Но и только. Прихрамывая, он проковылял мимо.
Стюард поднял его на лифте на палубу А, а затем вывел наружу. Чтобы свет не проникал ниоткуда, выходы были устроены по типу водонепроницаемых отсеков. Вы открывали непрозрачную дверь и попадали в некое подобие темного тамбура. Затем, закрыв первую, вы отворяли вторую непрозрачную дверь и оказывались в свистящей темноте.
– Осторожно, сэр! – крикнул стюард.
Макс не мог даже представить себе такого кромешного мрака. Мокрая палуба, накренившись, взметнулась вверх. Конец трости скользнул по влажному железному настилу, и он чуть не растянулся во весь рост.
Он слышал, как завывает ветер, с громкими хлопками и гулом раздвигая парусиновые полотнища, привязанные, наподобие ширм, вдоль открытой палубы. Вихри проникали сквозь их ряд и трепали волосы. Не было видно ни зги. Он поднял руку и пошевелил пальцами – ничего. Ни проблеска, ни звезды. Ничего, кроме черноты, которая с воем обрушивалась и сбивала с ног, оглушала и брызгами обжигала губы.
Стюард что-то прокричал ему в ухо и направил его к трапу, который вел на шлюпочную палубу. Макс понял, что это трап, лишь когда уперся в него голенями. Едва ли не ощупью они пробрались между огромными силуэтами закутанных в брезент бомбардировщиков на шлюпочной палубе и вскоре попали, почти ослепшие, в ярко освещенную капитанскую каюту.
– Послушай, – сказал брат спустя несколько мгновений, молча оглядев его, – какого черта ты взял билет именно на этот лайнер?
Коммандер[3] Фрэнсис Мэтьюз мало изменился за два или три года, прошедших с их последней встречи. Ему было сорок пять, и лицо его своим цветом наводило на мысль о сырой говядине. Держался он спокойно (если речь не заходила о семейных делах) и отличался отменными манерами (с той же оговоркой). Коренастый и широкоплечий, он восседал во вращающемся кресле рядом с полированным письменным столом. Его «комната» – не каюта – была бы вполне уместна в качестве кабинета на загородной вилле. Холодные голубые глаза под прищуренными веками, с сеточкой морщин по углам, не отрывались от лица брата.
Затем коммандер упер руки в бока. Четыре золотые нашивки на рукавах придавали ему особую внушительность.
– Тебе известно, что здесь небезопасно? – буркнул он. – Садись.
Макс рассмеялся, и капитан, после небольшой паузы, ухмыльнулся в ответ.
– Ты же плаваешь на этом судне, – заметил Макс.
– Это совсем другое дело. Это моя работа, – возразил капитан, снова становясь суровым.
Вновь воцарилось молчание.
– Э-э-э… что с тобой происходит? – спросил коммандер, слегка ерзая в кресле. – Я слышал, ты съехал с катушек. Извини, что не мог с тобой встретиться. Эта чертова война…
– Я все понимаю.
– Ну? – яростно спросил его брат. – Что случилось?
– Я должен был написать статью о пожаре. Мы с фотографом были на строительных лесах. Они рухнули… В общем, мы попали в самое пекло. Я не успел сильно обгореть – меня вовремя вытащили. Но обломки придавили бок и ногу. Я мог навсегда остаться парализованным. Однако мне повезло: я лечился у лучшего врача в мире. А Том Миллер погиб.
Последовала еще одна пауза. Коммандер недовольно втянул носом воздух:
– Хм… Сдали нервы?
– Нет. По крайней мере, я так не думаю.
– И как ты себя чувствуешь сейчас?
– Сыт по горло.
Капитан кивнул.
– Почему возвращаешься в Англию?
– Нельзя сохранить работу в нью-йоркской газете, почти год проторчав в лазарете. Со мной, однако, поступили чертовски порядочно – оплатили все расходы до последнего пенни… Эта война будет расползаться, Фрэнк. Думаю, я смогу найти себе применение в Лондоне.
– Хм… Деньги?
– Все в порядке, спасибо.
– Я сказал: деньги? – прорычал коммандер.
– И я говорю тебе: все в порядке, спасибо. Мне ничего не нужно.
Коммандер выглядел несколько озадаченным. Они, как всегда, готовы были сцепиться. Старший Мэтьюз сидел, поворачиваясь то вправо, то влево под скрип вращающегося кресла. Один раз судно дало такой крен, что сердце Макса болезненно сжалось, а голова слегка закружилась. Капитанское кресло заскользило по полу и чуть не опрокинуло кофейный сервиз на центральном столике с перильцами по периметру. Капитан вскочил. Казалось, он почувствовал облегчение оттого, что ему пришлось отвлечься.
– Кофе?
– Спасибо.
– Бренди?
– Благодарю. Фрэнк, что у тебя на уме? Что тебя беспокоит?
Коммандер отвернулся, но Макс успел заметить, как кровь прилила к лицу брата и на лбу проступили синие жилки. Старший Мэтьюз наполнил кофейные чашки. Потом достал из стенного шкафчика бутылку и два пузатых бокала. Бросив взгляд на переговорную трубу, которая сообщалась с мостиком, плеснул в бокалы бренди.
– Полагаю, ты не знаешь, – продолжил он, не сводя глаз с бутылки, – что мы нашли две мины замедленного действия, заложенные в трюм непосредственно перед отплытием.
Снова воцарилось молчание.
– Имей в виду: я спущу с тебя шкуру, если ты кому-нибудь об этом расскажешь! Но это факт. Они должны были взорваться часов через шесть после отплытия из Нью-Йорка. Если бы Крукшенк их не нашел, мы бы все сейчас играли на арфах в небесных чертогах. – Он со стуком поставил бутылку на стол.
– Меры предосторожности… – начал Макс.
– Меры предосторожности! – фыркнул капитан. – Ты видел толпу агентов на пристани. Мы приняли все возможные меры предосторожности. Изучили каждый дюйм судна под микроскопом: ни мин, ни безбилетников – ничего. Ладно, забудь! – беспечно добавил он. – Мы справимся.
– Надеюсь.
– Но это ответственность, знаешь ли. Нельзя отрицать, что это налагает ответственность.
– Мягко говоря.
– Да. Хорошо. Послушай… – Капитан нахмурился. – Поскольку ты на борту, я бы счел за одолжение, если бы ты… держал ухо востро. Понимаешь? Я уверен в своей команде, в каждом из них. Но я не так уверен в пассажирах.
Макс выпрямил спину:
– Ты что, хочешь сказать, будто у кого-то хватило бы духу остаться на судне после того, как он заложил мину в трюм?
– Честно говоря, – произнес коммандер с таким видом, словно делал брату великодушную уступку, – эти мерзавцы сотворили бы что угодно, если бы увидели возможность уничтожить такой груз. – Капитан снова упер руки в бока. Улыбка опять тронула его губы, но на сей раз «официальная», белозубая, подозрительная и не слишком весомая. Потом он добавил: – Я ничего не могу тебе сказать, Макс. Я подчиняюсь приказу адмиралтейства. Так что держи рот на замке. А я с девятью пассажирами…
– Восемью.
– Да, восемью, – спешно поправился капитан. – Восемью, я хотел сказать. – Он прищурился. – Кстати, ты познакомился с кем-нибудь из пассажиров?
– С несколькими. Там есть один здоровяк по фамилии Лэтроп. У него какое-то примитивное чувство юмора. Все время отпускает одну и ту же шутку о том, что охотится за убийцей, и во всем касающемся этого ведет себя очень таинственно.
– Шутку? – переспросил капитан. – Это вовсе не шутка. Это сущая правда.
Макс снова выпрямился:
– Ты серьезно?
– Я привык говорить без обиняков, – отрезал коммандер Мэтьюз, и вены у него на лбу снова налились кровью. – Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Карло Фенелли? Он… как вы таких называете… ну, рэкетир, что ли? Сидит в английской тюрьме, а в Штатах обвиняется примерно в шести убийствах. Так вот, американские власти хотят, чтобы он поскорее вернулся, и его экстрадируют. Но похоже, этот парень настолько хитер, что ему следовало бы надрать задницу. Если его попытаются вывезти из Англии через Францию или Италию, нанятые Фенелли крючкотворы-юристы устроят в судах такую волокиту, что он застрянет там до конца света. Лэтроп связан с нью-йоркской полицией. Он предложил немедленно отправиться за Фенелли и привезти его обратно на английском корабле. По крайней мере, так утверждает сам Лэтроп. С ним, кажется, все в порядке.
Коммандер залпом выпил бренди. Взяв список пассажиров, Мэтьюз-старший раскрыл его. Красноватый указательный палец двинулся вниз и остановился на строчке «Кенуорти, достопочт. Джером».
– Хм… Да. Этого я определенно знаю.
– Кого?
– Молодого Кенуорти. Сын лорда. Плавал на «Эдвардике» раньше. У него уйма денег. Первую половину круиза его укачивало, а во вторую он напивался. С ним все в порядке, но вот остальные…
Макс был озадачен.
– С нами плывет бизнесмен с юго-запада Англии, некий Хупер, – продолжил он вместо брата, – а еще офицер-француз. Потом доктор Арчер, этот парень Кенуорти, а также мисс Валери Четфорд. Кстати, никого из них я пока не видел. Наконец, есть…
– Миссис Зия-Бей? – спросил капитан, подняв брови.
– Да. Темная лошадка, верно?
– Она… – начал коммандер, но осекся, ссутулив плечи. – Нет, я с ней не знаком. Но знаю о ней все. – Он пристально посмотрел на Макса. – Послушайся совета, мой мальчик: держись от нее подальше. У нее странные вкусы.
– Что это значит?
– Именно то, что я сказал.
– Звучит интригующе.
– И неспроста, в самом деле! – воскликнул капитан, поднимая фуражку и надевая ее. Золотые листья на околыше придали ему еще более внушительный и официальный вид. – Ты бы так не говорил, если бы знал ее. А теперь допивай и можешь идти. У меня еще много дел. Просто смотри в оба. Если увидишь что-нибудь необычное, любого рода, – больше я ничего не могу тебе сказать, – сразу ко мне. Понял?
Пять минут спустя, нетвердо держась на ногах, обдуваемый ветром Макс вернулся на палубу А.
«Эдвардик» двигался плавно, так что гул двигателей ощущался как равномерная пульсация. Это усиливало тишину. Она была глубокой, словно в пустом соборе. Макс зашел в салон, отделанный красным деревом, с рядами колонн и витражной крышей. В нем не было ни души.
Он присел на стул и тут же поднялся. Рядом с роялем стояла установка, на которой во время танцев играл ударник. Сняв чехол, Мэтьюз для пробы ударил по тарелкам. Звук вышел таким громким, что Макс поспешно вернул чехол на место. Он испытывал лихорадочное беспокойство и не хотел признавать, что виной тому – плачевное состояние его нервов. С ними все в порядке, убеждал он себя, они такие же крепкие, как и до того, как под ним рухнули строительные леса во время пожара на заводе «Кемикал уоркс».