Удивительно, какие они разные, сразу подумала Хиллари. Пикантная французская куколка в смелом макияже и шикарных нарядах — и высокая, стеснительная худышка-англичанка.
Интересно, рассеянно подумала она, не окажется ли эта Дженни Смит-Джонс заправской актрисой. Иногда такие простушки могут очень сильно удивить.
Рядом с девочкой сидела женщина средних лет, чистейший типаж школьной экономки, чище не найдешь и на голливудском кастинге. Она была кругленькой, но не толстой, с пухлыми розовыми щеками и блестящими карими глазами, в которых читалась доброта.
Невозможно было не задаться вопросом: за что приняли на работу этот кладезь рассудочности и образец уютной внешности, за опыт и знания или просто за внешний вид?
Мыслимо ли, чтобы маменька с папенькой еще о чем-то тревожились, оставляя свою драгоценную дочурку или сыночка на попечение такой вот экономки, которая станет неусыпно следить за каждым их вздохом и чихом?
— Вы, должно быть, из полиции, — сказала женщина и бросила быстрый взгляд на девочку. — Вам обязательно прямо сейчас расспрашивать Дженни?
— Да я не против, — тут же заявила Дженни Смит-Джонс, хотя голос у нее дрогнул.
Хиллари с благодарностью улыбнулась.
— Мы ненадолго, мисс Смит-Джонс. И я не буду расспрашивать вас о событиях этого утра. Как я понимаю, вы уже обо всем рассказали констеблю.
Она поймала удивленный взгляд Джанин. Хиллари понимала сержанта: всякий, кто ведет расследование, предпочитает опираться на сведения из первых рук. Но Хиллари мыслила практически. Пусть порой результаты вскрытия в сочетании с незначительными деталями свидетельских показаний и позволяют раскрыть дело сразу же, но что-то подсказывало ей, что здесь не тот случай.
Так зачем настраивать против себя добрую экономку и мучить свидетельницу, если можно не давить, потихоньку зарабатывая очки в их глазах? Вот и сейчас экономка уже смотрела гораздо менее грозно.
Впрочем, думать о ней просто как об экономке было невыносимо. От этого Хиллари начинала чувствовать себя персонажем сериала «Так держать».
— Мисс… — Она повернулась к женщине, и та ответила улыбкой:
— Бимиш. Мисс Бимиш.
— Мисс Бимиш, не могли бы вы несколько минут подождать снаружи, если вас не затруднит?
Джанин видела, что это предложение пришлось женщине не по вкусу, и не могла не оценить всей красоты хода. Хиллари не сказала ни одного грубого слова. Она даже ничего не требовала. И все-таки каким-то образом умудрилась дать понять мисс Бимиш, что со стороны последней будет чрезвычайно неблагоразумно возражать. Потому что полиция есть полиция, а работа есть работа, и в конце концов, любая хорошо воспитанная женщина умеет вовремя уступить, не теряя достоинства.
Хиллари Грин на долю секунды дольше обычного задержала взгляд на собеседнице.
— Сержант Тайлер вас проводит. Разговор будет недолгим, и вскоре вы сможете вернуться к своей подопечной.
И экономка, сама привыкшая требовать неукоснительного исполнения своих распоряжений, не заметила, как встала и очутилась в коридоре.
Плотно закрыв за ней дверь, Джанин увидела, что Дженни смотрит на Хиллари с непередаваемым уважением.
— Как вы ее, — сказала Дженни. Хиллари села. — Я уже просто мечтала, чтобы она ушла, только не могла придумать, как от нее отделаться.
Хиллари кивнула:
— Тебе хотелось побыть в одиночестве. Да, это нужно. Когда с нами случается что-то неожиданное, чего раньше не бывало, это может выбить из седла. Чувствуешь себя после этого какой-то потерянной.
Дженни моргнула. Она не ожидала такого от человека в форме. По правде говоря, она думала, что полицейский будет мужчиной. Строгим, суховатым, и интересовать его будут только цифры, даты и минуты.
Она немного расслабилась.
— Что ты можешь сказать о Еве? — спросила Хиллари, намеренно выбрав наиболее размытую формулировку.
Дженни вытерла рукой щеку и громко шмыгнула носом.
— В смысле?
— Она тебе нравилась?
— Да. Конечно.
— Почему?
Дженни нервно поерзала на стуле.
— В смысле? — повторила она и покраснела. Эта женщина — как она назвалась? Инспектор Грин? — решит, что она совсем дура. Вот инспектор совсем не такая. Спокойная, собранная, совсем как мама. Дженни хотелось угодить ей, но в голове все плыло, и она чувствовала, что делает все не так.
— Чем тебе нравилась Ева? Добротой? Щедростью? Ты брала у нее вещи поносить? Или, например, она умела тебя насмешить?
— А, поняла. Нет, все не так совсем было. В смысле, что она была не такой уж доброй, — сказала Дженни. — Иногда вредничала, но так, знаете, по-французски. Насмешничала. Она была остроумная. Нарочно никому пакостей не делала, просто ей смешно было наблюдать за людьми. Как будто они специально для развлечения. Но если я просила у нее что-нибудь поносить, она всегда давала.
Хиллари кивнула.
— Она хорошо говорила по-английски?
— О да. По крайней мере, лучше, чем я по-французски, — с обезоруживающей честностью добавила Дженни. — Мне иногда казалось, что она специально начинает говорить с сильным акцентом, особенно при парнях, ну, понимаете? Она умела изобразить из себя маленькую беззащитную девочку, такая сиротка Энни за границей, и все в таком духе. Но это она только притворялась. Ей нравилось морочить голову мальчишкам. И у нее хорошо получалось, — добавила Дженни как нечто обыденное.
Хиллари не поняла, как к этому относилась сама Дженни. По-видимому, Дженни и сама не знала.
— Она была экстравертом? — спросила Хиллари.
— Да, стопроцентным. Ну вот такая вот она уродилась. Еще она была очень творческая натура, хотела быть дизайнером одежды. Говорила, что будет знаменитой, как Армани, или Гуччи, или кто там еще. У нее хорошо получалось! Она все время рисовала красивые платья, костюмы такие широкие для отдыха, рубашки, юбки, даже шарфы. Все рисовала. И сама, конечно, тоже умела одеваться, выглядела всегда просто потрясающе. Иногда она придумывала наряды специально для меня. Говорила, что, если я себе такое сошью, девчонки просто умрут от зависти. — Дженни вздохнула. — Знаете, я, наверное, и вправду сошью. Попрошу мамину портниху. Ой… вы же не заберете у меня ее рисунки, правда?
Хиллари заверила, что не заберет. Но, возможно, как-нибудь захочет на них взглянуть.
У Джанин дрогнули губы. Мамина портниха? Да уж, здешние девушки явно из другого мира.
— И ты не сомневаешься, что эта одежда будет как раз для тебя, — сказала — не спросила — Хиллари. Сама она в этом ничуть не сомневалась.
— Ну конечно, — сказала Дженни. — В таких вещах Еве можно было доверять.
Да — но в чем ей доверять было нельзя, подумала Хиллари. В делах сердечных — наверняка. И в денежных, скорее всего, тоже. И все же она понимала, почему эту болезненно худую некрасивую девочку так тянуло к Еве Жерэнт.
— Она часто ходила по вечеринкам? — продолжала расспросы Хиллари.
— Да. Очень часто. Как будто совсем не уставала. — Дженни погрустнела. — А я так не могу. Если ночью веселилась, то потом буду спать до вечера. А Ева вставала как ни в чем не бывало, и сразу по делам.
— А, наркотики, — как можно небрежнее заметила Хиллари. — По описанию похоже, — добавила она, тщательно изгнав из голоса всякий намек на осуждение или удивление.
— Вы что! — тут же возразила Дженни, заставив Хиллари примолкнуть и быстро взглянуть на девочку. Ни нотки фальши. Ничего, что указывало бы на стремление спасти доброе имя покойной подруги. В тоне Дженни Смит-Джонс звучало даже какое-то отвращение.
— Ева никогда не принимала наркотики! — жарко заговорила Дженни. — Она их терпеть не могла, и тех, кто на них подсаживается, — тоже. Она говорила, что это для людей слабых и глупых. Что они кормят дилеров, а сами убивают свое лицо и тело.
Дженни втянула воздух. Потом задумчиво нахмурилось.
— Знаете, а ведь Ева даже никогда не бывала пьяной, хоть и ходила по всем этим вечеринкам. И не курила. Она мне говорила, что лучший способ — заказать самый дорогой напиток в меню, неважно какой. Самое лучшее или старое бренди, или вино, или самый крутой коктейль. А потом пить очень медленно, смакуя каждый глоток. Но брать не больше двух и никогда не напиваться. Ева говорила, что от алкоголя бывает обезвоживание, а это вредно для кожи. И можно потерять над собой контроль. А она всегда держала себя в руках, — объяснила Дженни. — Вы просто не понимаете, — беспомощно добавила она.
Тут она ошиблась.
— Нет, Дженни, я понимаю, — тихо сказала Хиллари. — Твоя подруга была очень сильной личностью, верно? Она точно знала, чего хочет, и всегда добивалась этого. У нее была цель, были мозги и была целеустремленность, чтобы получить желаемое.
При мысли о том, что этой силы больше нет, Дженни снова шмыгнула носом, но в серых ее глазах, обращенных на Хиллари, вновь загорелось удивление.
— Да, все так. Вы очень точно ее описали.
Хиллари кивнула. Она бросила взгляд на Джанин — любопытно было посмотреть на ее реакцию, — но Джанин, как образцовый сержант, записывала что-то в блокнот.
Хиллари кивнула. Итак, Ева презирала наркотики и наркоманов. И она, Хиллари, готова была в это поверить. Она знала людей из того же теста, что и Ева. Они были амбициозны. Даже беспринципны. Твердолобы и порой жесткосердечны. Таких не всегда любят, но они будут последними, кто попадется в наркотическую ловушку. Потому что знают свои сильные и слабые стороны, потому что слишком дорожат своей шкурой и не станут связываться с по-настоящему опасными вещами.
Нет, Хиллари уже начинала понимать Еву Жерэнт. И согласна была с оценкой Дженни Смит-Джонс.
— Чем еще увлекалась Ева? — с интересом спросила она. — В клубе каком-нибудь, например, состояла?
— Мы с ней занимались в одной театральной студии, — тут же ответила Дженни. — Но она сразу ушла в костюмеры. Играть на сцене не хотела. И еще она часто ходила в музыкальный класс. Только, по-моему, не играть. Если она и играла, то не у себя. Я бы услышала. А еще иногда она сидела в компьютерном классе, но, по-моему, ей просто нравилось играть в компьютерные игры и возиться с графикой — ну, для дизайна, — а программированием она не увлекалась.