Доктор начал разрезать блузку от воротника вниз, но остановился, заметив розовую шелковую ленту, переплетенную с лифом надетого на корсет чехла. Лента была плотно обмотана вокруг шеи, чуть ниже подбородка. Тело настолько распухло, что лента врезалась в плоть мертвой женщины.
Бойс осторожно разре́зал ленту.
В голове у него проносились самые разные мысли. Была ли ленточка обычным декоративным аксессуаром, который женщина носила на шее? Или убийца сорвал ее с корсета и использовал для того, чтобы задушить жертву? По спине старика пробежал холодок.
Так или иначе, в одном Бойс был совершенно уверен: дело нечистое, а значит, неизбежно уголовное расследование. Он посовещался с Мартином, и мужчины решили поставить в известность коронера округа Ренсселер Морриса Х. Строупа, который в свою очередь должен был уведомить о случившемся офис окружного прокурора.
Бойс, хорошо ориентировавшийся на месте преступления, уже делал мысленные пометки. Шляпа с перчатками внутри лежала теперь на берегу, где ее положил Миллер. Следов видно не было, и Бойс отметил, что на разбросанных по берегу камнях тоже нет никаких особых отметин. Недалеко от берега, на песчаном дне, лежал кусок холста или марли, вырезанный в форме замкового камня; поначалу доктор принял его за длинную белую перчатку.
В то утро среди зевак у Тилз-Понд находился крепкий семнадцатилетний фермер из Табортона по имени Фрэнк Смит. Некоторое время юноша как завороженный смотрел на человеческие останки, полностью выставленные теперь на всеобщее обозрение. Даже в этих краях Смит считался персонажем эксцентричным, многие соседи принимали его за простака и даже деревенского дурачка.
Плотно сбитый юнец, который помог вытащить тело из пруда, знал мертвую девушку и даже разговаривал с ней в этом самом районе всего пять дней назад, когда она была одета в точно такую же одежду, которая скрывала сейчас ее мертвое тело.
И все же он не сказал ни слова.
Похоронное бюро братьев Ларкин, двухэтажное белое строение рядом со Старой дорогой (ныне дорога Трой – Сэнд-Лейк) в Аверилл-Парке, одновременно служило и городским моргом. За домом находился сарай, где собирали гробы, а рядом располагалась конюшня, бывшая для ее владельца, Уиллиса Д. Ларкина, чем-то вроде побочного бизнеса. Днем в субботу, 11 июля, Ларкина вызвали к пруду; там он погрузил труп на запряженный лошадьми катафалк и перевез его с горы к своему похоронному бюро, где должно было состояться вскрытие.
В 1908 году патанатомия была относительно молодой наукой. Совет здравоохранения Балтимора начал расследование подозрительных смертей в 1890 году, назначив двух врачей в качестве медицинских экспертов и поручив им проводить все вскрытия, запрошенные коронером. Но даже теперь, восемнадцать лет спустя, результаты аутопсии оставались ненадежными. В 1912 году, изучив три тысячи отчетов о вскрытии, выпускник Гарвардской медицинской школы по имени Ричард Кэбот обнаружил «значительное количество классических, повторяемых на протяжении долгого времени ошибок в диагностике». Шестнадцать лет спустя Национальный исследовательский совет провел опрос, на основании которого пришел к выводу, что коронер в большинстве округов Соединенных Штатов «человек необученный и неквалифицированный», работающий с «небольшим штатом людей посредственных способностей и плохим оборудованием».
Вскрытие тела, обнаруженного в пруду Тила, началось около 18:00 11 июля в сыром, тускло освещенном подвале похоронного бюро братьев Ларкин. Исполняли процедуру доктора Бойс и Элмер Э. Рейхард, также из Аверилл-Парка, в то время как доктор Гарри О. Фейрвезер из Троя наблюдал и делал записи. При вскрытии также присутствовал коронер Строуп, сельский врач из соседнего Поэстенкилла. Хотя тусклая атмосфера подвала смягчала невыносимую дневную жару, исходящее от трупа гнилостное зловоние подавляло все прочие запахи и отравляло воздух.
Доктор Бойс работал сообща с двумя молодыми врачами. Их первой целью было определить, насколько это возможно, время смерти. Прежде всего они полагались на такие показатели, как степень трупного окоченения, изменение температуры тела и разложение органов, хотя прекрасно знали, что в промежутке между сорока восемью и семьюдесятью двумя часами с момента смерти значение этих показателей исчезает. Вздутие из-за скопления газов, выделяемых бактериями внутри трупа, происходит в период от двух до шести дней после смерти.
Фейрвезер отмечал каждый предмет одежды: черная верхняя юбка, две нижние юбки, белая блузка, белое хлопчатобумажное нижнее белье, корсет и чехол для корсета, черные чулки, подвязки для подтяжек, черные лакированные туфли с низким вырезом, на которых стоял штамп «La Farge» и номер изделия: 71 066. Он также составил список украшений, в том числе шляпной булавки с инициалом Х на ней и броши с буквами Х. А. Д., нацарапанными на обороте. Все эти предметы будут упакованы в посылку и переданы в офис окружного прокурора округа Ренсселер в Трое.
Ни крови, ни порезов, ни синяков, ни царапин – ничего, что указывало бы на драку, – видно не было.
Морщинистая кожа жертвы стала «черной как полночь», написал Фейрвезер, а кожа головы и волосы ослабли до такой степени, что начали линять. Поверхностный осмотр жертвы подкрепил выводы Бойса, сделанные им у пруда: женщине было, по-видимому, от тридцати до тридцати пяти лет. Она была среднего телосложения, со светлыми волосами и все еще заметно голубыми под помутневшей роговицей глазами. По оценке докторов, тело находилось в воде около недели. Они не нашли обручального кольца, но заметили золотые пломбы между верхними средними зубами.
Готовясь к последнему, беспощадному вторжению в тело женщины, Бойс осмотрел хирургические инструменты, разложенные перед ним на столе. Старый сельский врач сделал Y-образный разрез, начинавшийся от обоих плеч, соединявшийся над грудиной и продолжавшийся до лобковой кости. При осмотре желудка было обнаружено незначительное количество частиц непереваренной пищи, собрать которые можно было бы в чайную ложку.
Убрав кожу и ткани, они удалили переднюю часть грудной клетки, чтобы обнажить внутренние органы, каждый из которых был затем извлечен из трупа и исследован. Затем они сделали надрез на затылке от уха до уха, убрали кожу и с помощью вибрирующей пилы удалили верхнюю часть черепа.
Внутреннее обследование показало, что все органы находятся в нормальном состоянии, за исключением головного мозга, в котором были обнаружены признаки сгустка крови, вероятно вызванного повреждением тканей размером с серебряный доллар. Повреждение было обнаружено в верхней затылочной доле или задней части коры головного мозга, чуть выше линии роста волос. Врачи полагали, что оно было вызвано ударом тупым предметом, ударом достаточно сильным для того, чтобы оставить синяк, но не проломившим череп. Этот удар, возможно, был нанесен дубинкой или камнем, которые имелись возле пруда в изобилии, хотя ни один из них не был идентифицирован как орудие убийства. Нанесенный в точке между макушкой и основанием черепа удар лишил жертву сознания и, по всей вероятности, привел к мгновенной смерти. Как выразился Фейрвезер, она «потом и пальцем не пошевелила». При этом, что примечательно, гребни на затылке остались на месте, если, конечно, жертва на самом деле носила их в момент удара.
Врачи отметили, что легкие были наполнены воздухом, благодаря чему тело некоторое время держалось на плаву после того, как его бросили в пруд. Отсутствие воды в легких и желудке указывало на то, что «девушка была мертва, когда ее поместили в воду, и в этом не может быть ошибки», как указывал Фейрвезер.
Такой вывод исключал самоубийство или утопление в качестве причины смерти и в сочетании с тяжелой травмой головы заставил врачей исключить также и возможность удара головой после прыжка или падения в пруд, глубина которого составляла три метра в самом глубоком месте.
– Определенно нет, – ответил Фейрвезер, когда позже его спросили о смерти в результате несчастного случая. – Те травмы, которые мы обнаружили, получить при падении невозможно. Скорее, – добавил он, – такие травмы могли быть нанесены кем-то, кто взял ее за голову и ударил о камень. Если бы она поранилась сама, то ни в коем случае не смогла бы добраться до того места, где ее нашли одну.
Все присутствовавшие при вскрытии врачи согласились с тем, что основной причиной смерти был удар по голове.
Бойс, однако, не мог отказаться от своей теории о том, что жертва также была задушена – хотя и после удара по голове. Он был убежден, что гротескно искаженное лицо в сочетании с лентой, которую, по его мнению, вырвали из корсета и несколько раз обернули вокруг шеи, убедительно доказывают, что убийца пытался получить двойную гарантию, что жертва мертва.
– Весь внешний вид тела указывает на удушение, – сказал он.
Фейрвезер и Рейхард выразили несогласие, причем Фейрвезер энергично: он утверждал, что выпученные глаза и высунутый язык легко можно объяснить длительным воздействием воды и солнца на тело. Что касается ленты, то они полагали, что это обычная деталь женского платья или декоративный предмет, который она повязала на шее и который вре́зался в горло в результате вздутия. В подтверждение своего мнения они указали на отсутствие латунных эглетов, которыми обычно заканчиваются шнуры корсета.
– Девушка не была задушена. Ее забили до смерти. Лицо и тело от талии и выше были черны как полночь, когда мы ее увидели, – предположил Фейрвезер.
В помещении витал призрак, и четверо мужчин не могли об этом не думать: двумя годами ранее, 11 июля 1906 года, северную часть штата Нью-Йорк потрясло убийство двадцатилетней Грейс Мэй Браун на озере Биг-Муз в Адирондаке, примерно в двухстах километрах к северо-западу от Троя. Грейс Мэй – известная как Билли из-за ее любви к песне «Билл Бейли, не будешь ли ты так добр… вернуться домой?» – была избита, предположительно теннисной ракеткой, ее бойфрендом Честером Джилетом, после того как сообщила ему, что беременна, во время лодочной прогулки по озеру. Затем она либо упала в воду, либо была утоплена Джилетом, который перевернул лодку и благополучно доплыл до берега. (Убийство Билли послужит вдохновением для романа Теодора Драйзера «Американская трагедия» 1925 года, ставшего основой для фильма 1951 года «Место под солнцем» с Элизабет Тейлор и Монтгомери Клифтом в главных ролях.)