Он уже бежал. Бежал к ним. Летел. Убежище. Но убежище — всего лишь иллюзия, затерявшаяся в темном лабиринте реальности.
И вдруг случилось невероятное: он остановился. Пол не понимал причины, но знал, что его больше не контролируют. Мышцы ног все еще судорожно подергивались, но лишь потому, что освободились от напряжения. Этот мучительный навязчивый невроз мало-помалу отступал. Защитное поле, более сильное чем то, что могли создать подиане, стеной встало и сомкнулось вокруг него. Сознание сделалось чистым-чистым, как первый снег.
Он стоял на краю луга и в изумлении взирал на детей, которые шли по высокой густой траве. Сколько их? Дюжина? Но главным было не их количество. Нет, совсем не это.
Они были одеты в какие-то лохмотья и шкуры, волосы развевались по плечам, но никто никогда не принял бы их за дикарей. Старший мальчик выглядел лет на шестнадцать. Самому маленькому было, наверное, года три. Все держались спокойно и смотрели без страха.
Дети остановились в нескольких шагах от него.
— Вы разбираетесь в электронике? — спросил мальчик. Пол кивнул.
— Хорошо, — отозвался мальчик. — Тогда пойдете с нами. Нам необходимо усвоить много технической информации.
— Пойду с вами? — переспросил Пол, оглядывая маленькую группу. Рядом с мальчиком стояла девочка лет пятнадцати в сильно поношенном стеганом платье, которое было ей чересчур велико.
— Да, — сказал мальчик. — Сегодня ночью голос велел нам покинуть наш лагерь возле станции подиан и вернуться в мир. — Пол резко взглянул на него. У него что, тоже были видения?
Мальчик верно истолковал выражение лица Пола.
— Полагаю, источник голоса находится вот здесь, хотя вчера ночью я этого не знал. — Он вручил Полу какой-то маленький предмет. — Мы нашли его спрятанным в тюфяках, на которых спят дети.
Пол с любопытством разглядывал предмет. Это было миниатюрное, но вполне узнаваемое радио. Мальчик сказал, что они жили возле станции подиан, что вполне объясняло их невежество в отношении многих общеизвестных достижений технического прогресса.
— Мы сделали, как велел голос, — сказала девочка. — Откопали это возле станции. Никто не знал, что оно было там, но мы без труда его нашли. — Она передала ему какой-то предмет в пластмассовом футляре площадью с фут и в пол фута толщиной. Пол с нетерпением взял его в руки. Держать электронное оборудование любого происхождения рядом со станцией подиан запрещено. Должно быть, его закопали до того, как станция была построена.
Он открыл футляр и внимательно изучил то, что было внутри. Его энтузиазм медленно испарился.
— Это ерунда, — подавленно проговорил он. — Радиопередатчик устаревшего образца, передающий слабый сигнал с ряда катушек проволочных самописцев.
Почему-то Пол связывал присутствие детей со своим освобождением. Он быстро огляделся. Никакого другого оборудования у них не было.
— Но поле, — в отчаянии проговорил он, — как вы нейтрализовали поле Мальчик лишь улыбнулся, стоя в лучах утреннего солнца.
— Подиане создают поле в пределах их нервной системы, — серьезно объяснил он. — Вы думали, мы бы использовали механизм?
Пол не мог так сразу постичь эмоциональный аспект этой идеи, посему занялся аспектом научным.
— Это старый план, — продолжал мальчик. — План, который должен был держаться в тайне даже от тех, кто принимал в нем участие до тех пор, пока не придет время… — Он нежно привлек девочку к себе. — Пока не придет время, когда родится человек, которым подиане не смогут управлять. Я был первым таким человеком. — Он дотронулся до потрепанной ткани платья девочки. — Его носила моя мама, — сказал он. — Не потому что хотела и не потому что знала зачем. Просто в нее была заложена модель поведения, которой она не могла не следовать.
Он закончил:
— Предки всех нас, кто находится здесь, носили это платье с момента зачатия до рождения каждого ребенка.
Рваная, истрепанная ткань поблескивала металлическим блеском. Некая схема неизвестной сложности была вплетена в материал.
Части плана, словно кусочки мозаики, в конце концов, сложились у него в голове. Подиане призывали, и человек являлся к ним соразмерно своим знаниям, в зависимости от степени его ненависти. Но если с рождения границы знаний намеренно ограничивались, и если в ребенке не воспитывалась ненависть к подианам, тогда его никогда не призывали. Целый клан, воспитанный таким образом, мог жить рядом со станцией и это дозволялось. Устройства, которые дети принесли с собой, были способны таким вот образом обучать поколения детей.
А когда, наконец, родился тот, кто органически создавал определенное поле, он привел в действие новую систему автоматического образования для тех, кто появился позже.
Но как такой ребенок вообще мог появиться? Холт говорил: «Наследственность — это развитие оплодотворенного яйца в утробе». Это, по крайней мере, частично правда.
Между новорожденным ребенком и взрослым лежит большой период развития — целый мир. Питай организм и обучай должным образом, и получишь то, что желаешь, в определенных пределах, разумеется — музыканта, спортсмена, ученого. Но если будешь обходиться с ним иначе, лишишь йода и других необходимых для развития микроэлементов, он вырастет больным, увечным идиотом.
Но между оплодотворенной яйцеклеткой и новорожденным ребенком лежит даже не мир, а целая вселенная развития. Здесь организм воистину податлив и в высшей степени восприимчив.
В ткань платья, что на девочке, заткана схема, которая модифицировала мыслительное поле подиан и направляла на развивающуюся яйцеклетку. И растущая нервная система откликалась. Но существовало только одно место, где можно было обеспечить сильное и постоянное поле, и это место было рядом с подианской станцией.
Мальчик прервал размышления Пола.
— Мы спрячемся в лесу, пока не сформируется защитное силовое поле. — Он задумчиво помолчал. — Хотели, чтоб родители пошли с нами, но они не могли. Они эмоционально обусловлены оставаться в одном месте.
Он грустно улыбнулся Полу.
— Вам бы они показались…слабоумными, и в каком-то смысле, так оно и есть. — Он покачал головой. — Полагаю, это было необходимо. — Парень повел детей под защиту леса. Пол пошел за ними.
— Они не знают, что произошло, — продолжал мальчик. — Наше отсутствие их сильно удручит и собьет с толку. И они не способны иметь еще детей.
— Как тебя зовут? — спросил Пол, хотя и сам уже знал.
— Я Сэм Холл, — ответил мальчик. — Сэм Холл Пятый. — Он взглянул на подианский корабль, который плыл над дальними верхушками деревьев. — Будьте вы прокляты, — сказал Сэм существам, находящимся в нем.
Убежище — в самой жизни, в ее растущей и развивающейся яйцеклетке, в еще не родившихся поколениях. Когда-то давно первый Сэм Холл понял это и знал, что оно выстоит.
ПРОСТОЙ ПСИМЕН
Он надел пиджак и выглянул из-за угла, прежде чем подойти к двери.
— Я пси, — прошептала булавка у него на лацкане.
Иган Рейнс выпустил ручку двери и пощупал эмблему. Незаметное, меньше ногтя его большого пальца, изображение лунного диска на темно-синем фоне. На диске изображено лиц, с двумя выступающими по бокам антеннами.
Рейнс нахмурился и повертел заколку в пальцах. Ему казалось, что он избавился от всего, что способно его выдать. Пока никакого вреда: в Индии никто не видел этот значок и не слышал его. Рейнс с сожалением посмотрел на эмблему, повернул ее. Сзади надпись «Американская Ассоциация Пси-астрономов». Значок обладает сентиментальной ценностью, но от него придется избавиться.
Он подошел к диспозеру — устройству для утилизации отходов — и бросил булавку в него. Она тут же с гудением вылетела назад и ударилась о противоположную стену. Ворча, что иностранные устройства никогда не работают нормально, Рейнс подобрал ее. Внимательно осмотрел и заметил крошечную царапину на поверхности. И все. Материал прочнее, чем способны обработать лезвия диспозера. Рейнс с уважением подумал о технике, с помощью которой создана эта булавка.
Кто-то прошел внутри по коридору. Неужели услышали звук удара? Рейнс начал осторожную мысленную проверку.
— Я пши… — сказала булавка.
Теперь она шепелявит… и звук стал громче. Удар, должны быть, повредил кристаллы речи внутри. Рейнс торопливо закрыл свои мысли, и булавка отозвалась молчанием.
Первоначально это было средство распознавания; оно позволяет людям с такими же способностями — псименам — узнавать друг друга. В Америке, где таких людей немного, оно прекрасно справляется со своей функцией, но в Индии, где активность менталистов гораздо выше, оно становится помехой. И будет непрерывно болтать.
Рейнс завернул маленький механизм в бумагу и осторожно бросил в приемную щель диспозера. Диспозер загудел, и, как и ожидал Рейнс, булавка вылетела назад. Он снова вырвал ее из стены. На этот раз она слегка погнулась.
«Диспозер установлен для удобства гостей. Он возвращает все случайно брошенные в него ценности».
Рейнс подпрыгнул и дико огляделся. Он был уверен, что в помещении никого нет, и никакого служебного экрана он не видел. Он по-прежнему никого не видел. Но со стены на него смотрел глаз.
— Все дело в дефиците, — серьезно объяснил глаз, заметив его недоумение. — Наша страна не производит все необходимые нам материалы. Не имея возможности заказать большие устройства, менеджмент отеля ограничился маленькими. Они выполняют свою задачу.
Глаз, чуть больше естественно, подмигнул ему. Он заполнял весь экран.
— Если хотите избавиться от украшений, рекомендую ломбард. Это гораздо экономичней.
Рейнс с привычной осторожностью осмотрелся. Что видел или слышал этот механизм. Вероятно, ничего. Глаз он заметил.
— Прошу прощения, я выбрасывал не совсем обычную изломанную запонку.
— Да, она необычная, — согласился глаз. — Будь она чуть тверже, не вернулась бы. — Глаз затуманился. — Мы не можем допустить поломки диспозера, поэтому смягчаем условия его работы. Если предмет тверд, как алм