«Тьфу ты!», — ругнулся про себя Андрес и спросил:
— Какие именно?
— Помнишь, мы ездили на выходные в Бретань. Она еще там разгуливала в красных шортах, хотя погода стояла паршивая… А она твердила: «Я купила эти шорты специально, чтобы сюда в них поехать, так что плевать на погоду, буду их носить, и точка».
— Помню, как же.
— Как ты думаешь, у нее все хорошо?
Андрес тяжело вздохнул.
— Откуда я знаю, Джозеф!
— А придумать что-нибудь слабо? Я же тебя не спрашиваю, что ты там знаешь. Взял бы и придумал!
— Джозеф, сейчас три часа ночи.
— Разве я спрашивал, который час?
— Знаешь, братец, это уж слишком! Разбудил, а теперь пристаешь с дурацкими вопросами.
— Извини.
Андрес поморщился и проглотил это уже третье по счету извинение.
— Ну разумеется, с ней все хорошо, — сказал он. — Ты когда-нибудь видел, чтобы Кларе было плохо? Да она бы и в концлагере думала только о себе и развлекалась бы в свое удовольствие.
— …
— Джозеф?
— Она думает не только о себе.
— Увы, но это так, Джозеф.
— Ты не имеешь права так говорить.
— Черт возьми: сейчас три часа ночи, ты разбудил мою жену, Джеймс плачет, и его брат если бы он уже родился, тоже ревел бы, — а я, видите ли, не имею права так говорить!
— Иногда она думает и не только о себе.
— Например? О тряпках? О своей маме?
— Перестань.
— О своей йоге? О театре? О том, какую прическу сделать в следующий раз?
— Да ты понимаешь, что я ее люблю?
Андрес поостыл и задумался на секунду.
— В чем в чем, а в этом уверен.
— И все равно, по-твоему, такое может быть?
— Ты о чем?
— Ну, тебе не кажется, что такая любовь просто не может не быть взаимной.
— Нет.
— Понятно.
Андрес нащупал сигарету на тумбочке и мусолил ее во рту, не закуривая.
— Она ушла, Джозеф. И не вернется.
— Вы что-то знаете?
— Жозеф…
— Ты должен мне все сказать!
— Франсуаза получила от нее открытку.
— Дай мне Франсуазу!
— Она успокаивает Джеймса.
— Откуда она послала открытку?
— Джозеф…
— Если не скажешь, буду звонить тебе через каждые пять минут!
— Я отключу телефон.
— Тогда я приеду.
— Из Испании…
— Я не в Испании.
— Нет, открытка была из Испании.
— А… а что она делает в Испании?
— Понятия не имею… Сейчас, наверное, трахается со своим режиссером.
Андрес зажмурился.
На том конце провода повисло глухое молчание. На секунду Андрес возненавидел себя.
— Извини, — сказал он.
— Не извиняйся. Ты, наверное, прав.
— Да нет, извини за такую банальность.
— То есть?
— Ну, знаешь, актриса, которая спит со своим режиссером, — просто оскомину набило, я бы мог придумать что-нибудь пооригинальнее.
— Да уж… Но это на нее похоже. Она обожала банальности… я никогда не мог понять, почему. Наверное, они ей казались оригинальными.
— Ты должен забыть ее.
— У меня не получается.
— Ты и не пытаешься.
— Ты прав, я действительно не пытаюсь. Я вовсе не хочу ее забывать… Если я и не могу быть с ней, мне все же хочется верить, что она существует на этом свете, или, по меньшей мере, что где-то на свете есть вот такая женщина… Это лучше, чем жить совсем без нее.
— Да не трави ты себя.
— Я говорю правду. Даже когда она далеко, жизнь для меня становится чуточку терпимее, если я знаю, что и она живет на свете.
Андрес взял телефон, встал с постели и принялся ходить взад-вперед по спальне, придумывая, что бы сказать. «Ты сам себя обманываешь, Джозеф, — начал он. — На самом деле проблем у тебя миллион, и они тебя осаждают со всех сторон. Ну, или, может быть, все это одна большая проблема под разными соусами — все равно. А ты притворяешься, будто все твои терзания — оттого, что тебя бросила Клара. Как будто бы все сразу наладится, вернись Клара обратно! Вспомни — ты ведь точно так же мучился еще до всякой Клары. И с ней, когда она появилась, тоже мучился… И опять будешь мучиться, если она вдруг передумает и вернется!.. Ты на что же рассчитываешь? Что, сойдись вы с ней опять, — все страдания мира вот так вот возьмут да и исчезнут? Что раз у вас любовь, то земля в другую сторону завертится?»
Андрес остановился. Он вдруг понял, что высказывает это брату впервые. А ведь они всегда подолгу говорили друг с другом, особенно после ухода Клары. Просто удивительно, как это до сих пор хоть что-то еще осталось между ними недосказанным.
После короткой паузы он услышал голос брата: «Нет, конечно. Хотя думаю-то я именно так, но смотрю на этот вопрос иначе, чем ты. По-моему, быть вместе нужно как раз вопреки всем страданиям мира… Мне кажется, если в принципе и можно выдержать все страдания мира, то уж никак не в одиночку, такое ни мужчине, ни женщине не под силу. Только вдвоем… Хотя бы двоим… Если, конечно, это вообще возможно… Нет, я ни в коем случае не хочу сказать, что именно мы можем все это выдержать… Я только говорю, что если это вообще возможно, то только так».
Андрес сел на пол посреди комнаты и затянулся незажженной сигаретой.
— Так-то оно так, — ответил он, — да только это невозможно.
— Ну, не знаю…
— М-да, — согласился Андрес. — Я тоже.
— Знаешь, мне это напоминает сюжет «Адского небоскреба», когда Пол Ньюман знает, куда заложить взрывчатку, а Стив МакКуин, — как ее взорвать. Каждый из них в одиночку ничего бы не добился, а вдвоем они спасли всех… ну, почти всех.
Андрес улыбнулся.
— Ты умеешь закладывать взрывчатку?
— Нет.
— Знаешь место, куда ее заложить?
— Тоже нет… Хотя нет, знаю! Только еще не решил, на кухне или в спальне.
Андрес представил себе квартиру Джозефа.
— А почему не в гостиной?
— Нет уж, гостиная не годится. Я там, как-никак, живу.
— Так и спишь в гамаке?
— Да… Можно, правда, здорово навернуться, но я на всякий случай всегда подкладываю матрас.
Андрес подумал немного.
— Ну а… почему бы не спать на самом матрасе?
— Черт…
— Что такое?
— Я об этом не подумал.
Андрес мысленно упрекнул себя за этот вопрос. Житейская неприспособленность брата с уходом Клары только усугубилась. Он попытался подсластить пилюлю:
— А может, ты и прав, спать в гамаке куда прикольнее!
— Ты думаешь? Я просто сейчас плохо соображаю, что прикольно, а что нет. Точнее, мне кажется прикольным все… или ничего, без разницы.
— Если хочешь, я могу составить для тебя список того, что прикольно и что не прикольно… Чтобы все расставить по местам.
— Неплохая идея.
Андрес встал, открыл окно, высунулся наружу и закурил. На то он и старший брат, чтобы составить этот список. Он сосредоточился и приступил:
Убитых ноль… Итак… В графе «прикольно»: утки в пруду возле нашего дома… утки в принципе… рисунки Джеймса… сам Джеймс. Дети, которые шлепают по лужам… люди, которые налетают друг на друга на улице… пикники… Франсуаза… мордашка Франсуазы, когда она играет в пинг-понг с Кларой… мордашка самой Клары. Пол Ньюман в «Адском небоскребе», когда он говорит: «После приема приглашаю тебя…
— …посмотреть, как сгорит мой смокинг!».
— Точно!.. Все без исключения обезьяны; немецкий язык, строители мостов, любой ребенок, который ест яйцо всмятку; книги Джона Стейнбека; девушки, когда они засыпают и бормочут что попало; мамины представления о правилах дорожного движения; утреннее похмелье; заниматься любовью в кино, подражать голосам животных, спрашивать у людей, за кого они себя принимают; «Бич Бойз», когда Джеймс под них отплясывает, переселение душ… ты в гамаке с матрасом на полу, белые медведи… в общем, хоть отбавляй!
— Точно, точно!
— Так, теперь… В графе «неприкольно»: все…
— Это уже не интересно.
— Ты уверен?
— Да. Что в этой графе, я и сам знаю.
Андрес выбросил сигарету в окно. «Конечно, знаешь», — подумал он.
— В любом случае, эта графа получилась бы очень длинной, — сказал Андрес.
— Да… ну что ж, теперь можешь идти спать.
— А ты что будешь делать?
— Не знаю… я бы выпил чего-нибудь.
— Понятно, — ответил Андрес, — будешь потягивать виски под депрессивную музыку.
— Почему бы и нет?
— Так ты ничего не добьешься.
— Я ничего и не добиваюсь.
— Ты достал, Джозеф… Сам себя мучаешь и упиваешься собственными страданиями.
— Конечно, упиваюсь! Тебе повезло: ты-то своей депрессией уже переболел… Отмучился… А вспомни, каково оно: полная безысходность и страдание без смысла и без конца… И теперь последнее утешение у меня отнимаешь — упиваться болью… Это же невыносимо!.. Так ведь и удавиться можно… А тебе не приходило в голову, что на самоубийство человек идет как раз тогда, когда уже не находит удовольствия в том, чтобы упиваться своими страданиями?.. Как тебе такая теория? Интересно, правда? Короче, я к тому, что лишить человека последнего удовольствия — значит, по-моему, обречь его на самоубийство. Поверь мне, братец: упиваться собственными страданиями — единственный способ справиться с депрессией… Депрессию нельзя пережить, не вознаграждая себя хоть этой малостью…
Луч надежды появился в глазах Андреса. Он помолчал минутку, желая убедиться, что Джозеф высказал все, что хотел, и спросил:
— Скажи… Ты не пробовал возобновить свои писательские опыты?
— Слуга покорный…
— Дурак, для твоей же пользы…
— Да-да.
— Ты ведь и не пытался.
— Да пытался я, пытался… Только вот когда парень, главный герой романа, на первой же странице превращается в кенгуру, да еще вдобавок оказывается единственным действующим лицом, не так-то просто придумать продолжение.
Андрес подумал и согласился, что это и в самом деле нелегко.
— Так пусть у тебя роман состоит из одной страницы.
— В очень толстой обложке.
— Да, и еще с предисловием!
— Тогда уж и с оглавлением!
— Первая страница: предисловие; вторая: роман на одну страницу; третья: оглавление… можно считать, книга почти готова!