Первый удар
Сцена 1-я
Санкт-Петербург, Аничков дворец, гостиная цесаревны Марии Федоровны. Декабрь 1878 года.
Дежурная фрейлина (докладывает). Ваше высочество, прибыл генерал Черевин.
Мария Федоровна. Зовите.
Входит Черевин, раскланивается.
Черевин. Ваше высочество, Вы сегодня как свежая роза, вот уже и шмель прилетел.
Мария Федоровна. Петр Александрович, Вы, как всегда, с сомнительными шутками из Яхт-клуба. Велю, чтоб Вас туда не пускали…
Черевин. Ваше высочество, не делайте этого, в трактирах меня вконец испортят.
Мария Федоровна. Хорошо, я подумаю. Расскажите лучше, что нового?
Черевин. Самое главное сообщение – у Вашего покорного слуги появился секретный агент. Он не последний человек в пресловутой «Земле и воле». Сейчас он занят формированием своей собственной группы радикального направления. Уже намекнул, что неплохо бы заключить контракт и оговорить условия. Как Вы на это смотрите, Ваше высочество?
Мария Федоровна. Это неплохое известие, и мое мнение – вашего человека надо поддержать. Что касается контракта, мне надо посоветоваться и подумать о форме. Тянуть с этим не станем. Он должен понять с самого начала, что игра будет честной.
Черевин. Сложного, собственно, ничего нет, все дело – в сумме контракта. С нашей стороны главное – обеспечить исчезновение человека, например, в Америке. Судя по всему, он не дурак и знает, что хочет. Не сомневаюсь, он потребует гарантий.
Мария Федоровна. Наша сторона должна быть для него полным инкогнито. Условия контракта пусть предложит сам, посмотрим, какие у него аппетиты. Пока авансируйте его строго под расписки. Прошу Вас, Петр Александрович, будьте предельно осторожны и имейте в виду, что Ваш шеф Дрентельн совсем не наивен.
Сцена 2-я
Санкт-Петербург. Гостиница «Европейская», № 27.
24 декабря 1878 года.
В номере генерал Черевин и Михайлов.
Черевин (наливая в бокал вино). Расскажите, Александр, что вам удалось сделать за то время, пока мы не виделись.
Михайлов. Мне удалось вызвать в Петербург несколько человек из провинции, но к ним еще надо присмотреться. Все же есть человек, о котором стоит рассказать. Это некто Александр Соловьев, с которым мне пришлось пересекаться в Саратовской губернии. Здесь я столкнулся с ним совершенно случайно и еле его узнал, так он оборвался – настоящий бродяга. Мне стало жаль его, и я пригласил его в трактир. Там за рюмкой вина он поведал мне грустную повесть своей жизни: из университета пришлось уйти из-за неуплаты, потом неудачная женитьба, и вот теперь даже родные отказывают ему в ночлеге, и ему приходится ночевать на улице. Когда он поел и несколько пришел в себя, он мне вдруг заявил, что вернулся в Петербург с одной целью – убить царя. Его решение твердое, и другой цели в жизни у него больше нет. Я дал ему немного денег и поселил в дешевой квартирке…
Черевин. Быть может, он просто идиот, ведь если всякий вобьет себе в голову убивать царя, а мы станем всерьез обсуждать такое желание…
Михайлов. Нет, генерал, здесь все намного серьезнее. Родители Соловьева, как я понял из его рассказа, были мелкими служащими при каком-то великокняжеском дворе, состарились и стали обычными приживалами. Содержать взрослого сына им стало не под силу, а их бывшие господа от такой чести вежливо отказались. Вот и пошел Соловьев по миру, затаив обиду на монарха и его окружение.
Черевин. Что ж, возможно, все так, но серьезность намерений этого Соловьева надо проверить. Кстати, каким способом он намерен покончить с царем?
Михайлов. Он намерен стрелять в него из пистолета. Оружием он, естественно, не располагает.
Черевин. Скажу вам так, Александр: все это было бы неслыханной удачей, если бы нашелся такой сумасшедший, который пошел бы на покушение по собственной воле. Тщательно продумайте, как объяснить ему вашу бескорыстную помощь. Пока держите его в «черном теле», без каких-либо излишеств. Считайте, что меня вы заинтриговали. Встретимся здесь же недели через три. Надеюсь услышать от вас подробные ответы на мои пожелания. Тогда и примем решение.
Сцена 3-я
Санкт-Петербург. Гостиница «Европейская», № 27.
21 января1879 года.
В номере генерал Черевин и Михайлов.
Черевин. Как там наши подопечные Соловьев и Клеточкин? Надеюсь, все идет по плану, Александр?
Михайлов. Да, все развивается как надо. Вот только Клеточкин, генерал, стоит мне уже очень дорого. Ваша Кутузова оказалась большой мастерицей в карточной игре, и их невинные занятия вытянули у меня больше трехсот рублей. Он уже порывается вернуться в Крым от безысходности.
Черевин (смеясь). Ни в коем случае. Скоро ему сделают предложение. Пусть на все соглашается. Я найду способ замолвить словечко. Три сотни – небольшие деньги за такое место. Ну, а что с Соловьевым? Он не передумал?
Михайлов. Он не только не передумал, но еще больше распалился. С юга приехали желающие также стать цареубийцами. Один из них – еврей, другой – поляк. Вопрос выбора героя пришлось вынести на обсуждение. Кандидатура еврея была сходу отклонена из-за боязни возможных погромов. Поляк тоже не прошел, как представитель угнетенной нации. Соловьев оказался самым подходящим и рвется в бой. Когда я ему сказал, что у «Земли и воли» большие проблемы в связи с арестами и вряд ли его благородный порыв будет поддержан, он заявил мне, что будет действовать самостоятельно и обязательно покончит с императором. Требует от меня оружие и яду, чтобы сразу покончить с собой.
Черевин. Отлично, Александр. Тогда готовьте Соловьева, но прежде надо его несколько помыть, причесать и приодеть. Вот вам адресок одного магазина разного платья. Скажете хозяину, что человек из провинции поступает на службу в министерство. Служба не ахти какая, всего лишь для поручений, но вид должен соответствовать. Пусть подберет ему все до мелочей – он знает. Да, и не забудьте фуражку. Она должна быть по форме ведомства. Это важно. Когда приоденете, дайте ему походить в новом облачении несколько времени, чтоб привык. Поняли?
Михайлов. Понятно, теперь об оружии. От Кравчинского остался револьвер английской системы Веблей, крупного калибра, с коротким стволом. Кравчинский отказался от него из-за грохота и отдачи, которые он производит при выстреле. Револьвер пятизарядный и для дела подходит идеально.
Черевин. Хорошо, пусть Соловьев поупражняется где-нибудь в тире, стрелять придется с короткой дистанции.
Михайлов.Хочу вам рассказать, генерал, еще об одном любопытном персонаже. С ним меня свел один мой приятель. Представьте себе польского шляхтича, двадцати лет отроду, которому не дает покоя слава Кравчинского. Он обозлен несправедливым арестом и жаждет прославиться на том же поле, то есть лишить жизни вашего шефа Дрентельна. Нападение, однако, ему хотелось бы совершить верхом на коне, как настоящему рыцарю. Не кажется ли вам, генерал, что это прямой путь к продвижению вашей карьеры?
Черевин. Ценю ваше остроумие, Александр. Если вы уже способны со мной шутить, то свою роль освоили вполне. Что это за тип и почему нападать на Дрентельна он собрался в конном строю?
Михайлов. Его зовут Лион Мирский, он молод, красив и глуп, как пробка. Кроме всего, влюблен без памяти в такую же вздорную особу, как сам. Что мне с ним делать, ума не приложу. Сейчас он упражняется в выездке в тетерсале. Что вы на это скажете?
Черевин. Убить человека в карете, двигаясь на лошади, не просто… При этом даже сам факт нападения может быть полезен. Пусть Мирский тренируется в выездке, а потом мы ему подскажем, где удобнее нападение осуществить. Мирский скоро пригодится.
Михайлов. Мне кажется, генерал, что пора сказать кое-кому из «Земли и воли» о неизбежности покушения Соловьева, иначе меня могут заподозрить как заговорщика. И наконец, я несколько поиздержался… Черевин. Что касается Соловьева, вы, Александр, правы, но сделайте это, по возможности, ближе к делу. Самого Соловьева этой публике не показывайте. Денег я вам дам. Встретимся через пару недель в Петергофе.
Сцена 4-я
Петергоф. Конспиративная дача генерала Черевина.
Воскресенье. 11 февраля 1879 года.
В гостиной двое: Черевин и Михайлов. Привычная обстановка, на столе – закуски и вино.
Черевин (разливая в рюмки вино). Ваша идея с нападением Мирского показалась мне весьма перспективной. Целесообразно и удобно осуществить это в какой-то вторник, так как Дрентельн бывает регулярно на заседаниях в комитете министров. Маршрут его всегда пролегает по набережной Лебяжьей канавки. Попробуйте его проследить, чтобы наметить место. По набережной Невы легко скрыться от погони. После дела спрячьте его у себя на квартире, а дня через два отправьте его из города, куда пожелает. Запомните, вторник. Кроме этого, неплохо было бы выпустить прокламацию с общими рассуждениями относительно политических убийств.
Михайлов. Понятно, генерал. Спасибо вам за Клеточникова – он принят в агентуру.
Черевин. Относительно Соловьева. Он уже одет как чиновник для поручений? Пора уже дать ему первое поручение.
Михайлов. Одежда готова, и можно попробовать. Куда вы намерены его отправить?
Черевин. Вот пакет из министерства юстиции. Это не подделка, а настоящее письмо. Его необходимо доставить в канцелярию Штаба гвардейского корпуса на Дворцовой площади. Там он спросит, на какой стол передать письмо. Распишется в журнале и уйдет. Пусть заметит: сколько по времени займет все дело. Проследите все сами и проверьте, как сидит платье, это важно. Следующая встреча – недели через три в моем номере в «Европейской».
Сцена 5-я
Санкт-Петербург. Набережная Лебяжьей канавки.
13 марта, вторник.
По набережной движется карета генерала Дрентельна. Неожиданно карету нагоняет всадник на скаковой лошади, одетый жокеем. Поравнявшись с правой дверцей кареты, всадник дважды стреляет в окно кареты из револьвера и, резко прибавив аллюр, обгоняет карету. Карета, сначала несколько остановив движение, по приказу генерала пускается за беглецом. Всадник, однако, не сбавляя бег коня, резко сворачивает на набережную Невы и исчезает….
Сцена 6-я
Санкт-Петербург. Александринский театр.
15 марта 1879 года, среда.
Во время антракта в ложе третьего яруса собрались на совещание деятели «Земли и воли»: Михайлов, Квятковский, Зунделевич, Попов, Плеханов.
Михайлов. Итак, господа, нужно решать, как мы отнесемся к предложению Соловьева о покушении на императора. Прошу высказываться. Квятковский. Предлагаю оказать ему помощь, без привязки его действий к деятельности партии. Хватит нам недавнего погрома, а тут еще покушение на Дрентельна.
Плеханов. Не вижу смысла в этом намерении Соловьева. Что изменится, если он даже убьет царя? Перед именем Александр появится еще одна палочка – вот и весь результат. Надо мягко от этого дела откреститься.
Зунделевич. В этом деле только одно положительное обстоятельство: Соловьев – русский. Однако погрома все равно не избежать. Я – против.
Попов. Господа, не лучше ли продолжить начатое на земле, рядом с крестьянином? Зачем нам приключения? Мы ведь фактически вступаем в политическую борьбу. Надо ли нам это, господа?
Михайлов. Лучше всего совсем ничего не делать. Тогда все мы будем целы. Предлагаю компромисс – помочь Соловьеву оружием, но предупредить, что ссылаться на партию ему запрещается. Пусть ссылается на свое личное решение – покарать императора. Впрочем, он готов сразу после акта принять яд и покончить с жизнью. Что скажете, господа?
Квятковский. Такое решение подойдет, но всех надо предупредить и в день акта лучше из города уехать.
Остальные присутствующие только пожимают плечами, явно смущенные.
Сцена 7-я
Санкт-Петербург. Невский проспект. Трактирное заведение.
18 марта 1879 года, суббота.
Два посетителя за столиком ведут тихую беседу.
Михайлов. Не стану от вас скрывать, Александр, но организация наша отказала вам в поддержке, и если вас схватят, то ссылаться вам придется на свое желание покарать императора. Вы должны понять этих людей: часть их товарищей сидит по тюрьмам, сами они каждый день ждут ареста, и что-либо требовать от них не приходится. Как видите, я помогаю вам исключительно потому, что испытываю к императору схожие с вами чувства. Пусть это будет для вас ощутимой поддержкой в деле, на которое вы решились.
Соловьев. Не считайте меня наивным, Федор, – мне сразу стало ясно, что «Земля и воля» не разделяет мое решение, и бог им судья. На мое намерение нисколько не повлияет решение ваших товарищей. Вам же я благодарен за ваше бескорыстие и полную поддержку, прежде всего материальную. Как я предполагаю, наш разговор сегодня последний, и готов внимательно слушать о дальнейших действиях, которые вы сочтете необходимыми.
Михайлов. Да, Александр, вы угадали, наше с вами совещание последнее перед акцией, но это не последняя наша встреча. Два дня перед решающим днем, который намечаем на понедельник 2 апреля, вам надо пробыть у меня. Поэтому свою квартиру оставите 31 марта, рассчитаетесь с хозяевами и скажете им, что уезжаете по делам в Москву. В оставшиеся дни сделайте визиты родным и знакомым, вообще, вам надо немного отвлечься. В субботу, 31 числа, жду вас у себя, вот по этому адресу (показывает, открытую записную книжку), к обеду. Запомнили? Вот вам 200 рублей, на расходы.
Соловьев. Да, Федор, запомнил – мне это место знакомо. Спасибо за деньги.
Михайлов. Ваше оружие и пакет для канцелярии будут у меня. В случае, если вас схватят, скажете, что ночевали у проститутки, где-то на Невском. Итак, общий план таков: утром 2 апреля подъезжаем на извозчике к Певческому мосту, вы выходите из коляски и идете в канцелярию гвардейского штаба. Маршрут вам хорошо известен, да и в канцелярии вы достаточно примелькались. Потом обычная процедура сдачи документов, и вы не спеша идете к выходу. В это время император завершает свой прогулочный маршрут и поднимается на площадь. Возможно, он пройдет мимо вас, в любом случае, не забудьте снять фуражку, как это принято. Как только он вас минует, действуйте. Весь порядок действий для вас привычен, и для того чтобы поразить цель, вполне достаточно двух выстрелов. Впрочем, все по обстановке, но помните: зарядов в магазине всего пять.
Соловьев. Все это понятно, но извините, Федор, вы забыли про яд.
Михайлов. Про яд не забыл, получите 2 апреля, но это ваше решение…
Сцена 8-я
Санкт-Петербург. Гостиница «Европейская», номер генерала Черевина.
В номере Черевин и Михайлов.
Михайлов. Генерал, все как будто готово. Нет ли чего-нибудь настораживающего?
Черевин. Давайте сначала о готовности, Александр, и если можно, подробно.
Михайлов. Соловьев не общался ни с кем из членов «Земли и воли», а меня знает просто как Федора. Подготовлена квартира, где я с ним проведу два последних дня и откуда повезу его на место. Квартира снята на другое имя, и хозяева будут заранее предупреждены о моем отъезде. Маршрут Соловьев вполне освоил – он три раза относил в канцелярию гвардейского штаба бумаги, но вряд ли примелькался. Там оживленный поток посетителей. К одежде он привык и выглядит естественно. Соловьев упражнялся в тире и совсем неплохо стреляет. Так что шансы на успех довольно реальные. Нужна только удача, генерал.
Черевин. Хорошо, если так. Тогда приступайте. Увидимся в Петергофе, на даче, в воскресенье, 8 апреля.
Сцена 9-я
Санкт-Петербург. Набережная Мойки.
Утро 2 апреля 1879 года.
Рядом с Певческим мостом останавливается коляска с двумя седоками. Из коляски выходит высокий господин в длинном пальто чиновника для поручений в форменной фуражке с зеленым околышем. В руках чиновника пакет с документами. Он сразу направляется к парадному подъезду штаба гвардейского корпуса… Далее события развиваются в соответствии с рассказом вахмистра Рижской полиции Франца Милашевича (см. главу «Убийца-одиночка» в книге «Убит в Петербурге»).
Сцена 10-я
Зимний дворец.
Личные покои императора Александра II.
6 апреля 1879 года, пятница.
В комнате император и военный министр Милютин.
Милютин. Не могу себе представить, Государь, как случилось, что Вы избежали выстрелов в упор, чуть ли не с трех шагов. Ведь промазать было просто невозможно.
Император. Удивляюсь сам, генерал (показывает пробоину на пальто). Вот полюбуйтесь, настоящая дыра, такая должна была образоваться во мне… Скажу Вам откровенно, какая-то сила заставила меня сделать шаг влево, в одно время с выстрелом. Потом, уже вполне осознано, шагнул вправо – и снова выстрел, и удар по левой ноге (показывает сапог). Вот, видите, след от пули. От третьей пули спас какой-то вахмистр, дежуривший на площади. Кажется, он ранен. В четвертый раз он уже стрелял, не целясь, когда ко мне на помощь бросились охранники. В пятый раз он выстрелил на воздух, в общей свалке с охраной. Таким образом, расстрелял весь магазин.
Милютин. Государь, дело требует тщательного разбора. Уж слишком дерзко и, главное, уверенно действовал этот тип.
Сцена 11-я
8 апреля 1879 года, воскресенье.
В гостиной Черевин и Михайлов.
Черевин. Вы сделали неплохую работу, Александр, и претензий к вам нет. Соловьев схвачен, яд не сработал, или он сам не решился его проглотить. Сейчас уже не важно, допросы идут, но, похоже, сказать ему нечего. Свое членство в «Земле и воле» Соловьев отрицает, говорит только, что помогал ему какой-то Федор. Скорее всего, следствие от него не добьется большего. Как вы намерены строить свою работу дальше?
Михайлов. Мне удалось изолировать Соловьева от деятелей «Земли и воли». В целом я убедился: состав организации надо менять и отказываться от старых деятелей, готовых только на пустую пропаганду. Наиболее подходящие люди прибывают из южных губерний. Они сразу соглашаются остаться и работать и не стесняются говорить, что жить им не на что. Такие люди будут делать то, что им скажут. Кстати, перед покушением Соловьева удалось напечатать в листке «Земли и воли» прокламацию «Значение политических убийств». Посмотрите, на мой взгляд, неплохо…
Черевин (берет листок и читает). Зачем вы скромничаете, Александр? Не знаю, кто это писал, но это то, что нужно. Сделайте из этого бреда программу партии, назовите ее соответственно и действуйте в духе Соловьева, но только научитесь поскорее стрелять без промаха.
Михайлов. В Петербурге появилась любопытная личность. Это некто Степан Ширяев, недавно вернувшийся из Европы. Там он учился ремеслу электрика, но здесь объявил, что, начитавшись технической литературы в публичной библиотеке, пришел к убеждению, что можно фабриковать динамит в домашних условиях. Подозреваю, что и без библиотеки он уже все умеет, но сама идея очень хороша.
Черевин. Да, Александр, именно такие люди вам нужны теперь. Их надо объединить под одним флагом и поставить перед ними цель. На одиночные акции рассчитывать не стоит. Уловил ваш намек относительно Ширяева: раз он сам заговорил о динамите, то, скорее всего, он подготовленный человек. Он будет поставлен под постоянное наблюдение, но вам придется, соблюдая с ним определенную дистанцию, использовать его как специалиста. Мы его уберем, только по вашему сигналу. Вообще, любую личность, мешающую выполнению общей задачи, надо немедленно, без шума устранять. Возьмите себе это за правило. Для связи со мной у вас теперь постоянный почтовый ящик – магазин колониальных товаров на Невском. Хозяин магазина, Филип Иванович, плотно заагентурен. Деньги теперь будете получать только на выезде в другой город, где у вас будет короткий контакт с моим курьером. Удачи вам, Александр.