Скромно двигаюсь вбок, цепляюсь пальчиками за сиденье рядом с водительским и пристраиваю на них подбородок. Карелин внимательно наблюдает за моими ужимками, не меняя настроя, но я не сдаюсь. Дважды взмахиваю ресницами и тихонько лопочу:
– В чем бы ты меня не обвинял, ты заблуждаешься…
– Дочь, когда что-то выпрашивает также выглядит, – немного едко отмечает Карелин. – Я вздыхаю и кладу на пальцы щеку, продолжая смотреть на него грустными глазками. – Хватит, – высекает он сурово. – Все, чего ты добьешься – я буду плакать, закапывая твое еще теплое тело.
– Тут красиво, но ты не мог не заметить свободное местечко в кругу моей семьи, – тихо хмыкаю я и отваливаюсь назад, принимая странную размазанную позу. Как лужа на дорогой обивке. – Уважь, когда поймешь, что я не врала.
Карелин шумно выдыхает и выходит из машины. Топчется рядом недолго, потом садится ко мне на заднее сиденье.
– Анфис, мне не до шуток, – говорит он строго. – И если ты заодно с Кристиной, то уверяю тебя, каждое ее слово было ложью. Ты не помогаешь Полине, напротив.
– Кристине? – приподнимаю я брови и сажусь как нормальный человек. – Это твоя бывшая жена? – хватаюсь за возможность прояснить хоть что-нибудь. – Бывшая же? – уточняю после паузы, ощутимо напрягшись.
– Я тебе не врал, – чеканит Карелин.
– Покажи паспорт, – иронизирую я, выражая то же недоверие, что и он. – И вообще, объясни, в чем ты меня подозреваешь. Флешка какая-то… намекаешь, что я ее украла?
– Не намекаю. Прямо говорю.
– Какая чушь, – я возмущенно фыркаю и отворачиваюсь от него.
– Все к одному. Даже не пытайся убедить меня в обратном.
– Да ты сам себе не веришь, – я горько хмыкаю и поворачиваюсь к нему. – Иначе давно бы уже выволок из машины и от слов перешел к делу. Не знаю, что заставило тебя думать, будто я что-то украла, не знаю, как и зачем ты подстроил свою смерть, но что-то мне подсказывает, ты сам понятия не имеешь, что делаешь и зачем.
– Никто больше не входил в номер и не выходил из него. Там камеры, Анфис, – говорит он очень убедительно, но меня его слова ничуть не трогают.
– Значит, с ними что-то сделали.
– Нет. Криминалисты все проверили.
– Окей, – принимаю я его точку зрения. – Покажи мне записи. – Тихон вскидывает брови, но я удивляюсь не меньше его: – А ты как хотел? Ты просто назовешь меня воровкой, а я соглашусь?
– Я не собираюсь тебе ничего доказывать, – пока еще спокойно, но уже с молниями во взгляде говорит Карелин. – И ты права. От слов давно пора переходить к делу. На выход.
– Никуда я не собираюсь выходить, – бурчу я, скрещивая руки под грудью.
Карелин выходит сам и раздраженно хлопает дверцей. Обходит машину, открывает дверцу с моей стороны, запускает руку в салон и сгребает мои волосы на затылке. Дергает на себя и выволакивает на землю, швыряя себе под ноги.
От резкой боли из моих глаз брызгают слезы. Я поджимаю ноги, сворачиваясь на земле клубочком, закрываю лицо ладонями и горько плачу.
– Где флешка? – рявкает Карелин, склонившись надо мной. – Кому ты ее передала? Отвечай!
– Я не брала-а-а, – вою я сквозь слезы, содрогаясь всем телом. – Не брала, Тихон, не брала! Твои криминалисты ошиблись!
– Это вряд ли, – отвечает он глухо.
Идет к багажнику, достает лопату и начинает остервенело копать рядом со мной.
– Что ты делаешь? – бормочу я, с ужасом наблюдая за ним.
– Ты разлучила меня с моим ребенком, я разлучу тебя с твоим, – отвечает он холодно и зло.
По коже проносятся колючие мурашки, а лопатки сковывает холодом. От земли еще так тянет… могилой. Я приподнимаюсь на локте и рвано выдыхаю.
– Бить женщину рука не поднимается, даже такую, как ты, – продолжает он давить меня морально, орудуя лопатой. – А вот закопать – запросто. Заживо, – добавляет Тихон со зловещей ухмылкой, вонзая полотно в землю.
– Такую, как я?.. – переспрашиваю я с обидой.
– Твою мать! – взрывается Карелин и отшвыривает лопату. – Ее заберут! Заберут, Анфиса! – орет на меня с яростью, сжав кулаки. – Ради власти, ради денег, ради имиджа! Никто не будет ее любить, до нее никому не будет дела! Никому, черт тебя дери! Живи с этим, – заключает он с презрением. – Надеюсь, ты протянешь дольше меня. И своими глазами все увидишь.
Карелин идет к багажнику, закрывает его и садится за руль. Заводит двигатель и срывается с места, оставляя меня полулежать возле горки сырой земли.
Я провожаю машину взглядом до тех пор, пока не перестаю различать блики металла на солнце. Встаю, припомнив предостережение мамы, что на холодном сидеть опасно. И очень глупо улыбаюсь собственным мыслям. Подхватить простуду, конечно, неприятно, но вряд ли это может стать моей главной проблемой.
Итак, я в лесу. Моя сумочка осталась в машине Карелина, пакет провизии – на кладбище. От меня несет потом. Я грязная и зареванная. Единственное, что изменилось в лучшую сторону – значительно потеплело.
Это я в вакууме. Что по окружению? Дерьмо полное, вот что. Меня уже дважды чуть не убили и столько же раз похитили. Оба похитителя мертвы, один, не исключено, будет мертв дважды, а обвинят в обоих случаях меня. Доказать обратное хотя бы в одном из случаев уже не получится. Как скучно я жила раньше. Но и «весело» будет недолго.
Карелина, несмотря на то что он оттаскал меня за волосы и бросил, по-человечески жаль. Он в отчаянии, и я прекрасно понимаю его состояние. Я уже пережила нечто подобное и врагу не пожелаю лишиться ребенка. Даже если разлучит не смерть, а обстоятельства.
Размышлять продолжаю, двинувшись в ту же сторону, в которой скрылся автомобиль. Лес совсем редкий, идти, если бы не общая усталость, было бы даже приятно. А колея такая заметная, что заблудиться я не боюсь.
Так что у него случилось? Из обрывков фраз ясно, что у него пытаются отобрать дочь и украли какую-то флешку. Рискну предположить, что два этих события связаны. Возможно, на флешке была информация, которая могла бы помешать разлуке. Что еще? Во всем этом как-то замешана его бывшая жена, раз уж он обвиняет меня в сговоре с ней. И очевидно, он сам подстроил собственную смерть. И это пока самое любопытное.
Зачем ему это? Первое, что приходит в голову – чтобы выжить. Не слишком-то в это поверили, учитывая, как мы уехали с кладбища. Хотя… кто сказал, что пришли именно за ним? Там похоронены мои близкие, не его. И это меня гнали ночью по шоссе. Машина другая, да, но пока все слишком запутано, чтобы делать однозначные выводы.
Еще интересный факт – его абсолютная убежденность в моей причастности. Записи с камер в отеле, святая вера криминалистам, задействованным в расследовании его «смерти». Кажется, он неплохо знает их. Даже доверяет. Ну и понятно, что убедить следствие, что мертв, будучи живым, не сможет даже фокусник с мировым именем. Значит, они все в деле. Они все ему помогают. А единственный шанс выжить для меня, как ни прискорбно, сесть. И надеяться, что он все-таки найдет, что ищет, решит свои проблемы и воскреснет. Тогда и только тогда я смогу вернуть свою жизнь.
К шоссе выхожу довольно быстро. Машины проносятся на огромной скорости, а голосовать у дороги откровенно страшно, но выбора нет: пешком я точно не дойду.
Вижу приближающуюся фуру и выставляю руку вбок. Автомобили проезжает мимо, не сбавляя скорости, но я не отчаиваюсь и, по-честному, даже немного радуюсь. От мысли, что придется сесть в машину к незнакомцу, ощутимо потряхивает. Что там ему в голову придет? Одинокая молодая девушка в неприглядном виде. Без денег и документов. А платить чем?
Я пропускаю несколько машин, делая вид, что прогуливаюсь. Справляюсь с волнением и, когда вижу очередную фуру, поднимаю руку. Не знаю почему, но к дальнобойщикам больше доверия. Люди на работе, а значит, возможностей (да и наверняка желания) совершить какую-нибудь глупость гораздо меньше. Да и не заедешь на такой махине в лесок, подальше от людских глаз.
Где-то на пятой мне везет. Причем, несказанно. Машина тормозит в десятке метров от меня и включает аварийные огни. Я подбегаю, кое-как взбираюсь по ступенькам и вижу за рулем миниатюрную блондинку с задорным хвостиком на макушке. Ненадолго впадаю в ступор, а когда распахиваю дверцу, она досадливо морщится и говорит неожиданно низким голосом:
– Черт, подруга, что с тобой случилось?
– Вам лучше не знать… – бормочу я и поджимаю губы. – Подбросите поближе к городу? Денег нет.
– Конечно, забирайся! – она приветливо машет мне рукой, а я чуть не плачу от благодарности. – Куда тебе?
– В Следственное Управление, – говорю я решительно. – Ну или хотя бы до города, – теперь мямлю, сообразив, как нелепа моя просьба.
– Управление, говоришь… – задумчиво бормочет девушка и стальная махина под ее управлением неохотно трогается. – По какому району?
– Да центральный, чего уж. – Я пожимаю плечами и невольно облизываюсь на бутылку воды, лежащую на сиденье рядом. – Извините, можно попить? Как-нибудь из ладошки. Я аккуратно, обещаю…
Сердобольная девушка, зовут которую Марина, разрешает пить из горла, обращаться на «ты» и съесть ее бутерброды с подтаявшим сыром на куске вареной колбасы. Я в благодарность развлекаю ее историей о шизанутом бывшем, от которого еле унесла ноги. Рассказываю о ее храбрых коллегах, выручивших меня ночью, и всю дорогу до города мы обсуждаем незавидную женскую долю. Когда прощаемся, она пишет на бумажке свой номер, крестит и сажает в такси, которое вызвала со своего телефона.
Через сорок минут я прохожу в здание Следственного Управления. Ловлю косые взгляды, сощуриваюсь и прямым ходом следую к первому же, кого вижу в форме.
– Я – главный подозреваемый по делу об убийстве Карелина, – сообщаю я просто. – Хочу написать признание.
Мужчина недоверчиво сужает глаза и заметно принюхивается. Затем молча достает из кармана телефон, не сводя с меня взгляда, и начинает копаться в нем, а на мое плечо вдруг опускается тяжелая рука. Я дергаюсь в сторону, а чьи-то пальцы больно вонзаются в кожу.