ая. Вот только я пять лет с ней жила в одной комнате, и могла бы кое-что порассказать. Если бы, конечно, хотела.
Я снова провела ладонью по волосам, изучила горсть — там осталось всего два волоска. Волосы у меня хорошие. Длинные, но пушистые, легкие. Здоровые, ухоженные. И цветом, и густотой похвастаться можно. Я принялась массировать кожу на голове, втирая в нее и в корни целебное масло. Бадейка с теплой водой стояла тут же — смыть после.
Мысли от Нольвенн, которая, кстати, пока так и не вернулась в общую комнату, снова скакнули к новому моему подопечному. Странный он все-таки. Вроде бы, разговаривает. Шутит даже порой. А сквозь это лицо, как сквозь маску, видна бесконечная усталость. И лес… Я ведь не зря обеспокоилась, как он приживется в школе. Он на лес сегодня из окна смотрел… Как на противника, на врага. Не подберу точное слово, но на тех, с кем собираются жить в мире и согласии, так не глядят. А у нас здесь ведь Нольвенн с братцем — совсем не самые странные, кого можно встретить. Среди наших учеников и потомки фейри есть. Не полукровные, но и этого хватает, чтобы среди людей их побаивались и не любили. А Кайден… По нему видно, что он из таких людей, которые, собравшись уходить за грань, совсем не откажутся прихватить с собой побольше тех, кого сочтут врагами.
Я прочесала пальцами пряди, завернула их в узел и повязала старый платок. Истрепанный, выцветший, не раз штопанный, он потому и не был еще выброшен. Растирая в каменной ступке листья петрушки, смешивая зеленую кашицу со свежей простоквашей, намазывая смесью лицо, я все крутила мысли, как бы подобраться к подопечному поближе. Директор Паскветэн потребовал от него терпеть меня рядом — и он терпит. Даже, до некоторой степени, слушается. Но мне-то нужно не то. Мне нужно, чтобы ему хорошо рядом со мной было, спокойно. Прохладная маска легла на нос, скулы — везде, где отметились злокозненные веснушки. А я легла на кровать.
Надо будет его в лес вывести. Представить Брейдену. Это важно. Лес студентов школы и так узнает, и не тронет без веской причины, но представить будет все-же надежней. Подношение сделать. Показать, кого и как можно, в случае нужды, о помощи попросить. Провести в несколько хороших мест и посмотреть какое его примет. Тут надо подумать, куда вести, а куда пока не стоит. Это — обязательно. А дальше — как пойдет. Если хорошо сложится, то отведу его, пожалуй, к реке. Поляна с корягой у старой ивы — мое место, там мне думается хорошо, и многое лучше видится. Там мне больше удается. Просто полежим, помолчим… А текучая вода на мирный лад настраивает, дурное настроение уносит.
Еще…
Негромкий скрип выдернул меня из мыслей. Нольвенн вернулась. Она проскользнула сквозь узкую щель, тихо прикрыла дверь — и только тут заметила, что я не сплю. Подружка перестала стараться двигаться бесшумно, рассмотрела меня и цокнула языком, восхищенно закатила глаза — красавица! Змея у меня подружка. Я не выдержала, заулыбалась. Спрашивать, где она была, не стала — и так знаю, что на гулянии.
— Ты чего не пришла? Мы тебя ждали, — Нольвенн присела на свою кровать, и начала снимать украшения. Браслет с левой руки отправился в шкатулку, следом за ним — кольца. Подруга склонила голову, принялась вынимать из ушей массивные серьги с подвесами.
Я встала и налила немного теплой воды в чашку.
— Некогда было. Возилась с директорским подарочком.
Нольвенн понимающе улыбнулась:
— И как?
— Все живы, — бодро возвестила я о своих успехах и принялась тщательно смывать подсохшую простоквашу с лица.
Магичка негромко рассмеялась и сочувственно посоветовала:
— Подпои его успокоительным, а то он это упущение быстренько исправит!
Я осуждающе взглянула на нее, уткнулась в полотенце и оттуда возмущенно фыркнула. Смешно ей! Нольвенн хихикнула:
— Не сердись, давай лучше, я тебе воды полью!
Размотав полотенце и прочесав пальцами волосы, я снова склонилась над тазом. Теплая вода полилась струйкой на макушку. Я зачерпнула из широкой плошки мыльной смеси, смазала волосы, вспенила как следует, и Нольвенн снова полила воду из кувшина.
— Ну и рожи сегодня были у наших, когда твой больной Андера скрутил!
Я против воли тоже улыбнулась — не дает ей покоя новенький! Но вот ведь, шальной — не побоялся один против всех ввязаться.
И справился же…
— И практически, одной рукой скрутил! — продолжила развивать полюбившуюся тему подруга.
— Ну, прям уж, одной… — Я старательно смывала масло. Теплая водичка приятно грела затылок.
— Не придирайся, — отмахнулась Нольвенн и мечтательно добавила: — Какие у него сильные руки…
— Так ведь лучник, — рассудительно отозвалась я, промокая вымытые до скрипа волосы полотенцем.
— И какие плечи! — Подруга с урчанием закатила глаза.
— Так ведь лучник!
— А какая спина — м-м-м!
— Нольвенн, сходи на свидание, — душевно посоветовала я, и посмеиваясь, увернулась от подушки, брошенной в меня возмущенной магичкой.
А сама против воли вспомнила, как сегодня днем рассматривала ту же самую спину и плечи… Ну, посмотреть и правда есть на что! И, отогнав неуместные мысли, принялась убирать последствия своих прихорашиваний — ступку с пестом тщательно вымыть, воду слить в ведерко, утром вынесу, таз ополоснуть и поставить на стул — соседке пригодится.
Нольвенн начала распускать шнуровку платья на груди, тихо улыбаясь, и я засмотрелась на нее.
Она ведь откровенно некрасива. Лицо резкое, хищное. Черные косы — густые, блестящие, красивые. Но в складке губ, в разрезе глаз, горбинке носа есть что-то жесткое. И черты, по отдельности вроде бы приятные, вместе не порождают гармонии. Фигура, хоть и хороша — да вот беда, прихрамывает подружка. У Нольвенн отталкивающая внешность — что есть, того не отнять. Но держит себя подруга так, что через час об этом уже не помнишь. И изъян видится изюминкой. Живость характера, сильный стержень, вера в себя и умение подать как достоинства, так и недостатки, перекрывали непривлекательное лицо.
Поклонников у нее было полно — мужчины вокруг вились. Соперничали между собой за ее внимание, и тем самым подхлестывали друг друга. Нольвенн, хорошо зная как свои сильные стороны, так и слабости, не обольщалась этим вниманием, и частенько, насмешливо кривя сочные губы, приговаривала, что много — не всегда хорошо. И гоняла их, не скрываясь. Язвила. Особо навязчивым и вовсе сурово перепадало, в гневе Нольвенн бывала страшна. И все равно, я частенько ловила провожающие ее взгляды. Завидовала, конечно, порой — меня-то так не добивались. И уж если я говорила «нет», пороги потом не обивали и не старались завоевать. А вот Нольвенн могла так взглянуть, что несчастный чуть не замертво падал. Но не уходил.
Завидовала я, правда, как-то не всерьез. Не надо мне этого. Не тот у меня характер, чтобы душевный покой на круговерть поклонников сменить. Их ведь еще осаживать надо, следить, чтобы не переубивались, сортировать — словом, содержать хозяйство в порядке. А я не Нольвенн, мне это в тягость. И представив себя на месте подруги, содрогалась.
Под фырканье купающейся соседки, я вернулась мыслями к Кайдену.
Обязательно надо распорядится на кухне директорским именем, чтобы ему в миску клали больше овощей. И зелени. И… Главное, чтобы тут он сам не взбрыкнул. А то заявит, что мужская еда — мясо, и уговаривай его потом…
А если серьезно, то все это полумеры. И лечить его, пока он не захочет со мной говорить, не получится. Но торопиться нельзя. Поспешу — оттолкну. Лучшее, что я могу для его выздоровления сделать — запастись терпением и ждать…
Я скинула через голову простое домашнее платье, натянула ночную сорочку, и скользнула в постель.
— Сладких снов, Нольвенн.
— Сладких снов, Шела.
Багрово-алая вспышка. И крик. Дикий, животный, ввинчивающийся в мозг. То ли мой собственный, то ли чей-то еще. Хочется заткнуть уши, но нечем. Рук нет. Да и тела нет тоже. Вместо него только жгучие языки пламени, пляшущие вокруг, тонущие в алых сполохах. И крик. Крик. Крик.
Боги милостивые, да заткните вы уже его!!!
«Сдавайся… покой… тишина… сдавайся… сдавайся… сдавайся…»
Я рывком подскочил на кровати, больно ударившись плечом о стену. Тело горело, сердце тараном билось в грудную клетку, с носа капал пот, меня всего колотило крупной дрожью, а в раскалывающейся на две половины голове все еще звучал эхом отчаянный крик, вперемешку с навязчивым шепотом. Стоило закрыть глаза, как перед ними снова поплыли багровые пятна. Я уронил голову на ладони, с силой стискивая виски, будто надеялся таким образом удержать ее от разваливания.
Спокойно. Спокойно. Вдох. Выдох. Вдо-ох. Вы-ыдох. Медленнее. Еще медленнее.
Еще.
Мне, как всегда, сложно было сказать, сколько времени прошло от момента пробуждения до того, как сердце наконец выровняло ритм, тело вновь стало послушным, а в голове воцарилась звенящая тишина. А еще все чаще мне казалось, что этот момент может и не наступить.
На несколько мгновений я рухнул обратно на кровать, продолжая медленно и глубоко вдыхать свежий ночной воздух, льющийся в комнату из открытого настежь окна.
Мысли упрямо хотели вернуться к прокручиванию в голове жуткой картинки и страшного крика, но я отчаянно сопротивлялся. Нет. Нельзя. Надо думать, о чем-то хорошем. О чем-то светлом. Беда только, что светлых воспоминаний с каждым днем становилось все меньше и меньше. Они блекли и теряли силу.
Я поднялся с кровати и подошел к окну, тяжело опершись руками на подоконник. Выделенная мне комната была на четвертом этаже с видом на лес. Хотя, сдается мне, в этом замке мало комнат, где можно скрыться от этого вида. Черная громадина, простирающаяся до самого горизонта, слегка посеребренная неярким светом молодой луны. Брейден. Вот уж никогда не думал, что меня занесет к границам этого древнего чудища. Впрочем, если в моей жизни и были какие-то планы, судьба виртуозно пустила их коту под хвост.
Стоп. Светлое. Думать о светлом.