– Я не делал этого, мисс. Нам нужно уходить отсюда. Он скоро придет за мной.
Приняв решение за долю секунды, Шеви метнулась внутрь аппарата, ухватила парнишку за воротник, выволокла его наружу и прижала к полу свободной рукой, не выпуская оружия.
– Кто придет, малыш? Кто придет за тобой?
Мальчик таращился на нее расширенными от ужаса глазами.
– Он придет. Гаррик. Маг. Он сама смерть.
«Отлично, – подумала Шеви. – Сначала этот обезьяноподобный покойник, а теперь Смерть собственной персоной. Да еще и волшебник к тому же».
Почувствовав спиной чье-то присутствие, Шеви подняла голову и увидела агента Оранжа во всем его сером великолепии, который появился из коридора и теперь торопился к аппарату.
– Отличный способ нарваться на пулю, Оранж. Что вы вообще здесь делаете? Я не нажимала кнопку тревоги.
Оранж сдернул свои серебристые очки и обозрел разгром.
– Что ж, агент Савано, когда пол-Лондона осталось без электричества, я догадался, что, возможно, модуль ПАУКСа активировался.
В шести футах от люка Оранж помедлил.
– Вы заглядывали внутрь, Шеви?
– Да. Заглядывала. И что, теперь я умру от лучевой болезни?
– Нет, разумеется, нет. Там… там кто-нибудь есть? Мой отец там?
Отец Оранжа? Все интереснее и интереснее.
Шеви снова глянула на распростертого на полу мальчика.
– В модуле были два человека. Этот мальчик и пожилой мужчина. И я очень надеюсь, что он не ваш отец.
Но, судя по тому, как складывался сегодняшний денек, готова поспорить, что тот старик-обезьяна и в самом деле приходится Оранжу папашей.
И тут Шеви осознала, что, хотя агент Оранж никогда не внушал ей особого доверия, в эту минуту ей стало его по-настоящему жаль.
3. Боевые ботаники
Бэдфорд-сквер. Блумсбери. Лондон. 1898
Альберт Гаррик сидел, сгорбившись, на холодном полу и жмурился, чтобы не потревожить запечатлевшуюся в его глазах картину: тающий призрак, сотканный из оранжевых искр.
Магия существует.
Поистине революционная мысль в просвещенный индустриальный век логики и разума. Трудно поддерживать в себе веру в только что увиденное чудо, если единственное его доказательство тут же исчезло. Было бы куда проще списать все эти фантастические события на галлюцинацию… но он не станет этого делать.
«Это было испытание, – решил он. – Сегодня наступила моя ночь возможностей, и я должен найти в себе силы не упустить шанс».
Гаррик всегда верил только в кости, плоть и кровь – одним словом, в материю, которая не вызывает сомнений, которую можно потрогать руками. Но сегодня в его жизни появилось нечто иное… нечто небывалое.
Магия.
Сколько Гаррик себя помнил, магия манила и зачаровывала его. Еще мальчишкой он часто таскался за своим отцом в лондонский театр «Адельфи» и из-за кулис смотрел, как отец стирает пыль с декораций или метет сцену, подобострастно лебезя перед актерами. Даже тогда раболепное преклонение отца вызывало у юного Альберта Гаррика злость. Да кто они такие, эти люди, которые смеют обращаться с ним с таким пренебрежением? Жалкие ремесленники, поденщики от искусства, бездари…
Среди актеров существовала своя иерархия. Самую вершину ее занимали оперные солисты, за ними следовали комики, затем – красотки из хора, фокусники и дрессировщики. Маленький Альберт увлеченно наблюдал за мелкими драмами закулисного мирка, которые разыгрывались на его глазах чуть ли не каждый вечер: дивы бились в истериках из-за того, что отведенное им место в гримерке оказывалось не таким удобным, как они ожидали, или букет в день премьеры оказывался не таким огромным, как у соперницы. Звенели пощечины, хлопали двери, вдребезги разлетались разбитые вазы.
Один особенно чванливый тенор, итальянец по имени Галло, счел, что фокусник из их труппы не выказывает ему должного почтения, и решил выставить его на посмешище во время празднования собственного дня рождения в пивной «Угольная яма» на Стрэнде. Гаррик наблюдал за их стычкой, притулившись возле камина, и она врезалась ему в память так ярко, что он мог припомнить все до последней мелочи даже сейчас, почти сорок лет спустя.
Фокусник, носивший имя Великий Ломбарди, имел сложение жокея: невысокий и жилистый, с чуть великоватой для такого тщедушного тела головой. Тонкие, ниточкой, усы придавали ему несколько суровый и строгий вид, а гладко причесанные напомаженные волосы еще больше усиливали это впечатление. Ломбарди тоже был итальянцем, только родом с юга, из Апулии, которую римлянин Галло считал краем простоватых селян, и очень любил делиться этим своим мнением по поводу и без. А поскольку Галло был одним из ведущих актеров, Ломбарди оставалось безропотно терпеть постоянные насмешки и издевательства. Вот только Галло следовало бы помнить, что все итальянцы – люди гордые, и проглоченные обиды разъедают их изнутри, точно желчь.
Тем самым вечером, усладив для начала собрание чуть хриплым исполнением «Застольной песни» из «Травиаты», Галло неторопливо прошелся через зал к месту, где сидел фокусник и фамильярно похлопал его своей мясистой ручищей по костлявому плечу.
– А скажи-ка нам, Ломбарди, правда ли, что апулийским беднякам приходится драться со свиньями за съедобные коренья?
Присутствующие захохотали и зазвенели бокалами, поощряя Галло к дальнейшим выходкам.
– Молчишь? Ладно, синьор Ломбарди, тогда поведай нам, как южные женщины одалживают у своих мужей бритвенные приборы, чтобы прихорошиться перед воскресной службой.
Это было уже чересчур: всегда невозмутимый и молчаливый иллюзионист молниеносно выхватил из рукава длинный кинжал и, как всем показалось, вонзил его Галло под подбородок, однако вместо струи крови перед ошарашенными глазами публики заалела лишь гирлянда шелковых носовых платков. Галло завизжал, как перепуганный ребенок, и рухнул на колени.
– Кстати, о бритвах, – сказал Ломбарди, спокойно убирая в карман свое обманное оружие, – кажется, синьор Галло немного порезался при бритье. Но не волнуйтесь, он выживет… на этот раз.
Победа безусловно осталась за фокусником, а тенор, не выдержав унижения, следующим же утром сел на паром из Нью-Хейвена во Францию, разорвав контракт и заявив, что ноги его больше не будет в мюзик-холлах Великобритании.
Месть, подкрепленная удачной фразой, удалась на славу, и в тот вечер, сидя у огня, юный Гаррик дал самому себе клятву: «Настанет день, и я тоже обрету силу требовать к себе такого же уважения».
После этого Альберт Гаррик целых полгода служил у фокусника на побегушках, пока наконец Великий Ломбарди не согласился взять его к себе в ученики. Для Гаррика распахнулась дверь в новый мир.
Сейчас Гаррик снова размышлял о своей клятве, сидя на полу мрачного дома на Бэдфорд-сквер, в комнате, где только что произошло убийство.
«Настанет день, и я тоже обрету силу…»
Наконец-то этот день настал.
Гаррик обмакнул кончики пальцев в натекшую на постель лужицу крови и долго смотрел, как густая жидкость медленно стекает по его бледным кистям. Темные потеки напомнили ему о боевой раскраске дикарей в постановке «Буффало Билл на Диком Западе». Помнится, он водил на Райли.
«Кому-то придется прийти сюда, чтобы хорошенько прибраться», – подумал он, и провел пальцами по щекам, вымазав их кровью убитого.
Они непременно явятся, и тогда он отнимет у них всю магию и силу… и возьмет себе.
Бэдфорд-сквер. Блумсбери. Наше время
Специальный агент Шеви Савано негодовала. От нее скрывают важную информацию, держат ее за дурочку! Поэтому, едва посадив странного мальчишку под замок в камеру предварительного заключения, она ринулась в подвал, где находился аппарат, с намерением немедленно разобраться с агентом Оранжем. Но ее возмущение тут же схлынуло, как вода из отжатой губки, при виде напарника, который стоял на коленях у открытого люка, угрюмо уставившись на лежащее внутри модуля тело.
– Это… мой отец, – сказал он, не поднимая головы. – Должно быть, умер при прохождении червоточины или еще до нее. Быстрая потеря энергии объясняет многочисленные мутации.
Шеви никогда не думала, что ей придется услышать слова «червоточина» или «мутация» кроме как в фантастических фильмах.
– Вы должны рассказать мне все, агент Оранж.
Оранж кивнул, а может, просто обессиленно уронил голову.
– Да, знаю. Конечно. Но сначала нужно вызвать команду чистильщиков. Я не знаю, что мой отец мог оставить после себя. Позвоните в Лондонское отделение и скажите им, чтобы прислали аварийно-санитарную группу из Службы внутренней безопасности. Возможно, оснований для тревоги нет, но я все же должен вернуться туда и проверить.
– Вернуться куда? Что такое этот аппарат? Какое-то транспортирующее устройство? Если мы обладаем такими технологиями, общественность наверняка докопается до этого.
Агент Оранж глухо рассмеялся:
– В сети существуют тысячи сайтов, посвященных всяким запрещенным технологиям. На двух из них даже выложены чертежи этого модуля. Люди верят тому, что им навязывает реклама, а не чокнутые теоретики всемирного заговора спецслужб.
– Так значит, это транспортное устройство?
Оранж явно затруднился с ответом.
– В некотором роде, пожалуй. Я намерен расширить ваш допуск к материалам ПАУКСа. Войдите в мою сетевую папку. Пароль ГДУЭЛЛС. В одно слово, заглавными буквами. В этих файлах есть все, что вам нужно знать.
Шеви уже миновала половину лестницы, направляясь к своему компьютеру, когда сообразила, почему пароль показался ей знакомым.
Г. Д. Уэллс. Машина времени.
«Машина времени? – подумала она. – Бред».
Хотя едва ли больший бред, чем обезьянья рука и желтая кровь.
Шеви позвонила в Лондонское отделение, чтобы оформить вызов команды из Службы внутренней безопасности. Минут пятнадцать ее перебрасывали с одного номера на другой, изматывая уклончивыми ответами, пока она не назвала имя агента Оранжа. Ее тут же соединили напрямую с нужным отделом и заверили, что аварийно-санитарная бригада будет на месте менее чем через час. Едва она успела положить трубку, из дыры, оставшейся на месте входной двери, вынырнула бригада бравых лондонских пожарных с непреклонным намерением проложить себе путь через здание с помощью топоров. Их веж