Она умолкла, и в глазах ее блеснул огонек.
– Прошу извинить, но это слишком личное. Быть может, дать вам его адрес?
– Будьте любезны.
Она продиктовала мне номер дома на Семьдесят шестой улице.
– …Еще она дружит с Гулдой Гринберг, которая живет под нами, на втором этаже, квартира 2С. Потом – Синтия Фри… Но это не настоящее ее имя. Вы ее, конечно, знаете.
– Нет, боюсь, не имею чести.
– Она выступает на сцене.
– Ах да, конечно же. Синтия Фри.
– Да. Она училась с Рейчел в средней школе, но потом бросила ее. Не стану говорить о ней дурного. Моя Рейчел такая верная, лучшего друга и не придумаешь. Вот я уже старею, и кто со мной останется? Мой муж, конечно, и Дебора с Нэнси, и друзья – но главное, я знаю: до самого моего конца со мной будет Рейчел. Об этом вы должны написать. Я вам еще расскажу о ней, мистер Гудвин, только вы войдите и сядьте… Ой, телефон звонит… Простите, я сейчас.
Она повернулась и устремилась в комнату. Я не шелохнулся. Через несколько секунд до меня донесся ее голос:
– Алло… Да, миссис Эйбрамс у телефона… Да… Да, Рейчел – моя дочь… Что вы сказали?..
Я не колебался, что делать дальше. Вопрос был только в том, оставить ли дверь распахнутой или прикрыть ее. Последнее казалось более разумным. Я тихонечко, стараясь не стучать, притворил дверь и начал спускаться по ступенькам.
Выйдя на улицу, я посмотрел на часы – они показывали пять двадцать четыре. Добравшись до перекрестка, я оглянулся, заметил в конце квартала аптеку, поспешил к ней, отыскал телефонную кабинку и набрал номер. Трубку снял Фриц и соединил меня с оранжереей.
Когда Вульф подошел, я сказал ему:
– Мне удалось поговорить с матерью Рейчел. Она сказала, что ее дочь никогда не рассказывает дома о своей работе. Мы беседовали в настоящем времени, потому что она еще пребывала в неведении о случившемся. Ей хочется увидеть имя Рейчел в газетах, и она его увидит благодаря этому мерзавцу, с которым я разминулся на три минуты. Я ей ничего не сказал, так как только потерял бы на этом время. Завтра, когда она осознает, что выяснение подробностей о работе ее дочери может помочь найти мне убийцу, она, возможно, что-нибудь припомнит, хотя вряд ли. Имена нескольких друзей я узнал, но живут они в разных местах. Попросите ребят позвонить мне по этому номеру. – Я продиктовал номер телефона.
– Мистер Кремер настаивает на встрече с тобой, – сказал Вульф. – Я рассказал ему все, и он послал за книжечкой, но желает видеть тебя лично. Судя по голосу, он разозлился. Пожалуй, тебе стоит заехать к нему. Все же мы действуем сообща.
– Угу. И давно? Ладно, ладно, поеду. Не усердствуйте.
Я подождал в кабинке, чтобы никто не занял ее. По мере поступления звонков я препоручил Уильяма Баттерфилда Солу, Гулду Гринберг – Фреду и Синтию Фри – Орри, добавив, что желательно разузнать имена других друзей и знакомых мисс Эйбрамс, и пусть занимаются ими сами. Покончив с наставлениями, я прогулялся пешком до метро.
На Западной Двадцатой улице я испытал на собственной шкуре, насколько разозлился Кремер. Я давно уже сбился со счету, пытаясь определить, сколько раз меня вызывали в это учреждение за последние годы. Когда у нас с Вульфом есть что-то, на что Кремер хотел бы наложить лапу (или Кремер думает, что есть), меня тут же препровождают в его кабинет. Если дело пустяковое, мной занимается сержант Пэрли Стеббинс или кто-то из низших чинов. Если же требуется задать мне нахлобучку, меня бросают на растерзание лейтенанту Роуклиффу. Когда мне придется выбирать между раем и адом, я не стану ломать голову, а просто спрошу: «А где Роуклифф?» Одно время мы с ним были на равных – он надоел мне ничуть не меньше, чем я ему, – пока в один прекрасный день меня не осенило: надо начать заикаться! Дело в том, что, когда Роуклифф горячится и выходит из себя, он слегка заикается. Вот я и придумал – сперва раздразнить его, а потом разок заикнуться и посмотреть, что получится. Результат превзошел все ожидания. Роуклифф так взбесился, что стал мычать и запинаться на каждом слове, после чего я с полным основанием подал жалобу, что он меня передразнивает. С тех пор козыри были у меня, и Роуклифф это знал.
Мы с лейтенантом мозолили друг другу глаза уже битый час – чистейший фарс, ведь Вульф уже выложил им все без утайки, и добавить мне было нечего. Роуклифф упорствовал, что я преступил закон, обыскав место происшествия и прикарманив записную книжку (сущая правда), и настаивал, что я наверняка нашел еще что-то и утаиваю это от полиции. Так мы сидели и толкли воду в ступе, пока наконец мне не дали подписать свои отпечатанные показания. Я подписал, Роуклифф прочитал и стал приставать с новыми вопросами. Я долго терпел, но потом мне наскучило.
– Послушайте, – сказал я, – вы же сами знаете, что несете полную галиматью. Чего вы добиваетесь – пытаетесь с-с-с-сломить мой дух?
Роуклифф стиснул зубы. Но он должен был что-то ответить.
– Я бы с удовольствием с-с-с-сломал тебе шею, – заявил он. – Убирайся отсюда к чертовой матери!
Я убрался, но не туда, куда он меня послал. Я твердо намеревался перекинуться парой слов с Кремером. Спустившись в вестибюль, я повернул налево, дошел до конца коридора и толкнул дверь, не постучав. Кремера не было, лишь Пэрли Стеббинс пыхтел над столом, заваленным бумагами.
– Заблудился? – поинтересовался он.
– Нет. Я пришел сдаваться. Я только что з-з-з-зажарил и слопал Роуклиффа. Вдобавок мне кажется, что кто-то здесь забыл меня поблагодарить. Если бы не я, ребята с участка почти наверняка посчитали бы это самоубийством или несчастным случаем, а посему никто бы не просмотрел записную книжку и не обнаружил этих записей.
– Верно, ты нашел книжку, – кивнул Пэрли.
– Я о том и толкую.
– И отнес ее домой Вульфу.
– А затем без промедления предоставил вам.
– Да, ты прав. Спасибо большое. Устраивает?
– Да. Только ответь на один вопрос, чтоб не дожидаться утренних газет. Как названо в заголовках падение Рейчел Эйбрамс из окна?
– Убийство.
– Гадали на кофейной гуще?
– Нет. Нашли следы пальцев на шее. Врач полагает, что ее душили. Стало ли это причиной смерти, покажет вскрытие.
– И я не успел на каких-то три минуты…
– Ну да? – притворно изумился Пэрли.
Я изрыгнул сочное словцо. Потом добавил:
– Хватит вам и одного Роуклиффа в отделе, – и отправился восвояси.
В приемной я зашел в телефонную кабинку, набрал номер, услышал голос Вульфа и доложил:
– Извините, что нарушаю ваш ужин, но мне нужны указания. Я в уголовке на Двадцатой улице, без наручников, провел час с Роуклиффом и пошушукался с Пэрли. Исходя из пятен на шее, официальная версия гласит, что ее задушили и выбросили из окна. Как я вам и говорил. Три имени, которые назвала миссис Эйбрамс, я распределил по нашим ребятам, велел им узнать еще что-нибудь и действовать по своему усмотрению. Сегодня вечером или завтра нужно еще разок навестить Эйбрамсов, только не мне. Сол, пожалуй, сумеет вызвать миссис Эйбрамс на откровенность. А я жду указаний.
– Ты ужинал?
– Нет.
– Возвращайся домой.
Я дошел до Десятой авеню и поймал такси. Дождь моросил не переставая.
Глава шестая
Вульф не любит встречаться и обсуждать дела с клиентами. Бесчисленное множество раз он твердил мне, чтобы я не впускал к нему клиентов. Поэтому, когда я вечером по указанию Вульфа позвонил в гостиницу Уэлману и пригласил его прийти к нам завтра в одиннадцать утра, я понял, что Вульф разделяет мою тревогу по поводу этого дела.
Восемь дней минуло с тех пор, как мы познакомились с нашим клиентом, хотя названивал он с завидным упорством: то из гостиницы, то из Пеории. Судя по всему, восемь дней не пошли ему на пользу. Он был облачен в тот же самый серый костюм или в точную его копию, но галстук и рубашку все же сменил. Лицо его было землистым. Повесив пальто нашего клиента, я заметил, что он, кажется, сбавил в весе. Уэлман промолчал, и я подумал даже, что он оглох, но потом, когда он вошел в кабинет, обменявшись с Вульфом приветствиями и опустившись в красное кожаное кресло, он извинился:
– Прошу прощения, вы что-то сказали о моем весе?
– Да, мне показалось, что вы похудели.
– Наверное, вы правы. У меня пропал аппетит, да и сон нарушился. Я возвращаюсь домой, иду в офис или на склад, и все из рук валится; сажусь на поезд, качу сюда, но и здесь не лучше. – Уэлман обратился к Вульфу: – Ваш помощник сказал мне по телефону, что новостей у вас нет, но вы хотите поговорить со мной.
Вульф кивнул:
– Не хочу, а вынужден. Позвольте задать вам вопрос. За восемь дней я потратил… сколько, Арчи?
– Около тысячи восьмисот.
– Почти две тысячи долларов из ваших средств. Вы заявили, что согласны на все, даже если я пущу вас по миру. Вы не должны соблюдать обязательства, принятые под давлением. Я люблю принимать от клиентов чеки, но лишь при условии, что не буду потом терзаться угрызениями совести. Как вы себя сейчас чувствуете?
Уэлман заметно смешался. Он сглотнул, потом ответил:
– Я же сказал, что у меня пропал аппетит.
– Я слышал. Вы должны есть. Человек должен есть. – Вульф жестами показал как. – Пожалуй, мне стоит обрисовать положение. Как вам известно, я считаю доказанным, что вашу дочь убил мужчина, который, назвавшись Бэйрдом Арчером, позвонил ей и назначил свидание. Убил из-за того, что она прочитала рукопись, о которой упоминала вам в письме. Полиция согласна с моими выводами.
– Я знаю. – Уэлман пытался сосредоточиться. – Это уже немало. И установили все это вы.
– Я установил еще кое-что. Большую часть ваших денег мы потратили на то, чтобы попытаться разыскать кого-нибудь, кто мог бы рассказать нам про рукопись, или про Бэйрда Арчера, или про то и про другое. Мы уже держали удачу за хвост, но в самый последний миг упустили. Вчера днем убили молодую женщину по имени Рейчел Эйбрамс, столкнув ее с седьмого этажа. Мистер Гудвин опоздал на три минуты. А вот сведения, которыми располагает полиция, но которые не предназначены для печати. В письменном столе убитой мистер Гудвин обнаружил записную книжку, где было записано, что в сентябре прошлого года Бэйрд Арчер уплатил мисс Эйбрамс девяносто восемь долларов сорок центов за перепечатку рукописи. Это окончательно доказывает, что вашу дочь убили из-за того, что она прочла рукопись, но это лишь подтвердило мое предположение и поэтому не столь для нас важно. Мы…