– Хозяйка не сказать. Но брат мне потом все рассказал. Мужчина. Он видеть мужчина с хозяйка.
– Ну мало ли с каким мужчиной может общаться графиня.
– Это не так. Это другой мужчина. В спальня.
– А вы его видели?
– Нет, он поздно приходить, я уходить. Мануэль тут ночевать в гараже.
– Он хорошо рассмотрел мужчину?
– Я не знать. Не спрашивать. Нам меньше знать.
– Где ваш брат?
Анжелика побледнела и замотала головой: не знает она, где брат, уехал искать работу. Она еще больше испугалась, узнав, что брата подозревают в убийстве.
– Он говорить с хозяйкой, Он молчать и работать, а если она уволить, он говорить все муж.
– И чем закончился разговор? Почему вы уверены, что ваш брат не убивать? Может случилась ссора он вышел из себя и убивать? Тьфу – махнул рукой Массимо, – я сам уже начал глаголами говорить. Я не могу так допрашивать. У них там что, испанский язык? Так сложно выучить итальянский после испанского?
– Официальный там английский и филиппино, – проявил эрудицию один из инспекторов.
– Вот я сам скоро вместо итальяно буду говорить на филиппино, – схватился за голову Массимо.
За следующие полчаса он лишь добился клятвенных уверений, что Мануэль «не убивать», что он не ходил к хозяйке, только собирался, но передумал, побоялся, что она вызовет полицию и будет еще хуже. А где он, Анжелика не знает. Она шоке, пришла убирать, как обычно, а в спальне на кровати хозяйка лежит. Она сначала испугалась, что хозяйка приболела, вдруг разбудит и сразу вылетит с работы, но потом почувствовала что-то не ладное. Подошла посмотреть – ой, как я бояться! – а та с веревкой на шее.
– Я кричать, бежать дорога, там машина встать, я опять кричать.
– Мы опросили водителя, – сообщил один из полицейских. – Он просто ехал мимо. Эта девушка ему под колеса бросилась, еле успел затормозить. Он нас и вызвал. Мы записали его данные, опросили и отпустили.
Массимо выдохнул, наконец отпустив горничную. Мануэля Люсеро не оказалось на месте постоянного жительства, в небольшой квартирке, которую снимали сразу две семьи. Последнее время Анжелика жила там без брата, Мануэль хорошо устроился в гараже на вилле, а где он жил две недели после увольнения, неизвестно.
Мануэля Люсеро объявили в розыск, подняв его документы с фото в квестуре.
Разговор с учителем, вернее, бывшим учителем детей, Роберто Джакомо тоже ничего не дал. О занимался с 8-летним мальчиком и 6-летней девочкой в первой половине дня, у каждого из детей были свои задания, несмотря на разницу в два года, никто никому не мешал.
Нет, он никогда не видел хозяйку виллы с кем-то наедине. А уволили его потому, что с осени графиня собиралась отправить детей в какой-то лицей в Англии, и в его услугах больше не нуждались.
– А отец детьми занимался?
– Синьор Амброзелли большую часть времени жил в Милане, у него там бизнес. А графиня не хотела переезжать, ей было комфортно здесь, на вилле. Иногда она с детьми уезжала к мужу в Милан, но всего на несколько дней, у нас был перерыв в занятиях. Но я не могу сказать, что у них были плохие отношения, на мой взгляд все было нормально.
***
– Cara Alessandra, – ни голос в трубке, ни номер звонившего ничего не говорили Саше. Но незнакомец тут же представился:
– Это дон Доменико Коломбини, вы дали мне свою визитку вместе с dottore Dini. Не могу ему дозвониться, телефон все время вне зоны, может быть, вы сможете отыскать дотторе?
– Конечно, а есть новости? – разве стал бы уважаемый священник звонить, не разгадав тайну анонимного письма, Саша пританцовывала от нетерпения.
– Да, но я не хочу говорить об этом по телефону. Может быть вы зайдете ко мне сразу после вечерней мессы? Сегодня я служу в старом храме в верхнем городе, там тихо и после службы нам никто не помешает.
– Я обязательно отыщу комиссара… в смысле, вице-квестора, и мы будем у вас.
– Perfetto. Dio te bendica, – с благословением падре отключился.
Саша полчаса безуспешно дозванивалась Луке, но тот как в воду канул. Девушка готова была ехать в Эмполи, она так хорошо помнила и квестуру, и кабинет комиссара, словно ее первое расследование случилось вчера, а не семь или даже больше лет назад.
Какая же наивная и восторженная она тогда была! Хотя, собственно, что изменилось? Такая же дура! Саша вздохнула и тут вспомнила своего знакомца тех лет, друга и подчиненного Луки инспектора Массимо… как же его… нет, фамилию она не вспомнит, а вот телефон где-то в лохматой и затертой записной книжке точно был.
Как ни странно, Массимо сразу вспомнил девушку и долго выспрашивал, как ее дела, удивился, что она снова приехала в Тоскану, и еще больше удивился, что она разыскивает Луку. Инспектор был не в курсе, что Лука и Саша снова стали общаться, и Саша была уверена, что он тут же придумал себе романтическую историю.
Массимо действительно придумал, вернее, уверился, что Саша и Лука снова вместе, этим и объясняется одиночество друга. Вон оно что! И ведь молчал! И конечно он пообещал сразу же известить Луку о звонке, пока его телефон отключен, потому что вице-квестора Дини вызвали во Флоренцию к высокому начальству. Он не стал объяснять Саше, что дело у них вот-вот отнимут, потому что никакого прогресса не видно. Скорее всего четыре дела объединят под юрисдикцией флорентийской сквадра мобиле. Но зачем это знать русской приятельнице Луки, ведь он ни на миг не поверил, что она звонила по делу.
Обещание исполнил, и как только Лука снова включил телефон, дозвонился, доложил новости и заодно рассказал, что звонила Алессандра, – Ну надо же, скрывал от меня, что вы встречаетесь! – и говорила про какого-то священника. Вы надеюсь не венчаться втихаря собрались?
Лука выругался:
– С этой новости и надо было начинать! Нажал отбой и сразу же перезвонил Саше.
Ровно в 19 часов они оба чинно сидели на задней скамье в старинном храме.
Дон Доменико прощался с редкими прихожанами старого города, в основном в преклонных годах, и Саша решила, что еще пять минут. и свершится еще одно преступление, она лично задушит старуху, которая в пятнадцатый раз рассказывает священнику одну и ту же историю.
Наконец все разошлись, падре поманил их за собой куда-то вглубь. Открыл боковую дверь, и Саша изумилась, увидев настоящий монастырский двор- клуатр, зеленый, обрамленный со всех сторон стенами здания.
На втором этаже тоже были колонны, эспланада шла по всему периметру двора. Над одним из углов высилась кампанилла- колокольня старого собора.
– Ты никогда здесь не была? – падре обратился к ней на ты. – А мне рассказывали, что ты практически местная жительница.
– Нет… – Саша все еще удивлялась, оглядываясь по сторонам. – Я даже не представляла, что здесь настоящий монастырский двор. Вот это да!
– Так он и есть настоящий монастырский. Здесь долгое время был монастырь августинцев. А сегодня – музей церковного искусства. Ты музее-то была?
– Была.
– А это внутренний двор, общий у музея и собора. Но посетителей сюда не пускают. – Священник подвел собеседников к старинной скамье под сенью аркад. – Здесь нам никто не помешает.
– Ну, давайте уж скорее к делу! – Саша оторвалась от созерцания клуатра и вспомнила, зачем они сюда пришли.
– Вам удалось расшифровать фразу? – спросил Лука.
– Давайте на ты, у нас все просто. Расшифровал… я бы так не сказал.
Саша сникла.
– Но у меня есть некоторые догадки. Видите ли, если фраза взята из Писания, то и подходить к ней надо с точки зрения экзегезы.
– Чего? – хором спросили Саша и Лука.
– Экзегезы, то есть богословской интерпретации. Когда библейская цитата написана в вопросительной форме, или я бы назвал это тревожной, проблемной формой, считается, что она относится ко всему контексту, из которого взята. Но прежде всего к заключению этого контекста.
Читающий этих правил не знает, а богословы рассуждают именно так. Вспомните, когда Иисус на кресте восклицает: «Eli Eli Lama Sabachthani?» то есть «Боже мой, Боже мой, почему Ты оставил меня?», это не крик безутешного отчаяния; он просто вспоминал начальные стихи 21-го Псалма, и имеется в виду весь контекст, а что там у нас дальше?
«ибо Он не презрел и не пренебрег скорби страждущего, не скрыл от него лица Своего, но услышал его, когда сей воззвал к Нему».
Видите? Если мы посмотрим по правилам. в контексте, это не отчаяние, Иисус дает понять, что Господь его не оставил.
– Ничего не поняли, – переглянулись Лука с Сашей. – Погоди… – встрепенулся комиссар, – ты хочешь сказать, что фразу нужно рассматривать в контексте?
– Именно! – поднял палец вверх священник.
– Но какой же может быть контекст?
– Вы плохо меня слушали. Фразу из Писания нужно рассматривать в контексте с тем, что идет дальше, и чем заканчивается. Тот, кто написал сообщение «Кто достоин открыть свиток и снять с него печати?», явно имел в виду весь контекст и, прежде всего, его заключение.
– И что там в заключении?
Падре открыл книгу, которая все это время была у него в руках, нашел закладку и зачитал.:
«Кто достоин раскрыть свиток и снять с него печати? Никто ни на небе, ни на земле, ни под землей не мог развернуть свиток и увидеть его содержимое. Я горько плакал, потому что не нашлось никого достойного открыть свиток и увидеть его содержимое. Но один из старейшин сказал мне: «Перестань плакать. Вот, лев из колена Иудина, потомок Давида, победил и может открыть свиток и семь его печатей».
– Все равно ничего не поняла, и что в контексте?
– Я понял! – Комиссар поднял вверх указательный палец, – дон Доменико, ты хочешь сказать, что таким образом аноним говорит нам имя убийцы?
– Да. Он хочет сказать, что узел загадочного убийства может быть «разомкнут» только Львом, потомком Давида. Я бы проанализировал тех, кто был знаком с жертвами, или жил неподалеку, а вообще посмотрел был все данные по переписи жителей долины по имени Леоне.