Можно завесть сколько угодно учительских школ и институтов, израсходовать на них большие суммы, снабдить их всеми усовершенствованными пособиями, наполнить их преподавателями, стоящими на высоте науки, — и все-таки не получить желаемого, настоящего, одушевленного и прочного учителя. Отчего? Оттого, что идея учения и воспитания неглубокая и неодушевленная; оттого, что на уме учеников одна главная цель — в деле, к которому готовятся, получить средство для жизни, содержания себя. Оттого у них в этом деле левая рука всегда будет знать, что делает правая; оттого на призвание свое и свое дело смотрят они как на временную стадию к лучшему устройству своего быта.
С громадным развитием промышленности, с расширением рынков, с умножением центров производства, привлекающих массу работников к машине, к труду механическому, умножаются предметы производства и потребления, рождаются и плодятся новые потребности, собираются и распределяются новые капиталы, но вместе с тем истощаются и разлагаются силы души народной, глохнут живые источники одушевления. Неестественно раздувается город, привлекая к себе массу сельского населения, растет то в праздной безработице, то в египетской работе430 изнывающая толпа людей, стремящихся неведомо куда, недовольных, раздраженных, бездомных, живущих день за днем без горизонтов, без надежд, без сознания…
Нечто подобное угрожает школе, когда она перестает быть мастерскою воспитательного труда и вступает в область механического производства, где происходит вечная работа у машины, где некогда душе человеческой отдохнуть, опознаться и опомниться. И школа может уподобиться заводу, действующему паром или электричеством, бездушной машине, выбрасывающей от времени до времени наскоро изготовленных кандидатов — для экзамена и патента.
В наш век всеобщего наводнения книгами разумному человеку, желающему действительного дела в своей жизни, приходится искать разумного выхода из множества книг. Книги, слова, речи — не столько качеством, сколько количеством — оказывают нередко слишком сильное действие на всю нашу жизнь, на образ мыслей наших, на направление воли, на образование характера. Читать книгу на месте сидя мешает видеть жизнь в ее действии, знать людей и дела людские. Неумеренное питание расстраивает организм: подобно тому и неумеренное пользование печатным словом расстраивает мысль, к серьезному делу направленную.
Эта опасность особенно ощутительна в деле воспитания. В этом деле жизни первою потребностью служит не какая-нибудь новая теория или умная книга, а действительная лаборатория педагогики. Один день в этой лаборатории может дать внимательному уму и восприимчивому сердцу более, чем дюжина прочитанных книг о педагогии: тут мы подлинно учимся наблюдать действительные факты и живых людей, не питаясь только словесными описаниями того и другого. Жизненные элементы воспитательного дела ускользают от описания и доступны лишь непосредственному ощущению.
Немало есть высших учебных заведений, откуда выходят люди на дело учительское и на проповедь. В заботе о высших курсах, о трудных экзаменах, об ученых диссертациях они считают ниже своего достоинства учиться, как учить детей. И если бы кто попробовал предложить им это средство, они отвергли бы его с негодованием. Напрасно. Пропустив время воспитать в себе душу учительства, многие уже не наживут ее и останутся при одном ремесле учительства. Дети могли бы вовремя научить их искусству ясной, простой, одушевленной речи, понятной и сочувственной тому, к кому она обращается. Дети могли бы отучить их от привычки многословной речи, напичканной звонкими фразами, искусственными выражениями и ложным пафосом, служащим одною лишь маскою одушевления.
Могут сказать: мало нам идеальных требований — нам нужно сейчас наилучшее школьное учреждение — надо распространять просвещение в народе и ждать некогда.
Но в деле народного просвещения и воспитания мудрость велит не спешить, но стремиться последовательно и неуклонно к достижению идеала, приближаясь по мере возможности к его осуществлению. Одно лишь необходимо, чтоб идеал был истинный, верный, а не мнимый, фантастический и колеблющийся ветрами случайных направлений. Что пользы в том, что школ настроим всюду множество, а учителя мы не воспитали, или строим школы свои на ложном идеале и в разладе с действительными потребностями жизни и с непреодолимыми условиями места и времени.
Кто хочет разом получить готовую схему школьного устройства и школьного образования и разом привесть ее в исполнение, разом поставить всюду массу школ и полки учителей, те пусть идут на рынок педагогии к продающим и купующим готовые рецепты ипрограммы знания, пусть слушают речи собранных в заседание специалистов и читают пространные протоколы их заседаний, пусть избирают рекомендованные системы рассадки и организации школьных правителей и деятелей.
Не часто встретишь учителя, который, зная учеников своих, умел бы назначать каждому, по степени способностей его и развития, темы для так называемых «сочинений»? Кому приходилось пересматривать длинные списки тем, назначаемых для сочинений, тому остается только удивляться скудости педагогического рассуждения в этом немаловажном деле. Под словом «сочинение» разумеется обыкновенно какое-то самостоятельное изложение мыслей самого ученика о предмете, о котором ученик не в силах рассудить сам, а понуждается лишь разыскивать и повторять или перефразировать чужие мысли и чужие фразы. Отсюда, с одной стороны, очевидная бесплодность таких упражнений, с другой стороны, совершенное извращение оценки этих упражнений со стороны учителя, сбивающее ученика с толку. Ученик, наполнивший свою работу набором фраз и высоких мыслей, отовсюду надерганных, получает похвалу за свою работу и может вообразить себя художником слова и мысли; а другой, потрудившийся добросовестно изложить то, что ему известно о предмете темы, получает выговор за то, что труд его не самостоятелен.
Письменная работа должна служить опытом мышления и изложения, и в этом смысле служит необходимым показателем умственного развития ученика; но требовать в ней самостоятельного мышления, значит, лишь портить дело. Сочинение должно быть не более и не менее как отчетливым изложением доступных ученику фактов и понятий. Для этого должен быть указан ему материал, из которого он может почерпать эти факты и понятия. Итак, в начальной школе тема должна быть проста, в соответствии с доступными ребенку ощущениями и с впечатлениями несложного чтения. В дальнейшем ходе учения усложняется и свойство и количество материала, но сущность работы остается та же самая. Изучить указанные факты, привесть их в сознание, соединить в ясности и изложить так, чтобы понятно было и писавшему и читающему, — вот достоинство работы, к которому она должна быть направлена; и если каждая такая задача исполнена будет добросовестно, то ученик с каждым разом будет входить в силу и чувствовать себя свободнее в умственной работе, приобретая навык к точности изложения и к художеству в его отделке. Так воспитывается в нем умение выражать мысли и понятия, а где есть умение, там растет интерес, и рано или поздно приходит само собою знание.
Ты преподаешь детям Закон Божий… Больше всего берегись делать из Евангелия учебную книгу: это грех. Это значит — в ребенкеобесценивать для человека книгу, которая должна быть для него сокровищем и руководством целой жизни. Страшно должно быть для совести разбивать слово жизни на бездушные кусочки и делать из них мучительные вопросы для детей. Приступать с речами о евангельских словах к детям и вызывать у них ответы — для этого потребна душа, чуткая к ощущениям детской души, но когда приступают к делу с одной механикой программных вопросов и ставят цифирные отметки за ответ на вопросы, иногда неловкие и непонятые ребенком, вызывая волнение и слезы, — грех принимают себе на душу экзаменаторы — и можно сказать об них: не ведают, что творят с душою ребенка.
Есть какое-то лицемерное обольщение в школьном деле, когда Закон Божий и соединенное с ним внушение начал нравственности составляет лишь один из предметов учебной программы. Как будто нечего больше желать и требовать для нравственной цели, — как иметь наличность той или другой цифровой отметки за ответы в предмете, называемом Законом Божиим. Есть в школе законоучитель, есть программа, есть балл, показатель знания — е sempre bene. Результаты такой постановки учения — поистине чудовищные. Я видал учебники, в коих по пунктам означено, что требуется для спасения души человека — и экзаменатор сбавляет цифру балла тому, кто не может припомнить всех пунктов… Где тут разум? Где нравственность? Где, наконец, — и прежде всего — вера, о коей мы лицемерно заботимся? Если же мы хотим правды в этом великом деле, то не станем от нее прятаться. И вера и нравственность — неравные с прочими предметы обучения: одни уроки и наставления для этого недостаточны. И вера и нравственность воспитываются в душе цельным воздействием (домашней и, говоря о школе) школьной жизни. Лишь бы эта школьная жизнь не была раздвоена на две отдельные части — религиозного и светского обучения, но составляла в гармонии частей одно органическое целое. Семья должна посеять и воспитать в душе чувство благоговения и веры: школа должна не только поддержать это чувство, но и осветить в душе идею, без которой одно чувство смутно и неустойчиво. Школа должна поставить это чувство и эту идею в нравственную связь с жизнью — воздействовать на ребенка своей нравственной обстановкой. Когда ученики связаны с учителем взаимным сочувственным искренним отношением, тогда возрастает и воспитывается в детях живое нравственное сознание правды учения Христова, одухотворяющего любовью животную природу человеческую.