Куснирас вместо ответа зевает, прикрывая рот пальцами. Голос Бестиунхитрана застает его врасплох, он даже спотыкаются.
— Добро пожаловать!
Бестиунхитран стоит наверху лестницы, улыбаясь и обеими руками держась за лацканы пиджака безупречно сшитого серого костюма, в котором его фигура обретает контуры торпеды. Ликующий дон Карлосик подпрыгивает и, прежде чем представить их друг другу, визгливо кричит:
— Мой маршал, для меня великая честь привести сюда этого дерзостного цыпленка! Инженер Куснирас — сеньор президент республики дон Мануэль Бестиунхитран.
Бестиунхитран пожимает руку Куснирасу душевно и просто, как знаменитость знаменитости. Тот так же отвечает на рукопожатие, ибо знает, что, хотя Бестиунхитран — в эполетах, родился он на циновке.
— Мы наслышаны друг о друге, — говорит Бестиунхитран дону Карлосику и улыбается Куснирасу, давая ему понять, что оба они люди именитые.
— Весьма польщен, — отвечает Куснирас.
Дон Карлосик, желающий подчеркнуть историческую значимость свидания, которое он устроил, восклицает:
— Рядом с вами обоими я чувствую себя полнейшим ничтожеством!
Бестиунхитран сочувственно смотрит на дона Карлосика, мысленно с ним соглашаясь, и, указующе поднимая руку в направлении одного из коридоров, говорит посетителям:
— Прошу сюда.
Стражник видит, что он более не нужен, и пока эти трое идут в глубь коридора мимо бронзовых статуй конца прошлого века, он спускается вниз по лестнице, втискивается в свою каморку, садится за свой стол и немедленно засыпает.
Президент и его гости располагаются в личном кабинете властителя: сам Бестиунхитран — в высоком кресле, чтобы колени не давили на толстое брюхо; дон Карлосик и Куснирас — на разных концах низкой софы, обитой марокканской кожей. Бестиунхитран произносит заранее заготовленную, но краткую речь, где вовсе не упоминается о выдвижении Куснираса кандидатом от оппозиции, зато подчеркивается вся важность его прибытия в Пончику на аэроплане.
— Это открывает новые пути к прогрессу, — говорит президент.
В то время как Бестиунхитран разглагольствует, дон Карлосик слушает его с раскрытым ртом, а Куснирас, не слишком вникая в смысл его слов, обводит взглядом кабинет. Видит лампу под абажуром с висюльками, огромный письменный стол, пригодный скорее всего для Пантагрюэля, если бы тот мыслил с таким же размахом, как ел, и предназначенный для подписания приказов, гнусных законов и смертных приговоров; на стене — портрет хозяина с президентской лентой через плечо, а на консоли — его же бюст из итальянского мрамора, оголенный, геркулесоподобный и весьма омоложенный.
Бестиунхитран между тем продолжает разглагольствовать, а затем вдруг заявляет:
— Таким образом, пришла пора создать Пончиканские аэропланские силы.
Взор Куснираса перестает блуждать, останавливается и устремляется на говорящего. Дон Карлосик напружинивается, сердце у него замирает, глаза воспламеняются.
Видя, что бык опустил рога, Бестиунхитран делает решающий выпад.
— Я хочу, чтобы вы этим занялись, — говорит он Куснирасу. — Назначаю вас главнокомандующим Аэропланскими силами в чине вице-адмирала воздушного флота. Поедете в Европу за счет правительства и закупите шесть военных аэропланов, какие сочтете лучшими.
Дон Карлосик не может сдержаться и восклицает:
— Пепе, я говорил, что тебе следует вернуться на родину!
Бестиунхитран встает, кладет руки за спину, проходится по кабинету, останавливается, оборачивается к Куснирасу и спрашивает:
— Как вам это нравится?
Куснирас не скрывает удивления:
— А для чего это нужно?
— Создавать Аэропланские силы? — Бестиунхитран меняет позу, скрещивает руки на груди и преисполняется намерения объяснить то, что яснее ясного: — Инженер, ваш полет показывает, что на аэроплане можно не только долететь до Пончики, но и из Пончики долететь до многих мест. Достаточно одной эскадрильи, чтобы мы смогли вернуть свои исконные территории.
— Вы имеете в виду остров Уанабану? — спрашивает Куснирас.
— И Коврингу, — отвечает Бестиунхитран.
— И Ласточкины острова, — добавляет дон Карлосик, — которые в эпоху владычества испанцев подлежали юрисдикции правителя в Санта-Крус-де-Пончика.
Куснирас молчит, выжидая, когда абсурдность аргументации станет совершенно очевидной.
— Но Аэропланские силы, — говорит он наконец, — требуют больших затрат. Не приведет ли это страну к финансовому краху?
— Все рассчитано, — говорит Бестиунхитран. — Создать Аэропланские силы дешевле, чем купить крейсер, и производит большее впечатление. С другой стороны, это вопрос престижа, что рано или поздно сыграет нам на руку.
Куснирас въезжает задом в глубь диванчика из марокканской кожи и задумывается. Бестиунхитран раскуривает сигару, дон Карлосик не может прийти в себя от радости.
— Какая великолепная идея! — говорит он.
Бестиунхитран продолжает:
— Во время поездки в Европу вы, инженер, сами законтрактуете шестерых пилотов.
— Может хватить и двух, — замечает Куснирас. — Они помогли бы мне подготовить пончиканских пилотов.
Бестиунхитран, направившийся было к туалету, останавливается как вкопанный.
— Ни в коем случае. — Он открывает дверь в туалет, сунув сигару в рот и расстегивая штаны, говорит сквозь зубы: — Я не хочу, чтобы в случае революции шесть олухов бомбили мой дом.
Вместе с последним словом дверь за ним закрывается. Дон Карлосик и Куснирас остаются одни.
— Тебе, мальчик, счастье само в руки дается! — говорит дон Карлосик. — Смотри не упусти!
— Но я же не для того сюда приехал! Я приехал для участия в президентских выборах!
— В каких там еще выборах, не пори глупости, не задирай нос! Подумай только: главнокомандующий! Воздушный вице-адмирал! Ты будешь самой важной персоной в Пончике!
Шум воды в уборной умеряет его пыл и красноречие и дает другой ход мыслям. Дверь открывается. Входит Бестиунхитран, оправляя штаны, и спрашивает:
— Ну, что скажете? Согласны?
Куснирас, курящий папиросу «English oval», вместо ответа делает глубокую затяжку. Дон Карлосик, не владея собой, отвечает за него:
— Конечно, согласен!
Куснирас медленно выпускает изо рта дым:
— Мне надо подумать.
— Сколько минут? Двадцать? Тридцать? — напирает Бестиунхитран, не терпящий проволочек.
— Два дня, — говорит Куснирас.
Бестиунхитран досадливо хмурится, но уступает:
— Ладно, не возражаю. Приходите ко мне сюда послезавтра в этот же час.
Куснирас и дон Карлосик спускаются по безлюдной лестнице. Встревоженный дон Карлосик пристает к Куснирасу:
— Соглашайся, Пепе. Согласись, что надо согласиться.
Куснирас вдруг останавливается на лестнице, добродушно смотрит в умоляющие глаза собеседника, меланхолично улыбается и говорит:
— Я согласен ему ответить вот так…
И его красивое тонкое лицо на мгновение преображается: щеки раздуваются, губы плотно сжимаются и издают громкий, малоприличный звук; одновременно он с неописуемой быстротой наклоняется, растопырив руки и ноги. Дон Карлосик сначала искренне возмущается и тут же впадает в безысходное отчаяние. Грудь у него вваливается, плечи обвисают, взор мутится, брови лезут на лоб, рот открывается. Куснирас снова становится самим собой и спокойно идет вниз по лестнице.
— Зайдем в казино, — говорит он.
Сраженный горем старикан тащится за ним. Он был бы убит наповал, если бы мог знать, что сверху, стоя в тени среди херувимов, Бестиунхитран, который все видел, смотрит им вслед, сжав челюсти и нахмурив брови. Как только они исчезают из виду, он поворачивается и шагает по темному коридору, погрузившись в раздумье и скрестив на груди руки. Но неторопливый шаг обращается в яростный бег, едва он осознает, как тяжко его оскорбили.
Он мчится мимо Салона воспоминаний, мимо Китайского салона, своего кабинета и Зеленого салона, останавливается перед последней дверью и распахивает ее ударом ноги.
Мордона из глубины кресла, где он читал «Весь свет» и подремывал, вскидывает глаза и замирает от ужаса. Бестиунхитран врывается, как взбесившийся слон, чуть не вышибив дверь.
— Кончено! Никаких Аэропланских сил! С этим подонком нельзя иметь дело! Я предлагаю ему чин вице-адмирала воздушного флота, а он отвечает, что ему, мол, надо подумать! Целых два дня! Я разрешаю, а через пять минут, на лестнице, он говорит этому старому своднику, который его притащил, что ответит мне… пр-р-р! — Он издает губами такой же непристойный звук и топырит конечности точно так же, как это делал Куснирас.
Мордона краснеет. Бестиунхитран продолжает:
— Мне он хочет испортить воздух, я ему отравлю существование.
Глава X. Пир и после пира
В казино идет пир. В Большом зале умеренные устраивают грандиозный ужин в честь возвращения Пепе Куснираса. Круглый стол, покрытый белой скатертью, сервирован на двенадцать персон. Все пьют, едят, пачкают скатерть коричневым соком каракатиц, жиром жареных цыплят и шоколадным кремом. Андрес Бирручодарре, тихий испанец, ставший метрдотелем в Пончиканском казино, подбирает пустые бутылки от «Шабле» и «Вальполичеллы»; не теряется и Паблито Замухрышка, сгребающий на поднос объедки от обильных блюд; потом он угостит друзей в кафе гаванскими сигарами, коньяком «Мартель», а также россказнями доктора Убивона.
— Ну и порезвились мы, когда женился король Бурбон Длинный Нос: бомба на Гранвиа, бомба в Сан-Антонио и бомба в ризнице. Прикончить мы его не прикончили, но устроили ему славную брачную ночь.
Пепе Куснирас, Коко Даромбрадо, Пако Придурэхо и Жеребчик Ройсалес — друзья детства и отчаянные повесы — хохочут вместе с представителями старшего поколения: доном Мигелем Банкаррентосом, уже почти не хромающим; доном Бартоломе Ройсалесом, отцом Жеребчика, и доном Касимиро Пиетоном, сменившим черный костюм на одежду богемы. Дон Карлосик вымученно улыбается, ибо от этого ужина у него разлилась желчь. Благодилья и сеньор Де-ла-Неплохес — выразители истинного патриотизма — изображают на своих лицах осуждение. Дон Игнасио Пофартадо, который в молодости, до того как попасть в Пончику, был монархистом, а теперь боится всего на свете, говорит Убивону: