— Эти штуки как-то тебя беспокоят? — спросил он, поднося флягу чуть ближе к моим губам.
Я слегка прополоскал рот, прежде чем проглотить воду.
— Они становятся холодными, когда на них светит солнце. Но кроме этого — нет, не очень.
— С виду забавная вещь. — Он поводил пальцем в воздухе в нескольких дюймах от моего лица. — Вроде как три кольца, заплетённые виноградными лозами.
— Я слыхал описания и похуже.
По большей части связанные с частями человеческого тела.
Парсус оглянулся на Рейчиса, который в тот момент ворковал — в самом деле ворковал, как проклятый голубь, выманивая новое угощение у маршала Харрекса.
— У твоего питомца тоже метки вокруг глаза. Они?…
Он дал вопросу повиснуть в воздухе.
Шесть месяцев назад Рейчиса заразила Чёрной Тенью девушка, которая думала, что делает мне одолжение. Полагаю, это и вправду было одолжением, поскольку восстановило узы между мной и белкокотом. С другой стороны, я почти не сомневался, что однажды маленькое чудовище превратится в неудержимого демона и убьёт половину населения континента в яростных поисках печенья.
— У него просто уродливая родинка, — солгал я, а потом добавил громче — так, чтобы Рейчис меня услышал: — Это из-за того, что он был самым маленьким в помёте.
Белкокот будто остался равнодушен к такому неуважению.
— И это говорит самый хилый маг в целом клане.
Парсус придвинул палец чуть ближе к моему лицу.
— Ты не возражаешь, если я?…
— В общем, нет, — ответил я.
Он замер.
— Ты никогда не думал о том, чтобы потратить немного денег и показать это… ну… доктору, ведьме-шептунье или ещё кому-нибудь?
Рейчис фыркнул.
— Он думал об этом каждый день за последние два года и потратил на это каждую монету, какую заработал.
Парсус посмотрел на меня.
— Что он сказал?
Я пожал плечами.
— Откуда мне знать? Он просто тупое животное. Наверное, увидел птицу и испугался.
— Я бы сказал, что глупое животное — то, которое привязано к лошади, — заметил Рейчис.
Маршал внимательней ко мне пригляделся.
— Знаешь, они не столько чёрные, сколько… Ну, я не могу правильно описать. В столице королевы есть прекрасные доктора. Я видел, как один вылечил человека, кожа которого была в худшем состоянии, чем твоя. Может, он сумеет помочь.
Я улыбнулся.
— А он вылечит вывихнутую шею человека после того, как с неё снимут петлю?
— А, да, прости.
— Парсус, не досаждай мальчику! — крикнул Харрекс. — Просто дай ему воды и оставь его в покое.
— Прекрасно! — крикнул в ответ Парсус, потом сказал мне: — Твои руки, похоже, слегка обожжены, парень. Хочешь, я полью на них воду и немного ополосну?
— Не беспокойтесь, — ответил я, сжав кулаки.
Я не просто упрямился — у меня была очень веская причина желать, чтобы мои руки не ополаскивали.
— Ну, как хочешь, — ответил Парсус. Он кивнул на длинную, пыльную дорогу впереди, которая прорезала горы, высящиеся слева и справа от нас. — Но до столицы ещё два дня.
Потом он снова принялся спорить с Харрексом, чья очередь играть с белкокотом.
Я попытался шевельнуть плечом, в котором устроил временное обиталище нож Меррела. Маршалы меня перевязали, но плечо всё ещё горело. Вонь рвоты и собственное вонючее дыхание атаковали мои ноздри, а в ушах стояло благодарное воркование самого злобного существа в мире.
— Белкокоты даже не издают таких звуков, знаешь ли, — сказал я.
— Что? — спросил Харрекс.
— Ничего.
Я слегка приподнял голову и посмотрел на небо. Солнце начало опускаться к горизонту. Маршалы разобьют лагерь на ночь, и это хорошо, поскольку мой план спасения основывался на том, что меня не будет невыносимо тошнить. План не был блестящим и зависел от того, чтобы на время убедить их, что я куда более сильный маг, чем кажусь. А это означало дьявольски обжечь руки — идея не из лучших, поскольку единственная магия, в которой я по-настоящему хорош, требует быстрых и уверенных пальцев. Тем не менее я почти не сомневался, что у меня всё получится, лишь бы ничего…
— Налётчики! — закричал Парсус.
Я так быстро попытался повернуть голову, что упал бы с лошади, если бы не был к ней привязан.
— Будь всё проклято, — сказал Харрекс. — Сколько их и как далеко?
Я видел Парсуса краешком глаза. Сквозь опоясанную медью подзорную трубу он пристально смотрел в сторону приграничных гор.
— Я насчитал семь. И, сдаётся, по меньшей мере в полумиле отсюда.
Старший маршал крякнул.
— Проклятье, Парсус, ты зря меня напугал.
Он взял у Парсуса трубу и поднёс к глазу.
— Им понадобится добрых три часа, чтобы спуститься верхом с того хребта.
Харрекс убрал трубу в седельную сумку.
— Проклятые забанцы каждый год рвутся всё дальше на юг.
Он подвёл свою лошадь к моей и нагнулся, чтобы убедиться — путы стянуты туго.
— Прости, малыш, ужина не будет.
— Что вы имеете в виду? — спросил я. Сердце моё провалилось так глубоко в желудок, что можно было спокойно побиться об заклад — оно вернётся на место, только когда меня в следующий раз начнёт рвать.
Маршал посмотрел на меня сверху вниз.
— Мы не будем связываться с отрядом забанских налётчиков. Мы заметили семь их всадников, а поскольку нас только двое, Парсус и я… Ну, мне не нравится расстановка сил. Нет, мы будем ехать всю ночь до казарм в Каструм Товус. Там мы захватим ещё нескольких маршалов, чтобы наверняка живыми и здоровыми добраться до столицы.
Размышляя над тем, что мне ни за что не удастся сбежать от целого отряда маршалов, я почувствовал, как Харрекс похлопал меня по спине.
— Прости, малыш. Похоже, ближайшие несколько часов тебя ждёт не самая лёгкая езда.
Он открыл прицепленный спереди к седлу маленький колчан с арбалетными болтами и стал тыкать пальцем в каждый по очереди, считая вслух. Я поймал себя на том, что считаю вместе с ним. У него было восемь болтов, значит, если забанские налётчики нас нагонят и Харрекс — лучший стрелок в мире, у него одним болтом больше, чем нужно. Я мысленно прикинул, на что он может использовать последний болт: подстрелить дичь на обед, поковырять им в зубах, убить меня… Когда ты в наручниках и болтаешься на лошадином боку, такие мысли невольно лезут в голову. Но этот лишний болт не давал мне покоя.
Маршал искоса взглянул на меня, проверяя своё седло.
— Ты что-то замышляешь, парень? Потому как не думаю, что тебе повезёт подкрасться ко мне, пока ты привязан к этой лошади.
Я вскинул голову.
— Маршал Харрекс? — как можно тише окликнул я.
— Да? В чём дело? Путы слишком тугие?
Я покачал головой.
— Вы когда-нибудь слышали о Забанском Колесе Судьбы?
Старый маршал пожал плечами.
— Конечно… Вроде как слышал. Это символ их страны, верно? У нас есть большое бронзовое колесо в одной из библиотек королевского дворца.
— Важнее то, что это символ их философии. Они думают, что судьба вращается, как колесо. Вы помните, сколько спиц в том колесе?
Он поджал губы.
— Спицы… верно. Учил в школе. Восемь, если я правильно припоминаю. Ну-ка… Начала, концы, долг, веселье… Остальные не помню.
— Сколько провинций на территориях Забана?
— Восемь. К чему ты кло…
— А сколько раз в день забанцы медитируют?
— Восемь. Им нравится восьмёрка, ладно? Они очень последовательный народ. Теперь доволен?
Я покачал головой.
— А сколько, вы сказали, налётчиков видели в подзорную трубу?
— Се… О преисподняя. Парсус! — закричал он. — Проверь…
Красный шёлк и коричневая кожа мелькнули в поле моего зрения в тот миг, когда огромный, мускулистый человек возник словно ниоткуда и врезался в Харрекса, сбив того с коня. Едва взглянув на меня, нападавший резко опустил руку, и в ней появился нож. Он хитрым броском метнул его в Парсуса и угодил в правое плечо. Младший маршал завопил, от боли дёрнулся назад и тоже свалился на землю.
Я неистово пытался вывернуться из ремней, прикручивавших меня к лошади. Не то чтобы освобождение принесло мне много пользы, поскольку я всё ещё был в наручниках.
Забанский воин, гораздо выше шести с половиной футов, выглядел достаточно могучим, чтобы швырнуть с горы меня, мою лошадь и половину Дарома. На загорелом неприкрытом лице красовались восемь вытатуированных на лбу звёзд. Четыре чёткие линии пересекали каждую щёку, как усы дикого кота. Он был с головы до ног одет в красную ткань, скреплённую коричневыми полосками. Алая Элита. Почему, во имя преисподней, Элита присоединился к простому отряду налётчиков?
Харрекс, всё ещё лежа на земле, замахнулся маршальской палицей, целя в колено нападавшего. Элита грациозно отскочил, держа руки перед собой в одном из жестов забанской гвардии, которые не имеют смысла ни для кого другого. Он даже не потрудился вытащить ещё один нож. В защиту Харрекса следует сказать, что его маневр позволил ему подняться, и он принял боевую стойку перед своим противником.
— Рейчис! — закричал я. Белкокот вспрыгнул на спину моей лошади. — Сними с меня эти штуки!
Белкокот посмотрел на меня так, будто я был пьян.
— И что, по-твоему, я должен сделать? Прогрызть наручники насквозь?
— Открой их ключом, идиот.
— Ключ у Харрекса. Я видел, как он сунул его в поясной кошелёк.
— Почему же ты не украл ключ, пока он тебя кормил?
Рейчис склонил морду на грудь.
— Я…
— Тебе не приходило в голову, что если ты украдёшь ключ, он может пригодиться? Да что ты за вор такой!
— Голодный вор?
Маршал Харрекс тяжело грянулся о землю, палица выпала из его руки. Забанец пнул его в живот, чтобы убедиться — он больше не встанет. Потом здоровяк переключился на меня. Комок коричневого меха метнулся к его лицу. Он поймал Рейчиса за шею и отстранил его ровно настолько, чтобы когти белкокота не смогли до него дотянуться.
— Ты свирепое маленькое создание, — сказал он на ломаном дароменском — очевидно, чтобы я его понял. — Но Четыре Аспекта Долга властвуют над животными и над землёй.