У штрафников не бывает могил — страница 12 из 37

Посмотрел я, как разлетались от прямых попаданий плоты, опрокидывались понтоны, плыли по течению пучки хвороста, на которых пытались преодолеть Днепр солдаты в одиночку или парами. Промчалась мимо американская амфибия с тяжелым пулеметом. С хорошей скоростью везла она за броневой защитой каких-то командиров, рангом меня гораздо выше.

Обогнала нас. Хорошо шла амфибия, уворачиваясь от разрывов. Только и немцы знали, что в таких чудо-машинах только начальство переправляют. Сосредоточили огонь нескольких скорострельных пушек, и исчезла она среди взрывов-фонтанов. А наше корыто ударило под корму спустя пяток минут.

Лошади поплыли вперед, а меня, уцепившегося за обломки, вынесло на песчаную отмель правого берега. Со мной был Зиновий Марков. Он меня и спас, когда оба попали под пулеметную очередь. Мне пробило насквозь грудь под левой ключицей и вывернуло ребро. Зиновию прострелило ногу.

На отмели пролежали двое суток, а потом нас подобрали с бронекатера. В госпитале я пробыл три месяца, Зиновия выписали раньше. Спасибо ротному Гладкову, представил обоих к медалям. Там же в госпитале и получил я свою первую награду, медаль «За боевые заслуги».

Когда выписался, долечивать меня отправили в штаб дивизии офицером по особым поручениям. Должность звучала громко, а занимался в основном всякой мелочью. Маршевые роты сопровождал, документы возил, охраной штаба дивизии занимался. Даже привыкать стал к такой жизни. Только длилось это недолго.

В один из холодных февральских деньков вызвали меня в штаб армии. Куда, зачем — не сказали. А когда явился и откозырял дежурному, тот с непонятной ухмылкой сообщил, что меня ждут в особом отделе, в кабинете номер такой-то. Ухмылка дежурного капитана мне не понравилась.

— Чего радуешься, крыса? Оружие сдавать или как?

Капитан надулся и выкрикнул что-то насчет оскорбления, которое он не потерпит, а я за оскорбление отвечу.

— Отвечу, — согласился я, — только нечего, как крыса, ухмыляться, когда фронтовик в неприятность попал.

Я ведь не сомневался, что вызывают меня не чай пить, а где-то я прокололся. И, видать по всему, крупно. Если со мной ни в дивизии, ни в корпусе разбираться не стали, а прямиком вызвали в штаб армии.

Но я ошибался. Вызвали меня особисты с предложением, которое буквально ошеломило.

Глава 5

Майор и старший лейтенант носили общевойсковые погоны. Майор назвал свою должность, фамилию, которые сразу вылетели у меня из головы. Информация в особом отделе на мою личность имелась, и долгих окольных разговоров не последовало.

Сообщили, что я нахожусь на хорошем счету, проявил себя в боях решительным командиром, и потому мне оказано большое доверие. В голове невольно мелькнула мысль, что последует предложение насчет работы в особом отделе, или СМЕРШ, как его тогда называли. Я уже обдумывал, что ответить, но майор, улыбаясь, завел речь совсем про другое:

— Вячеслав Пантелеевич, насчет штрафных рот вы, конечно, слыхали? Принято решение направить вас на командирскую должность в штрафную роту нашей армии.

— За что? — вырвалось у меня.

Вопрос был наивный, если не сказать глупый. Но дело в том, что мы, армейские офицеры, имели весьма смутное представление о штрафных подразделениях. Общая атмосфера закрытости информации отучила совать нос в дела, которые нас не касались.

Секрета из штрафных батальонов и рот не делали. Изредка нам сообщали, что рядом с нами будут действовать штрафники. Их бросали на прорыв наиболее трудных участков, но и мы не отсиживались в стороне. Общение со штрафниками не то что запрещали, но не приветствовали.

Да и сами штрафники держались обособленно. За все время я лишь однажды обсуждал вместе с лейтенантом из штрафбата какой-то вопрос совместных действий. Перекинулись десятком фраз, покурили и разошлись. Но одно мнение единогласно держалось в солдатской, да и офицерской среде, что эти люди, по существу, смертники. Вопрос вертелся у меня на языке, пока майор вкратце изложил мне основные положения о штрафных частях.

Помню, он сообщил, что на должности командного состава выдвигают наиболее достойных офицеров, которым полностью доверяют. На мой вопрос о «смертниках» он коротко предложил припомнить потери, которые несут пехотные роты. Чего припоминать? На своей шкуре все испытал. Как бы то ни было, а предложение было, по существу, приказом, и я ответил: «Есть».

Майор еще больше подобрел, сообщил, что месяц службы в штрафной роте засчитывается за шесть, а должность командира взвода капитанская.

— Ты год на фронте лейтенантом проходил. Только ранение и медаль заработал, — кивнул он на мою гимнастерку. — А в роте через месяц-два старшего лейтенанта получишь, да и орденами командиров не обделяют. Сам увидишь.

С тем я и отбыл. Отдохнул пару месяцев в штабе, и будя. Все равно не сегодня завтра бросят на передовую. В армии службу не выбирают. Куда послали, туда и пойдешь. Да и очередное звание, обещанные ордена тоже играли не последнюю роль. Что же мне до конца войны лейтенантом ходить с медалью «ЗБС» («За боевые заслуги»). Ими даже всех писарей уже наградили и телефонисток в штабе. За всякие заслуги, но только не боевые.


Сто двадцать первая отдельная штрафная рота располагалась недалеко от станции Костополь и занимала двухэтажный кирпичный дом, крепко побитый во время недавних наступательных боев. Часть окон просто забили досками, остальные были составлены из больших и малых кусков стекла. К моему удивлению, внутри было довольно чисто, и это напоминало мне всегда вычищенную довоенную казарму Ростовского пехотного училища.

Постовой, в шинели, с винтовкой, проверил мои документы и вызвал щуплого младшего лейтенанта с белорусским выговором. Тот документы смотреть не стал, а сразу спросил:

— Взводным к нам направили?

— Направили, — неопределенно отозвался я.

— Тогда сразу можно знакомиться. Левченко Василь, заместитель командира 2-го взвода.

— Буканов Вячеслав.

— Ничего, что я без званий, на «ты»?

— Нормально.

Несмотря на разговор с особистами и долгую обстоятельную беседу в отделе кадров, что штрафная рота — это такое же воинское подразделение Красной Армии (со своими особенностями), я имел собственное мнение насчет этих «воинских подразделений».

Я нисколько не удивился, если бы увидел расхристанную шатающуюся толпу с татуированными руками, кучки картежников. И еще я крепко вдолбил в голову, что должен сразу поставить на место любого, кто решит проверить, что я из себя представляю.

В карты никто не играл. По казарме без дела тоже не шатались. Трое бойцов у окна занимались столярной работой. Печкой, как и повсюду, служила бочка из-под горючего. Только сделана она была умело: с плотно закрепленной трубой, дверцей, а пол вокруг был оббит жестью и обложен для тепла камнями. На печке стояли два больших чайника, и, кажется, пахло настоящим чаем.

Командир роты капитан Тимарь Николай Егорович, здоровенный широколицый дядька с двумя орденами Красной Звезды, произвел на меня двойственное впечатление. С одной стороны, встретил приветливо, а с другой — настораживала его улыбка и вопросы, в которых я угадывал подковырки (или мне это казалось). Рассказал, кто я и откуда, где воевал.

— Значит, по фрицам пострелял?

— Пострелял, — сдержанно ответил я.

— В атаки тоже ходил?

— Ходил. Меня в штабе посыльным пару месяцев после тяжелого ранения держали, а остальное время пехотным взводом командовал.

— Это хорошо, что опыт имеешь.

В комнате ротного также находились и другие офицеры, с которыми меня познакомили. Замполит роты Зенович, высокий, чернявый. Командир взвода Фалин Петр Петрович. Я не совсем понимал, кем является младший лейтенант Василь Левченко. Заместителей у командиров взводов штатным расписанием не предусмотрено, а помощник (он же командир отделения) носит сержантское звание. Кадровик много чего наговорил о структуре штрафной роты, но разговор больше касался всяческих преимуществ, будущих званий, орденов и великого доверия, которое мне оказано.

— Товарищ капитан, мне что, кроме помкомвзвода еще и заместитель положен? — спросил я.

— Всем взводным положены. Офицеров только не хватает. Так что цени, зам у тебя боевой, обстрелянный, людей хорошо знает.

Я воспринял это по-другому. Если заместителя дали именно мне, то, наверное, потому, что не слишком доверяют. Обижаться нечего. В любом подразделении вначале смотрят, что за человек пришел, изучают его и лишь затем принимают в свой круг.

В данном случае я ошибся. В коллектив меня приняли сразу. Вечером отметили мое назначение: граммов по двести разбавленного спирта, каша с тушенкой, вареная картошка и крупно нарезанное сало с красным перцем и чесноком. Хохлацкое сало мне понравилось, и я его перебрал. Жгло желудок от перца. Замполит Илья Аркадьевич Зенович принес кружку молока. Помогло. Выпивший больше других капитан Тимарь, навалившись локтями на стол, внушал мне:

— Ты, Слава, не думай, что тебя в самое пекло посылают. Вот скажи, взводный в обычном батальоне долго держится?

— По-разному. Если в наступлении, то бывает, через неделю ни одного взводного не остается. Кого — убили, кого — ранили.

— И у нас по-разному. Василь Левченко семь месяцев воюет. Две медали заслужил. Суют нас, конечно, в самые горячие места. А кому на войне прохладно? — Он захохотал и хлопнул широкой ладонью по плечу замполита. — Ну, скажи по своему еврейскому разумению?

— Штабникам да писарям. Кто научился начальству жопу лизать.

— Во! — поднял палец Тимарь. — Аркадьич всегда в точку бьет. А он с замполита стрелковой роты начинал, батальонными делами заправлял. Под Бердичевом вместе со стрелковым батальоном бок о бок дрались. Что, у нас потерь больше было?

Замполит промолчал, из чего я понял, штрафникам пришлось очень не сладко. Но Василь Левченко весело поддержал командира роты:

— Конечно, меньше. Мы же не возились, как жуки в навозе, а сразу ударили. Медлительность в бою — самая хреновая штука.