О своем тяжелом материальном и моральном положении я многократно писал в разные партийные инстанции: Смольнинскому райкому партии, парткому института истории партии, обкому и ЦК ВКП(б), Ленинградскую комиссию партконтроля, а также партконтролю при ЦК ВКП(б). Но ни от райкома партии, обкома партии, ЦК, ни письма Кирову и Сталину не помогли, ниоткуда я реальной помощи не получил.
Вопрос: О чем конкретно вы писали во всех этих заявлениях?
Ответ: Везде я писал, что оказался в безвыходном положении и что у меня наступил критический момент, толкающий меня на совершение политического убийства.
Вопрос: Какая основная цель покушения, которое вы совершили сегодня на т. Кирова?
Ответ: Покушение на убийство т. Кирова имело основную цель: стать политическим сигналом перед партией, что на протяжении последних 8–10 лет на моем пути жизни и работы накопился багаж несправедливых отношений к живому человеку со стороны отдельных государственных лиц. Все это до поры до времени я переживал, пока я не был втянут в непосредственную общественно-полезную работу. Но когда оказался опороченным и оттолкнутым от партии, тогда решил сигнализировать обо всем перед партией.
Эта историческая миссия мной выполнена. Я должен показать всей партии, до чего довели Николаева. За зажим самокритики.
Вопрос: При вас во время личного обыска обнаружен составленный вашей рукой план совершения покушения. Скажите: с кем вы вырабатывали этот план?
Ответ: Кто мне мог бы помочь составить такой план? Никто мне в его составлении не помогал. Составил я его лично сам под влиянием событий вокруг меня в Институте истории партии. Кроме того, я составил этот план под влиянием несправедливого отношения ко мне, когда работал в обкоме ВКП(б) и в облКК.
Категорически утверждаю, что этот план выработал и составил я лично, никто мне в этом не помогал, и никто о нем не знал.
Допрос вел 1-го декабря Помощник начальника OO НКВД по Ленинграду и области [подпись] (Лобов)
Записано верно [подпись] (Николаев)
2. Версия Лено (с. 256–259)
Протокол допроса Леонида Николаева, 1 декабря 1934 г.
(РГАНИ.Ф.6, оп. 13, д. I, лл. 92–99).
Вопрос: Сегодня, 1 декабря, в коридоре Смольного вы выстрелили из револьвера в секретаря Центрального Комитета товарища Кирова. Расскажите нам, кто еще участвовал в организации этого покушения с вами.
Ответ: Я категорически заявляю, что в покушении, которое я совершил на товарища Кирова, не было других участников. Я подготовил все сам, и я никому не рассказывал о своих планах.
Вопрос: С какого времени вы готовили это покушение?
Ответ: Идея убить товарища Кирова пришла мне фактически в начале ноября 1934 г., с того времени я готовил это покушение.
Вопрос: Какие причины подтолкнули вас совершить это покушение?
Ответ: Одна причина – мое отчуждение от партии, от которой меня отдалили события в Ленинградском институте истории партии, вторая – моя безработица и отсутствие материальной и гораздо важнее моральной помощи со стороны партийных организаций.
Все мое положение сказалось с момента моего исключения из партии (8 месяцев назад), что опорочило меня в глазах партийных организаций.
Я писал в разные партийные инстанции: Смольнинскому райкому партии, парткому института истории партии, обкому и ЦК ВКП(б), в Ленинградскую комиссию партконтроля, а также в Центральную контрольную комиссию о моем трудном материальном и моральном положении много раз, но ни от кого из них я реальной помощи не получил.
Вопрос: Что конкретно вы писали во всех этих обращениях?
Ответ: Я писал везде, что я попал в безвыходное положение, и что я достиг критического момента, который подтолкнул меня к совершению политического убийства.
Вопрос: Какова была главная цель покушения, которое вы совершили сегодня, на товарища Кирова?
Ответ: Покушение на жизнь Кирова имела главной целью подать политический сигнал партии, что на протяжении последних 8–10 лет моего жизненного пути и работы накопился багаж несправедливостей со стороны отдельных правительственных чиновников по отношению к живому человеку. Некоторое время я сносил все это, пока я был вовлечен непосредственно в полезный общественный труд, но когда я, в конечном счете, был дискредитирован и отчужден от партии, тогда я решил сигнализировать обо всем этом партии.
Я выполнил эту мою историческую миссию. Я должен показать всей партии крайность, до которой довели Николаева за подавление самокритики. (sic)
Николаев, очевидно, имеет в виду «подавление ими самокритики»).
Вопрос: При вас во время обыска был найден план покушения на убийство, написанный вашей рукой. Расскажите нам, с кем вы разработали этот план.
Ответ: Кто мог мне помочь в составлении такого плана? Никто не помогал мне составлять его. Я составил его лично сам под влиянием событий вокруг меня в Институте истории партии. Кроме того я составил его под влиянием несправедливого отношения ко мне, когда я работал в обкоме и контрольной комиссии обкома.
Я категорически подтверждаю, что я разработал этот план лично, никто не помогал мне с ним, и никто не знал о нем.
Вопрос: Ваш брат Петр знал об этом плане?
Ответ: Если бы он знал о нем, он тотчас сдал бы меня (милиции).
Вопрос: В вашей записной книжке (деловых встреч) есть адрес и номер телефона германского консульства в Ленинграде, написанные вашей рукой. Кто дал вам этот адрес и номер телефона?
Ответ: Адрес и номер телефона германского консульства в Ленинграде я списал из телефонного справочника 1933 г.
Вопрос: С какой целью?
Ответ: Я сделал эту запись нарочно, чтобы показать партии впоследствии, что я, будто бы (sic) очень страдал, и чтобы пойти по самому легкому пути разоблачения и сигнализирования (о несправедливостях, доставленных мне). Я был одержим идеей навлечь на себя подозрение в контактах с иностранцами, и чтобы вследствие этого (sic) меня арестовали, и тогда бы у меня появился шанс разоблачить все акты произвола, о которых я знал.
Вопрос: С какими иностранцами вы имели связи и обсуждали нападение, которое вы планировали?
Ответ: Я никогда не имел связей и не разговаривал с иностранцами. Было бы очень скверно, если бы я отдал мой план иностранцам, товарищи. Я разработал весь план лично сам, и довел его лично до самого конца.
Вопрос: Расскажите нам более ясно, какую цель вы преследовали, когда вы совершили нападение на Кирова?
Ответ: Я рассматривал и все еще рассматриваю это нападение как политический акт. Этим убийством я хотел заставить партию обратить внимание на живого человека и на безжалостное бюрократическое отношение к нему.
Я прошу, чтобы вы записали, что я не враг рабочего класса, и что если бы не произошли недавние события со мной в институте, я бы вынес все трудности, от которых я страдал и не зашел бы так далеко, чтобы совершить попытку убийства.
Вопрос: Как нам понимать смысл вашего заявления, что вы «не враг рабочего класса», когда вы своими действиями присоединились к лагерю врагов рабочего класса?
Ответ: Да, я должен признать, что я действительно с точки зрения морали поступил как враг рабочего класса, совершив покушение на жизнь товарища Кирова, но я сделал это под влиянием душевных страданий и глубокого впечатления, которое произвели на меня события в институте, которые поставили меня в безвыходное положение.
Записано верно с моих слов и прочтено мне полностью.
Примечание: При подтверждении того, что вышесказанное записано верно, допрошенный обвиняемый Николаев Леонид Васильевич категорически отказался подписать настоящий протокол своих показаний и попытался его разорвать.
[]
Допрос вели:
Начальник Ленинградского областного управления НКВД Медведь.
Заместитель начальника Ленинградского областного управления НКВД Фомин.
Начальник экономического отдела областного управления НКВД Молочников.
Заместитель начальника особого политического отдела Ленинградского военного района Янишевский.
Заместитель начальника особого политического отдела областного управления НКВД Стромин.
Глава 9«Ищите убийц среди зиновьевцев»[22]
Более-менее «официальная» позиция в отношении убийства Кирова, общая для отчета Шверника хрущевской эпохи, комиссии Политбюро горбачевской эпохи, Кирилиной и теперь Лено, заключалась в том, что Леонид Николаев был «убийцей-одиночкой». Согласно этой версии все остальные были «подставлены» – ложно обвинены, во многих случаях принуждены каким-то образом признаться, а потом – осуждены и казнены. Это включало сторонников Зиновьева, которых осудили и казнили вместе с Николаевым в конце декабря 1934 г., а также всех обвиняемых на всех трех Московских процессах, которые заявили, что они были соучастниками убийства или знали о нем, а вдобавок всех тех, кто подобно Авелю Енукидзе был обвинен в соучастии в убийстве, но не на публичных процессах.
Со времен Хрущева считалось идеологически неприемлемым делать вывод, что Николаев был участником заговора. Ибо если деяние Николаева было в самом деле результатом действий заговорщиков-зиновьевцев, тогда в СССР действительно существовала настоящая подпольная тайная организация или ряд организаций. Вся «антисталинская» парадигма советской политики в 30-е годы подверглась бы серьезной опасности.
В другом месте этого исследования мы рассмотрим опасение Лено, чтобы его по ошибке не приняли за апологета Сталина просто потому, что он пришел к выводу, что Кирова убили не по приказу Сталина. Никогда не существовало никаких доказательств в подтверждение этой версии. Но это не помешало ей стать фактически канонической как в России, так и на Западе. Крупные ученые, такие как Роберт Конквест и Эйми Найт, опубликовали целые книги, в которых они заявляют, что доказали вину Сталина. Александр Яковлев, член горбачевского политбюро, возможно, главная антисталинская фигура в мире в свое время, настоял на том, чтобы комиссия политбюро горбачевской эпохи тщательно рассмотрела возможность того, что Киров был убит по распоряжению Сталина. Комиссия очень осторожно объяснила Яковлеву, что версию, которую бы предпочел он, просто-напросто невозможно подтвердить доказательствами.