый рубеж на нашем правом фланге — именно там, куда пришелся удар наступавших немецких войск. Враг потеснил эти полки, и они примкнули к 9–й армии. А между нею и нами образовался большой разрыв, в который устремились немецкие дивизии.
К полуночи 10 августа Приморская армия отошла с северо–запада и запада на дальние подступы к Одессе — на линию: Александровна, Буялык, Бриновка, Карпово, Беляевка, Овидиополь, Каролино–Бугаз. На правом фланге мы к утру 11 агуста заняли оборону по рубежу Булдинка, Свердлово, Ильинка, Чеботаревка.
С суши район Одессы и Приморская армия были отрезаны. Мы оказались на изолированном плацдарме, глубина которого — от переднего края до города или до берега моря — нигде не превышала 40 километров. Общая протяженность фронта Одесской обороны составляла около 150 километров.
Войска армии усиленно занялись укреплением оборонительных рубежей. Но сразу же пришлось и отражать вражеские атаки. Уже 12 августа противник попытался прорваться к городу. Приморцы встретили этот натиск достойно. Враг понес большие потери. В районе Беляевки, где наши позиции атаковали 12 танков, 7 из них было подбито.
В это время мы получили телеграмму, подписанную главкомом Юго–Западного направления С. М. Буденным. Он требовал от Приморской армии обороняться, удерживая Одессу до последней возможности. Так все окончательно определилось: мы оставались в тылу у врага, чтобы оборонять Одессу.
13 августа был отдан приказ по армии, ориентировавший войска на длительную и упорную оборону. Одесский плацдарм разделялся на три сектора. В Восточный (комендант— комбриг С. Ф. Монахов) вошли 1–й полк морской пехоты, сводный полк НКВД, 54–й полк Чапаевской дивизии и еще некоторые подразделения. Западный сектор предстояло оборонять 95–й стрелковой дивизии под командованием генерал–майора В. Ф. Воробьева, Южный— Чапаевской дивизии (без одного полка), которой командовал полковник А. С. Захарченко.
По секторам распределили пулеметные батальоны расформированного Тираспольского укрепрайона (мы получили от него более 400 станковых и 300 ручных пулеметов и около 5 тысяч бойцов). Резерв армии составляли 1–я кавдивизия (переименованная впоследствии во 2–ю) и понтонный батальон.
Нас поддерживали береговые батареи Черноморского флота, имевшие 35 орудий. Кроме того, командование флота в начале августа сформировало отряд поддержки в составе крейсера «Коминтерн», двух эсминцев, дивизиона канонерских лодок, а также подразделений малых кораблей. Командовал отрядом контр–адмирал Д. Д. Вдовиченко.
В дальнейших боях за Одессу принимали участие и другие корабли. Из Севастополя приходили крейсеры, лидеры, эсминцы. В общей сложности они сделали, поддерживая войска, 165 выходов на огневые позиции.
Попытка захватить Одессу с ходу провалилась, и враг, осадивший город, перешел к планомерному наступлению, стремясь прорвать оборону то на одном, то на другом участке.
15–16 августа противник вклинился в наши позиции в Восточном секторе, захватив деревню Шицли. За нее вел упорные бои 1–й морской полк Я. И. Осипова — бывшего командира Одесского военного порта, который тогда еще имел звание интенданта 1 ранга, а уже потом стал полковником. Морякам приходилось туго, и мы перебросили на автомашинах им на подмогу батальон только что сформированного 2–го морского полка.
Потом мне рассказали, как одна из прибывших рот с ходу ринулась в атаку с командиром впереди, но он сразу был сражен вражеской пулей. На минуту наступило замешательство — кто‑то залег, кто‑то повернул назад. В этот критический момент, когда атака готова была захлебнуться, раздался громкий голос краснофлотца Дмитрия Воронко:
— Рота, слушай мою команду! За Родину! Вперед!
Бесстрашный моряк, будучи раз за разом трижды ранен, продолжал увлекать за собой товарищей, пока не упал замертво. Краснофлотцы ворвались в Шицли.
На следующий день 1–му морскому полку была придана рота пулеметного батальона. Поддерживаемый также береговой артиллерией и канонерской лодкой «Красная Грузия», он мужественно отстаивал свой рубеж. И все же противнику, продолжавшему наращивать свои силы и беспрерывно атаковать моряков, снова удалось их потеснить. Оголился фланг левого соседа — полка пограничников. Дальнейшее продвижение врага на этом участке могло иметь тяжелые последствия для всего Восточного сектора.
Положение помог выправить резервный батальон пограничного полка, доставленный на машинах к участку прорыва. Он внезапно нанес удар во фланг и тыл вклинившемуся в нашу оборону противнику. В районе деревни Шицли враг был окружен и разгромлен. Совместными контратаками пограничники и моряки отбросили и подошедшее неприятельское подкрепление. Морской полк полностью восстановил свои позиции. Были взяты пленные, захвачено 18 орудий, 3 танка, броневик и другие трофеи.
Такие бои шли на различных участках обороны. Однако главный удар враг наносил с северо–запада — в полосе 95–й дивизии. Как потом выяснилось, он имел здесь в первом эшелоне 3–ю и 7–ю пехотные и часть 1–й гвардейской дивизии, а во втором — 5–ю и 11–ю пехотные. 17 августа на этот же участок прибыла танковая бригада. В тыловом районе противника сосредоточивались 8–я и 14–я пехотные дивизии и 9–я кавалерийская бригада.
Наша 95–я — дивизия держалась стойко, не допуская прорыва своей обороны. Однако напряжение боев порой бывало таким, что командирам полков приходилось лично водить подразделения в контратаку.
17 августа командир 90–го стрелкового полка полковник М. С. Соколов сам возглавил свой резерв с двумя зенпульустановками и отбросил назад два румынских батальона с большими для них потерями. Счетверенные зенитные пулеметы, установленные на грузовых автомобилях, имели все стрелковые полки, и они широко использовались для отражения наземных атак.
За два–три дня противник потерял только в районе станции Карпово до 3 тысяч солдат убитыми. Но чего стоило удержать здесь наши позиции! Об этом может свидетельствовать, например, появившаяся 17 августа в журнале боевых действий армии запись о том, что командир 95–й дивизии бросил в контратаку последний резерв — комендантский взвод и роту связи во главе с начальником оперативного отделения штаба.
Надо сказать, что генерал В. Ф. Воробьев не жаловался на тяжелое положение своей дивизии и не просил усилить ее армейскими резервами. Правда, 95–я дивизия не так зависела от территории, как войска в других секторах, и могла ненадолго позволить себе даже маневренную оборону (здесь передний край отстоял от города примерно на 40 километров, а в других секторах кое–где он был ближе вдвое).
В какой‑то степени Военный совет армии был тогда спокоен за Западный сектор. Утром все того же трудного дня 17 августа я даже временно взял три из девяти батальонов дивизии Воробьева для поддержки 25–й дивизии в соседнем Южном секторе. И шесть стрелковых батальонов, поддерживаемые одним пулеметным, противостояли шести пехотным дивизиям румын… Что и говорить, такое соотношение сил, допущенное даже на короткое время, могло иметь печальные последствия. Однако обстановка заставляла идти на риск.
Вдобавок на генерала Воробьева возлагалось руководство контрударом, который был предпринят, чтобы восстановить положение на стыке 95–й и 25–й дивизий. Но на следующий день пришлось думать о том, чем и как помочь самой дивизии Воробьева: появилась реальная угроза, что враг возобновит здесь наступление крупными силами.
Готовых резервов не было. Мы собрали 600–700 бойцов из выздоравливающих и только что призванных, взяли из Восточного сектора отряд моряков и бронепоезд и все это передали в распоряжение В. Ф. Воробьева. Артиллеристам его дивизии подбросили снарядов, в которых у нас тогда ощущался острый недостаток. На поддержку этой дивизии нацелили с утра всю истребительную авиацию — 69–й авиаполк.
Но важнее всего было то, что к встрече противника основательно подготовилась сама 95–я дивизия. На танкоопасное направление — по обе стороны железной дороги — были выдвинуты артиллерийский полк майора А. В. Филипповича и отдельный противотанковый дивизион капитана В. И. Барковского. На ожидаемом направлении главного удара оборонялся 161–й стрелковый полк под командованием опытного и энергичного полковника С. И. Сереброва. Тут же находились пулеметчики— кадровые, отлично подготовленные — из Тираспольского укрепрайона. Местами станковые пулеметы были расставлены в 40 метрах один от другого.
Начарт дивизии полковник Д. И. Пискунов хорошо организовал огонь артиллерии. Было приказано открывать его, как и пулеметный огонь, только по сигналу, который последует при подходе пехоты и танков на 200— 300 метров к переднему краю.