— Валландер!
— Надеюсь, я тебя не разбудил?
— Нет, конечно. Я уже встал.
Интересно, зачем люди врут? Почему не сказать как есть? Что охотнее всего он бы снова свернулся под одеялом и попытался снова настичь этот сон с голой шоколадной красавицей?
— Я подумал, что должен тебе позвонить.
— Авария?
— Да нет, не совсем. Позвонил какой-то старик крестьянин, сказал, что его зовут Нюстрём. И что живет он в Ленарпе. Он утверждает, будто их соседка сидит связанная на полу, а кто-то еще — мертв.
Валландер стал поспешно вспоминать, где же этот Ленарп. Недалеко от Марсвинсхольма, там еще такой необычный для Сконе холмистый ландшафт.
— Похоже, дело серьезное. Я решил, что лучше всего позвонить прямо тебе.
— Кто сейчас в управлении?
— Петерс и Нурен где-то в городе, пытаются найти, кто разбил окно в «Континентале». Вызвать их?
— Скажи, чтобы ехали к перекрестку между Кадешё и Катслёсой и ждали меня там. Дай им адрес. Когда он позвонил?
— Несколько минут назад.
— А это точно не какой-нибудь алкоголик?
— Не похоже.
— Ну ладно. Действуем…
Он быстро оделся, даже не приняв душ, налил чашку остававшегося в термосе чуть теплого кофе и поглядел в окно. Он жил в центре Истада на Мариагатан. Серый фасад дома напротив покрывали трещины. Будет ли вообще снег этой зимой? Лучше бы не надо. Сконские вьюги означают непрерывную и утомительную работу. Автокатастрофы, роженицы, которые не могут добраться до больницы, отрезанные от мира старики и оборванные линии электропередач. Со снегом наступал хаос, а к хаосу он нынче не готов. После ухода жены в душе осталась жгучая горечь.
Он вел машину по Регементсгатан, пока не выехал на Эстерледен. На Драгунгатан его остановил красный свет, и он включил радио, чтобы послушать новости. Взволнованный голос рассказывал подробности авиакатастрофы на далеком континенте.
Время жить и время умирать, подумал он и потер глаза, чтобы окончательно прогнать сон. Эту формулу он усвоил много лет назад. Он был еще совсем юным полицейским и патрулировал улицы в родном Мальмё. Как-то они пытались уговорить пьяного, бузившего в парке Пильсдам, идти домой, и тот внезапно выхватил здоровенный нож. Валландер получил глубокое проникающее ранение у самого сердца. Несколько миллиметров отделяли его от неминуемой смерти. Тогда ему было двадцать три и он впервые осознал, что значит быть полицейским. И с тех пор неизменно повторяет эту фразу как заклинание. Она всегда спасала, помогая отогнать стоящие перед глазами картинки.
Курт Валландер выехал из города, миновал недавно построенный мебельный центр на выезде и увидел полоску моря на горизонте. Оно было серым, но странно спокойным — большая редкость зимой в Сконе. Где-то далеко на горизонте виднелся силуэт корабля, идущего на восток.
Будут снег и метели, подумал он, будут на нашу голову.
Он выключил радио и постарался сосредоточиться на деле, которое его ожидало.
Что он, собственно, знает?
Связанная старуха на полу? И старик сосед, который утверждает, что видел ее через окно. Проехав поворот на Бьерешё, он увеличил скорость и решил, что у деда, скорее всего, внезапно случился приступ слабоумия. За долгие годы службы он уже встречался с этим: одинокие старики нередко звонят в полицию. Что это? Крик о помощи?
На повороте на Кадешё его ожидал полицейский автомобиль. Петерс вылез из машины и с интересом наблюдал за скакавшим по полю зайцем.
Увидел Валландера в его синем «пежо», помахал рукой и полез за руль.
Под колесами скрежетал замерзший гравий. Курт Валландер следовал за полицейской машиной. Миновали поворот на Труннеруп, дальше дорога пошла по холмам, и вскоре они въехали в Ленарп. Свернули на проселок, едва ли более широкий, чем колея от трактора; еще километр — и они на месте. Две похожие усадьбы рядом: белые домики с хозяйственными пристройками посреди ухоженных садов.
Какой-то старик спешил им навстречу. Курт Валландер заметил, что он сильно хромает, похоже, у него болит колено.
Вылезая из машины, он почувствовал, что ветер усилился. Неужели все-таки пойдет снег?
Как только он увидел старика, сразу понял: впереди большие неприятности. В глазах у того был такой ужас, что Валландер отбросил всякие мысли о старческом маразме.
— Я взломал дверь, — твердил он. — Взломал дверь, должен же я был знать, что там произошло. Взломал, и все. Но она тоже скоро умрет. И она тоже…
Они прошли через взломанную дверь. Курту Валландеру в нос ударил характерный запах старческого жилья. Старомодные обои. Валландер сощурился, чтобы лучше видеть в полутемной комнате.
— Что же здесь произошло? — спросил он.
— Там, внутри, — сказал старик.
И заплакал.
Трое полицейских переглянулись.
Курт Валландер носком ботинка толкнул дверь.
Все оказалось хуже, чем он ожидал. Много хуже. Потом он говорил, что ничего хуже не видел, а повидал Валландер довольно много.
Спальня была вся залита кровью. Кровь даже на фарфоровой люстре. Около кровати ничком лежал голый старик в спущенных кальсонах. Лицо изуродовано до неузнаваемости. Нос почти отрезан, руки связаны за спиной, бедро размозжено. Из кровавого месива торчит белая трубчатка сломанной кости.
— О черт, — простонал позади Валландера Нурен. Он и сам почувствовал спазмы в желудке.
— «Скорую», — сказал он, сглатывая. — «Скорую», быстро…
Потом он склонился над полулежащей на полу женщиной. Она была привязана к стулу. Вокруг ее худой шеи была затянута веревка так, что женщина едва дышала, и Курт Валландер крикнул Петерсу, чтобы тот скорее подал нож. Они разрезали тонкий шпагат, глубоко врезавшийся в шею и запястья, и осторожно положили женщину на пол. Курт держал ее голову у себя на коленях.
Он перевел взгляд на Петерса и понял, что они думают об одном и том же. Кем надо быть, чтобы затянуть удавку на шее старой женщины? Откуда такая чудовищная жестокость?!
— Подождите снаружи, — сказал Курт Валландер плачущему соседу. — Подождите снаружи и ничего не трогайте.
Он понял, что почти орет.
Я ору, потому что мне страшно, подумал он. В каком мире мы живем?
«Скорая» приехала через двадцать минут. Дыхание женщины делалось все более прерывистым, и Курт Валландер испугался, что уже слишком поздно.
Он узнал водителя. Антонсон.
Второй был совсем молодой парень, он видел его в первый раз.
— Привет, — сказал Валландер, — он-то мертв, но она еще жива. Постарайтесь ее спасти.
— Что здесь стряслось? — спросил Антонсон.
— Расскажет, если выживет. Поторопитесь же!
Когда «скорая» уехала, они с Петерсом вышли во двор.
Нурен вытирал лицо носовым платком. Медленно светало. Курт Валландер поглядел на часы: семь двадцать восемь.
— Бойня какая-то, — сказал Петерс.
— Хуже, — ответил Валландер. Позвони и скажи, чтобы прислали всю бригаду. Скажи Нурену, пусть оцепит место. А я пойду поговорю со стариком.
И тут раздался чей-то крик. Он прислушался.
Крик повторился.
Это кричала лошадь.
Он пошел в конюшню и открыл дверь. Там, в полумраке, лошадь беспокойно била копытом в своем стойле. Пахло теплым навозом и конской мочой.
— Дайте ей воды и сена, — сказал Курт Валландер. — Может, здесь есть еще какая-то живность?
Он вышел из конюшни, и его пробрала дрожь. На одиноком дереве посреди поля галдели черные птицы. Он вдохнул холодный воздух и отметил, что ветер усилился.
— Ваша фамилия Нюстрём, — обратился он к старику, когда тот перестал плакать. — Я очень прошу вас рассказать, что случилось. Если я правильно понял, вы живете по соседству?
Старик кивнул.
— Что же там такое произошло? — спросил он дрожащим голосом.
— Я-то надеялся, это вы мне расскажете, — сказал Курт Валландер. — Может, пройдем в дом?
На кухне сидела сгорбившись пожилая крупная женщина в допотопном халате и плакала. Курт представился. Она кивнула и поднялась сварить кофе. Они сидели на кухне за столом. В окне еще висели рождественские украшения. Рядом, пристально уставившись на него, разлегся большой старый кот. Валландер протянул руку, чтобы его погладить.
— Кусается, — предупредил Нюстрём. — Не привык к людям. Только меня и Ханну признает.
Курт Валландер невольно подумал про жену, которая бросила его. С какого же конца взяться за это дело? Совершено зверское убийство, а не повезет, будет двойное убийство.
Тут он спохватился и постучал в окно, так чтобы его услышал Нурен.
— Прошу прощения, я на минутку, — сказал он хозяевам дома и вышел во двор.
— У лошади есть сено и вода, — доложил Нурен, — других животных нет.
— Проследи, чтобы кто-нибудь поехал в больницу, — сказал Валландер. — Если она придет в себя, может что-то сказать. Она же наверняка все видела.
Нурен кивнул.
— Пошли кого-нибудь, у кого уши хорошие. Кто у нас умеет читать по губам?
Вернувшись на кухню, он снял пальто и бросил на скамью.
— Рассказывайте, — сказал он. — И постарайтесь ничего не упустить. Торопиться нам некуда.
После двух чашек безвкусного кофе он понял, что ни Нюстрёму, ни его жене рассказать почти нечего. Он выслушал всю историю жизни пострадавших стариков.
Оставалось два вопроса.
— Может быть, вы знаете, — спросил он, — не было ли у них привычки хранить дома большие суммы денег?
— Нет, — сказал Нюстрём. — Они все переводили в банк, и пенсию тоже. Они же не были богатыми. Они продали и землю, и скотину, и технику, все пошло детям.
Второй вопрос казался бессмысленным, но он все равно его задал. Протокол есть протокол.
— Не знаете, враги у них были?
— Враги?
— Ну, кто-то, кого бы вы могли заподозрить, что он… что они могли бы такое сотворить.
Казалось, они не понимают вопроса.
Он спросил снова, но старики все равно глядели на него непонимающе.
— У таких, как мы, врагов нет, — обиженно сказал Нюстрём. — Конечно, собачимся иногда — ну там, чья очередь дорожку почистить или тут один… где, говорит граница пастбища. Но не убивать же из-за этого?