Вот оно какое, наше лето,
Лето яркой зеленью одето,
Лето жарким солнышком согрето,
Дышит лето ветерком.
На зеленой солнечной опушке
Прыгают зеленые лягушки
И танцуют бабочки-подружки,
Расцветает все кругом.
Мы в дороге с песенкой о лете,
Самой лучшей песенкой на свете,
Мы в лесу ежа, быть может, встретим,
Хорошо, что дождь прошел.
Мы покрыты бронзовым загаром,
Ягоды в лесу горят пожаром.
Лето это жаркое недаром,
Лето – это хорошо!
Ля, ля, ля, ля, ля, ля.
Ля, ля, ля, ля, ля, ля. [3]
Ёж завсегда пел эту песенку дуэтом, как в небезызвестном мультфильме это делали Черепаха и Львёнок. Потому как петь про себя фразу «рядом львёночек лежит и ушами шевелит» решительно невозможно. «Мы в лесу ежа, быть может, встретим» проходила красной нитью через всю песенку о лете, в этих словах, по мнению ёжика, был заключён глубокий вселенский смысл бытия (ежей). Прошлым летом пальма первенства в распевании одиннадцатой строки досталась еноту. Именно он своим высоким тенором подкупил самолюбивого ежа. А ёжику, много ли надо: лишь одиннадцатая строка больше всего остального волновала колючего нарцисса.
Этим летом енота не сыскать, полосатую мордаху зверька в лесу не отыщешь. Нора у ручья наглухо забита досками крест-накрест. На бересте, прибитой к дверному косяку, лаконичное: «УКАТИли на юга». Порожки поросли травой, под крышей свила гнездо ласточка. Почтовый ящик забит «Вестником шкипера» и «Лесными ведомостями». За последние два месяца сюда никто не заглядывал, разве что, паук сплёл паутину и теперь хозяйничал на первых полосах вчерашних газет.
Едва в школе прозвенел последний звонок, друзья, котёнок и енот, собрали дорожный узелок и заспешили к Безбрежному океану, стричь морских барашек и кататься под парусом в шхерах.
Запыхавшийся ёжик долго обивал пороги енотовой норы, мочил лапы в ручье, фыркал от возмущения и думал о нерадостной перспективе остаться в этом году без одиннадцатой строки.
Пение лесных птах, радующихся погожему июльскому дню, разбавил неспешный, почти ленивый цокот копыт и тоненький звон колокольчика. Звон колокольчика становился всё громче, пока на полянке у ручья, где стояла норка полосатого, не показался пони с пушистой длинной гривой, тянущий почтовую повозку. Повозка, управляемая пожилым бобром в красивой тёмной шубке с серебристой проседью, остановилась. Пони обрадовано вытянул шею и принялся щипать траву. Бобёр выудил из потайного кармашка на шубейке атласный платок и обмакнул тяжёлые бусины пота на лбу.
–Ух, что право за мука – ходить летом в шубе!
–Твоя правда,– фыркнул ёж бобру и от бессильной злобы ещё раз пнул берестяную дощечку, отчего та не выдержала и упала в густую траву.
–Ёж, ты чего хулиганишь?– прикрикнул бобёр и, кряхтя, слез с вожжей.– Нет никого дома, нет.
–Сам вижу, что нет. Оттого и злюсь!– И ёж поведал бобру свою невесёлую историю.
–Твоей беде не знаю чем помочь!– Развёл руками в разные стороны бобёр.– Этих сорванцов сам бы хотел увидеть. Периодика им приходит стопками, а тут ещё и посылка.
–Какая посылка?– оживился ёж.
–Да вот,– и с этими словами бобёр достал с повозки тяжёлый, обтянутый лощёным коленкором чемодан. Чемодан, как и положено, был с массивной эбонитовой ручкой и двумя защёлками – замками. Обклеен он был этикетками с изображением самолёта и малопонятными надписями арабской вязью, с жирными почтовыми штампами. На одной из этикеток, заляпанной коричневым сургучом, строго предписывалось:
«АВИАПЕРЕСЫЛКА: ВАЖНО. СРОЧНО. ЛИЧНО В ЛАПЫ».
–И вот что прикажешь мне делать?– сокрушался бобёр.– Они, значит, укатили на юга, а мне отдувайся перед начальством, пиши бумажки объяснительные, почему ен-ту иностранну бандероль «лично в лапы» вручить не получается.
–А вот не надо кляузничать!– сказал хитрый ёж, почувствовав как затеплилась надежда.– Свезти посылку-то разве долго?
–Вот чудак – ёж!– не то возмутился, не то удивился бобёр.– Ежели на моей кобыле,– он похлопал по крупу мирно жующую травку пони.– Ежели на моей кобыле, то это, поди, день в пути без малого. Так обратно же ещё!
–Вот за что я вас, бобров, люблю и уважаю, так это за честность и принципиальность!– с нескрываемым восторгом лебезил ёжик.– Ну вот ты посуди сам: для начальства ты исполнительный сотрудник, любящий свою работу – помчал на всех парусах искать недобросовестного, да что уж там, недобросовестного, скажем прямо так без купюр – бесстыжего, наглого, чванливого адресата, который оказался столь высокомерен и самолюбив, что даже не соизволил никого поставить в известность о своём отъезде…
–Так это…– начал было бобёр, тыкая пальцем в дощечку, сбитую ежом.
–А-аа, это разве «поставил в известность»,– отмахнулся ёжик, незаметно ковыряя лапкой комья земли и засыпая «улику».– Филькина грамота. Но зато,– и ёжик важно вздёрнул пальчик к небу,– командировка по служебной необходимости – ты следишь, бобёр?– вмиг превращается в прекрасную прогулку с корыстной целью…
–С какой такой корыстной целью?– недружелюбно нахмурился бобёр.
–А с такой!– передразнил ёж.– Глотнуть морского воздуха… принять солнечную ванну – что может быть прекрасней, что может быть полезней в твои неюные годы!– завершил ёж своё театрализованное выступление и затих в раздумьях: не перегнул ли он палку с «неюными годами». Оно, конечно, так, но бобёр мог и обидеться. Ёжику всегда немножко не хватало учтивости в общении со старшими.
–Ты прав!– вдруг неожиданно легко согласился бобер, и ёж вздохнул с облегчением.– Я не был на море, наверно, тыщу лет.
–Вот, вот,– поддакнул ёж и довольный собой сделал так: – Пффф!
Лето со вкусом соли на потрескавшихся губах, лето с запахом магнолий и лирана в волосах, лето с морской пеной и пронзительным ветром в голове, оно как скорый поезд мчится из весны в осень, а сейчас замедлило ход, остановилось на крошечной станции, смазанной мгновенным снимком где-то в июле. У пирса чайка провожала водную гряду, и лёгкий бриз гнал по берегу песчинки. Океан – глубокий, бесконечно-далёкий и по-родственному близкий – размеренно дышал и его сила, вся мощь его пронзительно-синих лёгких ощущалась каждой клеточкой сидящих на берегу. Енот и котёнок жили этой картинкой, они жили в ней и были её частью. Сегодня океан принадлежал только им.
Ракушки, найденные в прибрежном серебристом песке и нанизанные на суровую нитку, превратились в ожерелье.
–Это тебе!– сказал енот.– Давай примерим.– Он повязал нитку на шею на двойной узелок.
–По-моему, вышло восхитительно!
–А у меня есть для тебя ещё сюрприз!– вдруг признался енот.– Но я покажу тебе его не раньше заката.
–Интрига,– хихикнул котёнок.
–Интрига!– согласился енот. Он поправил эмалированные вёдра, цветной дружиной выстроившиеся в ряд. Но улов барашков пока что небогат: и половина не было наполнена.
–Ветер крепчает,– заверил котёнок, перехватив беспокойный взгляд енота.– Мы поймаем много барашков, а потом сострижём с них пену и слепим летнего снеговика…
–А барашков отпустим обратно,– обрадовался енот.
Он выловил одного жирного бараша из ведёрка с погнутой дужкой и протянул котёнку – погладить. Как вдруг сквозь звук прибоя послышался посторонний шум. Тяжёло отдуваясь, из последних сил, на берегу показался знакомый нам пони со взмыленной гривой, тянущий непосильную ношу – почтовую повозку с пожилым бобром на вожжах. Колёса зарывались в песок, отчего бедному пони приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы вызволить повозку из очередного песчаного плена. Но стоило тележке выбраться на ровную площадку, как очередная яма глотала колёса и всё начиналось по новой.
От неожиданности котёнок разжал лапы и, почувствовав свободу, барашек мокрыми шлепками поскакал к шипящей, бурлящей родной стихии. В два присеста он оказался в воде и тут же затерялся среди своих сородичей – поди отыщи теперь!
–Так, так, так!– вместо приветствия начал бобёр, обтираясь атласным платком, на котором и места сухого уже не было.
Утомлённая солнцем и долгой дорогой лошадка расценила это по-своему. «Привал» – решила она и попыталась пощипать травку, но уткнулась мордой в горстку песка. Потыкалась, потыкалась да и бросила это бесполезное занятие.
–Забрались на край земли, игнорируете извещения!– разулыбался, почти по-дружелюбному сообщил бобёр, смягчившись от порции морского воздуха.
–Каникулы,– беспечно ответил котёнок.
–Тут не поспоришь,– кряхтя ответил бобёр и присел рядом с друзьями на песочек.– Да только вот посылку вам далековато везти.
–Какую посылку?– насторожился котёнок.
–Вуаля,– сказал енот и сделал картинный жест руками.– Я ждал вас, дядя бобёр, лишь к вечеру.
–Что значит, ждал?– не понял бобёр.– Как ждал?
–Ну вот так. Очень хотелось сделать сюрприз!
–Кому?– не понял бобёр, который решил, что втянут в какую-то авантюру и ему это совсем не понравилось.
–Ой, дядя бобёр,– хихикнул енот.– Давайте же скорее посылку!
–Эх, детишечки…– вздохнул он, но поднялся и послушно принёс чемодан.
–Ох, надо же,– посокрушался бобёр,– пломбу сорвало… наверно, из-за тряски.– Он повертел в руках кусочки сургучовой пломбы, стряхнул с чемодана слой придорожной пыли и протянул увесистую посылку еноту.
–Вот, поручено вручить лично. Получите – распишитесь!
Но не успел енот под удивлёнными взглядами котёнка расписаться в подотчетной квитанции и принять чемодан, как тот зашевелился, закряхтел: всё трое тут же в ужасе отпрянули в стороны.
–Что за контрабанда!– прикрикнул бобёр, который больше боялся, чем возмущался.
–Нет никакой контрабанды,– рассеянно ответил енот и развёл лапами в стороны, мол, сам не понимаю в чём дело.
А тем временем «контрабанда» чихнула, приоткрыла крышку и показала свои колючие иголки наружу.