Дженни беспомощно пожала плечами:
— Больше вроде ничего.
В этот миг она выглядела очень юной.
«Была ли я когда-нибудь такой же?» — беспомощно подумала Хиллари.
— А парень у нее был? — наугад спросила она.
Дженни словно бы немного замялась.
— Вроде бы нет. То есть… — под удивленными взглядами Джанин и Хиллари она жарко покраснела, — вокруг нее всегда увивались и мальчишки, и мужчины постарше. В Ка-О они ей просто проходу не давали, и…
— Ка-О? — переспросила Джанин.
— Комната отдыха, — ответила Хиллари. — Вроде досугового центра для студентов, — нетерпеливо добавила она. Хиллари не терпелось вернуться к вопросу об ухажерах. У такой девушки, как Ева, наверняка была бурная личная жизнь.
— Значит, у нее не было постоянного парня? — снова спросила она.
— Нет. Кажется, нет. Она никогда ни о чем таком не говорила.
Дженни снова свела брови, как будто сказанное ей и самой теперь казалось странным.
— Ева училась за счет колледжа, верно? — спросила Хиллари, решив зайти с другой стороны.
— Да. У ее отца крупная фармацевтическая компания, — простодушно ответила Дженни, — но Ева не хотела зависеть от родителей. Поэтому она подала на стипендию. И выиграла — она была такая умная!
Хиллари кивнула. Значит, Ева приукрасила историю о своей семье. Ну, это-то дело обычное. В таком окружении кто угодно приукрасит. Даже Дженни, застенчивая, открытая, дружелюбная Дженни на каникулы уезжала в живописный сельский особняк или в квартиру где-нибудь в Кенсингтоне. Могла ли Ева признаться своей верной обожательнице в том, что ее отец был всего лишь заурядным аптекарем в Лилле? Для Дженни Ева была настоящей светской особой, беззаботной парижанкой. И Еве хотелось поддержать этот образ.
Тем больше Хиллари не нравилось отсутствие у Евы сколь-либо постоянного любовника. Либо Ева Жерэнт была девственницей, но тщательно скрывала этот факт, либо мужчина у нее был, но она не желала этого афишировать. Первый вариант не стоило даже рассматривать всерьез. Что остается? — жертва убийства, у которой имелся тайный любовник.
Зачем она скрывала? Судя по тому, что Хиллари уже услышала, Ева с удовольствием поведала бы о своих сексуальных похождениях восторженной доверчивой Дженни — и потому упорное молчание Евы наводило Хиллари на самые мрачные мысли.
Призрак шантажа вновь поднял свою уродливую голову.
Они поговорили еще немного, но больше ничего полезного Хиллари не узнала. Она поблагодарила девушку и вышла.
В соседней комнате Томми на четвереньках ползал по полу в поисках улик. Если у покойной был тайничок под половицами, Томми его найдет.
— Как продвигается? — спросила Хиллари. Томми сел на пятки и вытер лоб тыльной стороной ладони. От радиатора в комнате было жарко, как в Африке, и Томми очень надеялся, что от него не разит потом.
— Ни шатко ни валко, шеф, — ответил Томми, — но две интересные штуки я таки нашел.
Он встал и отряхнул руки.
— Вот это было приклеено на скотч вон за той картиной, — сказал он, кивнув на казенную картинку — ничем не примечательный деревенский пейзаж, который, видимо, входил в стандартную меблировку комнаты. Пейзаж был помещен в тяжелую, богато украшенную раму и закрыт стеклом.
Хиллари посмотрела туда, куда указывал Томми, и увидела лежащий на комоде тонкий ежедневник, уже упакованный в пластик.
— Я старался его не залапать, шеф, но, когда я отклеил скотч, он упал. Там все по-французски.
Хиллари кивнула.
— Пусть криминалисты посмотрят, а потом отдадим на перевод.
Вряд ли ежедневник добавит что-то к уликам — однако если на нем найдутся неизвестные отпечатки пальцев, можно будет с уверенностью утверждать, что личными секретами и набросками Евы Жерэнт интересовался кто-то посторонний.
— Ну, это-то будет несложно, босс, — усмехнулась Джанин, и Хиллари улыбнулась в ответ.
— Да, — коротко согласилась она. Это Оксфорд. Даже если бы покойная писала в дневнике древнеегипетскими иероглифами, перемежая их каким-нибудь мертвым языком и сдабривая редким диалектом иврита, здесь и то нашлось бы с полдюжины специалистов, способных прочесть написанное. Современный французский — пф, ерунда.
— У них тут есть учитель современных языков, — с готовностью предложил Томми. — Я с ним раньше говорил. Он может перевести.
— Нет, — строго сказала Хиллари. — Никто в колледже не должен знать о том, что мы нашли ежедневник, — ровным голосом добавила она.
У Томми вытянулось лицо. Ему захотелось отвесить самому себе подзатыльник. Все правильно. И как только он ляпнул такую глупость?
При виде его оплошности Джанин улыбнулась, но без злорадства. В свое время она и сама успела налететь на все положенные углы.
— Так ты говорил, две вещи? — Хиллари, от которой не укрылся овладевший констеблем приступ самоуничижения, быстро сменила тему, стремясь спасти остатки его самоуважения.
— Да, шеф. Вторая — ключи. У нее на связке есть два неподходящих. В смысле они не подходят ни к двери в холле, ни к этой комнате. И странные они какие-то. Вот, посмотрите, — он потянулся к сумочке-ключнице, — все четыре точь-в-точь как от обычного дверного замка. Не от чемодана, не от велосипедного замка, самые обычные.
Хиллари кивнула:
— Ты прав. Молодец, Томми, — похвалила она, и отнюдь не только из чувства такта.
При взгляде на ключи она почувствовала какое-то покалывание в пальцах. Возможно, здесь что-то есть.
Потому что зачем девочка, которая живет в колледже на всем готовом, будет хранить ключи от какого-то неизвестного дома? Ответ: ни за чем. Или эти ключи принадлежали загадочному несуществующему бойфренду?
Если так, то это указывает на серьезные отношения.
А кроме того, это означает, что мальчишкам из колледжа ничего не светило. Оно и неудивительно. Такие, как Ева, не интересуются сопливыми юнцами, студентами-ровесниками, если могут играть по-крупному. Мужчины постарше, побогаче, состоявшиеся мужчины, которые могли помочь ее карьере, — вот кто мог быть ее мишенью.
Да, Хиллари тоже было чрезвычайно любопытно узнать, где она, та дверь, которую открывали эти ключи.
— Босс, — торжествующе воскликнула Джанин, — в мусорной корзине конверт! Адресован нашей жертве.
Хиллари взяла конверт за краешек и рассмотрела.
И сразу же поняла, что так обрадовало Джанин.
Потому что, хотя адресатом письма и значилась миз Ева Жерэнт, в строке с адресом стоял вовсе не колледж Святого Ансельма, а квартира где-то в Ботли.
Глава 5
Оксфорд прекрасный город — но лишь местами.
Впрочем, скажите иностранцу «Лондон», и он тоже вообразит Тауэр, Лондонский мост, Букингемский дворец, а не спальный Тауэр-Хэмлетс, Фулхэмский стадион или грязный район доков.
Наверное, то же самое можно сказать о любом городе, подумала Хиллари. Взять хотя бы Париж. Что там есть-то, если не считать Эйфелевой башни, Елисейских Полей да Нотр-Дам?
Но в Оксфорде этот самый синдром был выражен еще ярче, чем в большинстве других городов. К знаменитым грезящим шпилям прилагались старинные колледжи, бесконечные ряды домиков из рыхлого серого камня, вековые газоны в бархатистой шерстке травы и, ах да, река Айсис (вульгарное «Темза» здесь было не в ходу), изобиловавшая плакучими ивами, катающимися на лодках студентами да попрошайками-лебедями.
А еще здесь, как и в любом другом городе, были уродливые торговые центры и серенькие спальные районы. К числу последних и принадлежал Ботли. Чистенький, ухоженный райончик, но завяжи вам глаза и высади на одной из его улиц, вы бы никогда не догадались, что находитесь в Оксфорде.
Сидевшая за рулем Джанин уткнулась в дорожную карту и практически остановилась, не забыв, впрочем, показать средний палец водителю, который злобно сигналил ей сзади. Затем она уверенно свернула в узкий переулок и припарковалась. Прямо под знаком «стоянка запрещена».
Хиллари вылезла из машины и обвела взглядом однообразные домишки. Построены между Первой и Второй мировой, решила она. Некогда обиталище солидного среднего класса, ныне порезанное на крохотные квартирки для непритязательных студентов.
Мысль о том, что богатый и, вероятно, женатый любовник Евы Жерэнт мог жить в этом месте, выглядела дико. Выстроенная Хиллари теория рушилась на глазах.
Нахмурившись, она отыскала нужный номер дома. На крыльце, как она и ожидала, имелось четыре кнопки звонка и четыре прямоугольничка, подписанные разными фамилиями.
Миз Е. Жерэнт обитала в квартире номер четыре. Хиллари прочла ее фамилию, нахмурилась и подумала — а зачем, собственно, ей было скрываться? Джанин хлопнула по кнопкам всех квартир разом. Что-то тихо зажужжало, щелкнул, открываясь, замок.
— Безопасность на высоте, — с отвращением пробормотала Джанин, которую неизменно возмущало упорное нежелание британского обывателя позаботиться о себе.
Хиллари ее не слушала. Она думала. Зачем студентке на полном обеспечении, с казенным жильем и столом заводить отдельную квартирку в спальном районе? Бессмыслица какая-то. Зачем платить за аренду, если в колледже Святого Ансельма у тебя уже есть комната (причем, скорее всего, получше), да еще с видом (уж точно лучше здешнего)?
Крошечный холл блистал всеми оттенками зеленого — линолеум цвета лайма, яблочно-зеленые стены. Даже вытертый ковер на ступеньках, кажется, некогда был более-менее зеленым. Ныне, под ногами постоянно топочущих жильцов, он приобрел засаленный мятный оттенок.
На площадку второго этажа выходили две двери — одна принадлежала некоему Марку Маккормику, на второй имя указано не было. Джанин достала из пакета с уликами ключи, вопросительно посмотрела на Хиллари и сунула плоский «йельский» ключик в замок двери без таблички.
Ключ повернулся легко, как по волшебству.
Джанин медленно толкнула дверь и вошла. Хиллари шагнула следом.
Они встали как вкопанные, хватая ртом воздух.
В уголке приютилась маленькая раковина и совсем крошечная плита в белой эмали. И духовка, и плита сияли чистотой. Вдоль одной стены тянулся огромный комод черного дерева, вдоль другой — туалетный столик ему под стать.