*(*японск. высокая традиционная обувь на скошенной подошве) и признаюсь в своих чувствах наложнице. Стив смотрит на меня с непритворным удивлением, но быстро проникается и отвечает взаимностью. Богиня радуется самовыпилу героини и предлагает «ты да я, да мы с тобой». Ничего, что мы обе бабы, как-нибудь справимся, эротические точки еще никто не отменял. Я смутно вижу зал, мужчин и женщин. Надеюсь, я достаточно андрогинна, чтобы все эти люди поверили, что я парень. Пришлось, правда, перемотать грудь. К счастью, в сцене за ширмой меня подменяет Трис – у него прелестная плоская грудка.
… В общем, такого количества адреналина я давно уже не получала, с тех самых пор, как сбежала со своей родной фермерской планетки. После спектакля на комфоны труппы посыпались предложения от участников аукциона. Теоретически актеры могли и отказаться. Вот только никто не отказался. Стив, кажется, достался какой-то богатой тетке. Он поморщился, но нажал на иконку «принять».
Официально парни становились «компаньонами» и «элементами развлекательной программы». Контракт они заключали вполне реальный, с многочисленными бонусами, но и с приличной неустойкой, если что-то пойдет не так. В качестве «не так» рассматривались всякие форс-мажоры, которые в разных ситуациях можно было истолковать… по-разному. Поэтому парни немного нервничали. Зато я чувствовала себя расслабленно и приятно. Мне плеснули на донышко красного вина из запасов нашего кока. Первый глоток я сделала, поднеся бокал ко рту дрожащими руками, но потом, забыв про стресс, веселилась наравне со всеми. Мне-то ничто не светило, в смысле, не угрожало, как я наивно полагала.
И вообще, могла ли три года назад я, робкая домашняя девочка с сельскохозяйственной планеты, полагать, что когда-нибудь буду попивать…о, ужас!… вино в компании… еще один ужас!… самой что ни есть эпатажной богемы?
Дома я была девицей строгого воспитания. Единственной моей страстью были книги. И музыка. И танцы. И театр. Сеть, с ее многочисленными соблазнами, была у нас дорогим и редким развлечением, поэтому, когда я сбежала от кабачков и капусты и устроилась к Марку, мне показалось, что я упала на самое дно, в бездну, о которой с осуждением и в подробностях часто рассказывал викарий нашей маленькой церквушки. Вокруг меня были люди, до этого представлявшиеся мне странными, извращенными созданиями.
Первое время я от них просто шарахалась, а потом… просто с ними подружилась. Многим из этих парней до встречи с Марком очень не везло в жизни. На некоторых планетах, где жители всерьез озабочены сохранением рода человеческого, однополая любовь под запретом. На Ферошии доступно все. Это же Ферошия. Хотя и здесь «транси», использующий гормональную терапию, может сесть в тюрьму на долгие годы: Ферошия тоже ратует за то, чтобы человечество не вымерло, вот недавно вступила в Ассоциацию за Выживание.
Я провела прекрасный вечер в одиночестве. А потом отличную ночь с подушкой в обнимку. Я даже выспалась, что со мной бывает редко. Первым под утро с ночного контракта заявился Стив. Я услышала, как он возится с замком, встала и выглянула в коридор.
– Господи! – взвизгнул он, увидев меня в тусклом свете коридорного светильника. – Прочь, исчадие больного воображения!
– Это всего лишь я, Сэм, – зевнула я, привыкшая к велеречивости друга.
– Приличным девушкам полагается смывать на ночь макияж.
– Я смыла, но тушь для ресниц оказалась очень… стойкой.
– И эффектной, – сказал Стив. – Привыкай, цветочек. Люди освоили дальний космос, общаются с разумными моллюсками, а хорошее средство для снятия сценического макияжа так и не придумано.
– Как прошло?
– Неплохо, – Стив тоже зевнул.
В дорогой хлопковой футболке с эмблемой Гуглакси и неизменных джинсах, он казался очень милым: сонным и расслабленным.
– Дамочка знает толк в развлечениях. Но главное, не то, как прошло, а сколько я заработаю. Я ангажирован еще на один вечер. Семь тысяч цоло за каждый!
– Ого, – присвистнула я.
– Завидуешь, цветочек?
– Ну… в чем-то да. А чем вы занимались?
– Тебе в подробностях рассказать? Могу, – приятель перевел на меня ставший неожиданно томным взгляд.
– Нет… – я почувствовала, что краснею. – В общих чертах.
– Я устроил маленькое представление, – Стив изобразил веер движением кисти руки. – Эти местные – такие невежды. Подсунь им любую подделку под культуру Старой Земли, и они все в слюнях.
– Мне можешь не рассказывать, – проворчала я.
– В целом я был на высоте. Я рассказывал тебе, какой я прекрасный любовник?
– Неоднократно, – кивнула я.
– А показывал? – Стив приглашающе распахнул дверь в свою комнату.
– А вот этого не надо.
– Тогда давай как всегда спать раздельно, цветочек. Марк сказал, что мы снова завтра выходим в "Нелюбимой". И поскольку Лен все еще в ауте, Богиня на тебе.
– Что? – огорченно воскликнула я. – А как же "Господин для беременной"?!
Я очень рассчитывала на то, что мне не придется вновь проходить через вчерашнее испытание, не успев пока заразиться пресловутой тягой к сцене. В конце концов, мое место за режиссерским пультом, а не на подмостках.
– Марк ждет сегодня каких-то выгодных мальчиков-холостячков. Зачем им страсти с залетевшими тетками? Нужно уважать текущую целевую аудиторию.
Это я, конечно, понимала. Вот что-что, а нюх на деньги у нашего директора имеется. Сколько ни предлагали ему хороших подержанных и новых циклонов со встроенной актерской программой, он все равно вкладывается в живых. Стива О’Нила, к примеру, он переманил из процветающего шоу на Нью-Лас-Вегасе, а Трис выкупил из странного религиозного культа, служащего богам деторождения и прижившегося на какой-то захудалой планетке (кажется, на ней Трис собирались принести в жертву как четыре в одном: воплощение красоты-мужественности-женственности и извращенца). Я тоже неплохое вложение Марка. Он даже помог мне выплатить счет за обучение. Но на этом щедрость его закончилась. Если мальчики имеют основной доход от случайных или постоянных связей, у меня нет ничего, кроме режиссерской зарплаты, к слову, не слишком большой, учитывая, что я до сих пор выплачиваю Бейзовицу долг за курсы режиссерского мастерства.
Проснувшись через несколько часов, я долго лежала в комнатке отеля, недалеко от «Гелиоса» (по сравнению с тесной каютой на "Монмартре", нашем корабле, это были роскошные апартаменты) и размышляла, почувствовав неожиданный прилив вдохновения. Голос у меня ничего, но актриса я, прямо скажем, начинающая, поэтому, чтобы зритель не особо обращал внимание на мои огрехи, мне следовало расставить акценты на внешнем. Я все придумала, оставалось лишь поговорить с рабочими сцены и покопаться в нашей световой программе.
– Волнуешься, цветочек? – с улыбкой спросил меня Стив в гримерке. – Кураж чувствуешь?
– Чувствую, – призналась я. – Я добавила пару элементов в свой выход. Не удивляйся.
– С тобой, радость моя, я уже ничему не удивляюсь, – сказал приятель, водя по лицу пуховкой.
Богиня появилась из игры света и тени под звуки гучжэна и шэна* (*китайские музыкальные инструменты). На ее тонких пальчиках красовались трехдюймовые накладные ногти (театральный 3-D принтер почему-то распечатал их в разных цветах, но как любит повторять наш бортовой боцман Карл, «ведро краски и кисточка творят чудеса»). Золотые ноготки вкупе с томными, то медленными, то стремительными движениями рук, как я и рассчитывала, тут же привлекли внимание зрителей. У меня была небольшая нерифмованная декламация, рифмованный речитатив и несколько музыкальных фраз. Зрители аплодировали сдержанно, но для меня и это было верхом признания. Вот только странно, что несколько мужчин из переднего ряда сразу после нашего со Стивом номера покинули зал.
– Цветочек, ты превзошла своего учителя, – капризно сказал О’Нил, когда мы направлялись в гримерку после спектакля.
– Это кого же? – удивилась я. – А! Тебя? Ну нет, до тебя мне еще далеко.
– Дурочка, – с ласковым упреком произнес Стив. – Это я так, чтобы приободрить. Меня никто не превзойдет.
– Ты была на высоте, – суховато сообщил Марк, входя за нами в гримерку.
– Правда? – улыбнулась я, плюхаясь в кресло и собираясь снять парик.
– Постой, – остановил меня директор. – Тут кое-что…
Судя по расфокусированному взгляду, Марк вышел в сеть через свой имплант. Импланет всегда был дорогим удовольствием, зато удобным – гугли себе мысленно в любое время, в любом месте. Вот только Гуглакси-маркет частенько выдает на передний план мысленной картинки рекламу на тему «подслушанных» ментальных образов. Вот и сейчас со словами «на х.. мне ваши соленые огурцы?» Марк отмахнулся от чего-то явно назойливо-рекламного. Он с кем-то общался, «переписывался». Затем отключился, достал свой комфон и небрежно бросил, не глядя в мою сторону:
– Сэм, ты помнишь, во сколько мне обошлось твое обучение?
– Двад…цать семь тысяч, – опешив, промямлила я, еще не понимая в чем дело и посмотрев на Стива.
Зато О’Нил, видимо, что-то понял. Взгляд его стал острым.
– Не нужно, Марк, – тихо сказал он.
Директор пожевал губами, сложил руки на кругленьком брюшке, которое никогда не пытался модифицировать.
– Стивен, дорогой, мне сделали неслыханное предложение. Думаете, зачем я пустил сегодня «Нелюбимую»? Один небедный аристократ второй раз пришел посмотреть нашу пьесу. Человек этот в театральных кругах очень известный, на Земле ни одного сезона не пропускает, и вдруг такой интерес! Соображаете?
– Один из троих, что вышли сразу после номера с Богиней, – кивнул Стив, прищуриваясь.
– Он пришел посмотреть на нашу Сэм. Те, что постарше – бизнес-компаньоны молодого джентльмена. Они высказали желание сделать ему подарок, – уточнил Марк и, наконец, посмотрел на меня. – Двадцать семь тысяч цоло. Это была большая сумма, Сэм. Но я верил, что ты с лихвой окупишься.
– Что? – не веря услышанному, спросила я. – Ты продал им мой контракт? Я ведь уже половину отработала!