— Ну, если я женюсь, то жена у меня тоже учиться будет, — возразил Хошгельды. — Я с твоими доводами не согласен.
В самой гуще виноградника был сооружен небольшой навес, где люди укрывались от зноя. Там обычно находился старый садовод Нурберды-ага, который ловко орудовал рогаткой, отгоняя стаи воробьев и скворцов, любителей поживиться сочными гроздьями.
Но за последнее время к пернатым хищникам присоединился еще один, куда более осторожный и расчетливый, беспощадно опустошавший лучшие лозы. Поэтому старик по ночам забирался на крышу навеса и сторожил там, прислушиваясь к каждому шороху.
Вот и сейчас, сидя наверху, он сразу заметил приближавшихся к навесу молодых людей.
— Вы что, ребята, пришли винограда поесть? — крикнул он с крыши.
— Да, Нурберды-ага…
— Ах, это ты, Овез? Бери, сынок, бери. Там внизу, в ведерке, он хоть и помятый немного, но вкусный.
Когда Хошгельды, приветствуя старика, назвал себя, Нурберды-ага с неожиданной для его лет ловкостью спустился с крыши и подошел поздороваться.
— Благополучно ли вернулся, сын мой? — ласково обратился он к молодому человеку. И, радушно пригласив всех поси-деть с ним, вытянул из колодца бадью холодной воды и облил лежащий в ведерке виноград. — Вот, дети мои, берите, ешьте.
Молодые люди поставили ведерко посредине и один за другим запустили туда руки. При свете луны каждая вынутая из воды виноградная кисть блестела подобно янтарным бусам.
А Нурберды-ага, присев в сторонке, принялся рассказывать:
— В этом году урожай у нас выдался наславу. Жаль только, сад плохо обработали — рабочих рук не хватает. Правление наше все трудодни экономит на винограднике. Мол, и без того на хлопчатнике и на бахчевых не управляемся. А ведь, если бы этот сад да как следует возделать, то можно урожай получить в два раза больше. Все дело в том, чтобы как следует вскопать его и напоить зимними водами.
— Правильно, Нурберды-ага! — горячо подхватил Хошгельды. — И необходимо этого добиться. Тут надо все наново переделать, чтобы машины пришли нам на помощь, тогда и трудодней столько не понадобится.
— Машиной здесь ничего не сделаешь, ей тут и пройти негде, а взрыхлять землю обязательно надо. Это первое условие. — Нурберды-ага немного помолчал, а потом, будто вспомнив о чем-то, заговорил снова. — Вот, рассказывают, в давние времена был у одного старого человека небольшой сад. Когда пришла этому человеку пора возлечь на смертном одре, он призвал к себе сына и сказал ему так: «Сын мой, если после моей кончины падет на твою голову беда и окажешься ты в нужде и бедности, отыщи тогда кувшин с золотом, который зарыл я у нас в саду под одним из виноградных кустов». Как только умер этот старый человек, сын его перестал за своим садом ухаживать, ну и, конечно, вскоре впал в бедность.
— А как же клад, золото? — поинтересовался Вюши.
— Погоди, имей терпение. Недаром говорится, дно терпения — чистое золото. Да, так вот, — продолжал старик. — Промотал сын все свое имущество и остался совсем голым. Тут он и вспомнил о наказе отца. Дай-ка, думает, поищу я тот кувшин с золотом. Найду — опять заживу. Взял он в руки лопату и пошел в сад. Разрыл под одним кустом — ничего. Опять заравнял землю. Разрыл под другим — тоже ничего. Снова сравнял. Так весь виноградник из конца в конец и перекопал.
— Не нашел, значит, — пояснил Вюши.
— Да, не нашел и очень на отца разозлился. Зря, говорит, я мучился, столько сил потратил…
Молодые люди давно уже поняли суть притчи, но старику явно доставляло удовольствие рассказывать поучительные истории, и юноши постарались выказать горячую заинтересованность.
— Видно, отец обманул его, — усердствовал Вюши. — Зарыл где-нибудь в другом месте.
Нет, сокровище находилось именно там, — вмешался Хошгельды. — Ты до конца дослушай.
— Вот молодец Хошгельда, — обрадовался старый садовод, — он уже догадывается, в чем дело.
Тогда и Овез подал голос:
— Мне хочется поскорее узнать, где же был спрятан клад…
— И что с ним стало, — поддержал его Джоммы. — Может быть, отец все-таки зарыл под тутовым деревом?
Вюши не мог скрыть смеха, а Нурберды-ага, уже понимая, что молодые люди поддерживают этот разговор лишь из уважения к нему, тем не менее счел своим долгом довести рассказ до конца.
— Нет, сокровище таилось именно в винограднике, — продолжал он. — После того как земля там была глубоко вскопана, она стала рыхлой и впитала в себя много влаги. Потому-то в тот год сад принес небывалый урожай и от продажи его было выручено денег больше, чем мог вместить изрядный кувшин. Тогда-то сын и понял: «Вот, оказывается, что отец называл сокровищем». После этого он всегда тщательно ухаживал за виноградником, а тот, в свою очередь, позволял ему жить безбедно.
— Да, Нурберды-ага, — задумчиво произнес Хошгельды. — Я вот тоже думаю поискать в нашем колхозном винограднике клад. Не знаю только, разрешит ли мне правление. Сокровища тут скрыты большие, да не сразу их добудешь. Года три придется искать.
— У нас сад настоящий. В этом году он себя показал. Уж который день обе грузовые машины в город виноград возят. Скворцы только повадились, налеты устраивают, да еще какой-то непрошенный гость дорогу сюда нашел и лучшие лозы объедает.
— Кто же это? — мгновенно заинтересовался Вюши.
— Шакал, наверно, а может, гиены. Только по секрету сказать, шакал этот, как я понимаю, двуногий. Проще говоря, кто-то из здешних жителей, — перешел Нурберды-ага на шепот. — Ну, да ничего, уж я этого ночного хищника выслежу, как бы он ни хитрил.
— Этого так нельзя оставить! — загорелся Вюши. Он порывисто поднялся с места и заявил. — В нашем колхозе вор! Это же позор на всю республику! Я сейчас же иду к председателю и потребую, чтобы мне выдали ружье. Буду по ночам сторожить здесь с Нурберды-ага.
Даже не попрощавшись с товарищами, он шагнул из-под навеса и мгновенно исчез во мраке.
ПОЗДНИЙ ГОСТЬ
Бахар сидела за столом у открытого окна и читала. Яркая десятилинейная лампа, стоявшая перед ней, привлекла к себе во множестве всякую ночную мошкару. В доме было тихо — мать и младшие братья спали на террасе. Не отрывая глаз от книги, Бахар время от времени машинально протягивала руку к стоящему поодаль блюду и, отщипнув одну виноградинку, клала ее в рот.
Внезапно под окном послышались шаги. Заслонив рукой глаза от света лампы, Бахар выглянула наружу. Кто-то спросил из темноты:
— Бахар, твой отец дома?
Бахар, хотя и не могла разглядеть Вюши, но узнала его по голосу.
— Отца сейчас нет. Ты зайди, а то я тебя не вижу.
Вюши вошел в комнату и остановился в дверях. Он был очень удивлен: Бахар, которая так любила потешаться над ним и всегда вышучивала его на людях, та самая Бахар, о которой он вздыхал столько лет, начиная, кажется, еще с седьмого класса, когда впервые высказал ей свои чувства, — эта самая Бахар неожиданно пригласила его к себе в комнату!
— Ты звала меня, Бахар!
— Садись, Вюши, — загадочно усмехаясь, предложила девушка и указала на табурет по ту сторону стола.
Вюши сначала растерялся, но потом почувствовал гордость и опустился на табурет, ожидая услышать нечто для себя лестное. Он уже подбирал слова для того, чтобы похвалиться перед Бахар своими трудовыми успехами, но девушка заговорила сама:
— Ты чем сейчас занят, Вюши?
— Я сейчас на сборе винограда работаю, а потом наша бригада на богарные посевы перейдет, — охотно отвечал Вюши. — Но только что выяснилось, что кто-то по ночам ворует виноград. Ты, смотри, Бахар, об этом никому не говори, потому что я того вора должен выследить. Я ведь потому и пришел. Хочу просить твоего отца, чтобы он меня на несколько дней назначил в сторожа и дал мне ружье.' Ты пойми только: в нашем колхозе — вор!..
— Вюши, я тебя давно знаю, — насмешливо улыбнулась Бахар. — Помню, как ты хотел стать академиком, потом инженером, потом трактористом, как ты стал, наконец, почтальоном и гордился своей сумкой и как эта профессия вскоре тебе тоже наскучила. А теперь тебе наскучило виноград собирать, и ты хочешь определиться в ночные сторожа? Приключений ищешь, — смеялась Бахар.
Вюши ждал совсем другого разговора и потому был несколько разочарован.
— Мало ли кем я хотел стать, — грустно произнес он. — Ты вот тоже собиралась быть учительницей…
— Правильно! И буду. А твое положение гораздо хуже?
— Чем же мое положение хуже?
— Да тем, что ты так ни на чем и не остановился. Все еще выбираешь и только голову людям морочишь. Ну сам подумай, разве найдется у нас хоть одна девушка, которой придется по душе этакий увалень? Да и какие родители за такого свою дочь отдадут?
— Уж очень ты любишь над людьми смеяться. По-моему — это твое любимое занятие, — робко заметил Вюши. — Смотри, а то и тебя никто не возьмет в жены, — попытался защититься он.
— Уж не считаешь ли ты меня бездельницей? — не на шутку обиделась Бахар. — Значит, то, что я умею ткать ковры и водить трактор, ты ни во что не ставишь? — гневно воскликнула она, вскочив с места.
Вюши понял, что разговор приобретает не совсем выгодный для него оборот, и примирительно сказал:
— Бахар, у меня спешное дело. Я пойду…
Он уже намеревался подняться, но Бахар властным движением усадила его обратно.
— Погоди!.. Я кое-что хочу у тебя спросить.
В глазах у нее снова заиграли веселые огоньки, и Вюши несколько приободрился. Бахар с таинственным видом посмотрела на него, что-то обдумывая, потом подошла к двери, прикрыла ее.
— Да что с тобой сегодня? — расплылся в улыбке Вюши. — Ты сегодня какая-то…
— Послушай, Вюши, ответь мне прямо и честно… Скажешь правду — тебе же лучше будет.
— Клянусь тебе, Бахар, если я что и знаю, то уж от тебя не стану скрывать, — торжественно произнес Вюши. — Спрашивай, пожалуйста!..
— Ты, когда почтальоном работал, письма на мое имя задерживал у себя? Ведь задерживал? А?
— Что ты, Бахар! Да подавиться мне чуреком, если я взял хоть одно чужое письмо. Как ты могла такое подумать! — искренне. возмутился Вюши, выдержав испытующий взгляд девушки. — Всю корреспонденцию я разносил по домам, и только иногда, когда поздно приезжал с почты, до утра оставлял в правлении… Что ты, Бахар?