Некстати подумалось, что и сама Вешка девица еще. А значит и ее кровушки окаянный может захотеть отведать. Да только она же здесь не за золотом.
Что пред ней Хозяин Топи и гадать не пришлось. Так и описывали его, высокий, красивый обманчиво, статный весь из себя. Девицы, что к нему хаживали, говаривали, что и сами рады кровушкой поделиться за встречу с этим гадом лесным.
— Д-д-да, лепешек вот испекла, извольте отведать… — попыталась Весенья свернуть на более безопасную дорожку.
Улыбка Хозяина еще шире стала. Да и улыбка ли? Оскал…
— Вижу, похозяйничала, — засмеялся глухо, — но не слышала разве, что кровь девичью предпочитаю, твоя вот… — снова он оказался совсем близко. Словно перетек тенью вмиг, — сладко пахнет. А как бьется, — он коснулся ее черным гнутым когтем указательного пальца. Прижал бьющуюся на горле жилку, — прямо вот здесь, — нажал остро, от чего Веша снова вся вздрогнула. А после слизнул алую каплю, повисшую на кончике когтя его. Да взгляд при всем этом с нее не спускал.
Веша заторможенно как-то провела пальцами по шее, понимая, что он проткнула ей кожу.
Сглотнула.
Ну нет, напугать ее вздумал? Знала Веся, бабуля говаривала, что Хозяин нелюдим и уединение свое ценит пуще всего прочего. Что только нахрапом его взять можно, трусости не стерпит.
— Вы это прекратите! — И ногой притопнула, как дома репетировала. Готова была к тому, что пугать ее начнет. А чего еще ждать-то? Гостеприимства точно не стоило. — Я Весенья из деревни Большие Липки, пяти дней отсюдова. И пришла сюда учиться ведовской науке.
А внутри вся тряслась, как осиновый листочек. Да и не внутри тоже. Пальцы в кулаки сжала для надежности. Надолго ли хватит ее стойкости? Токмо и спасалась мыслью, что не слыхивали еще о людях, которых ведун бы без причины весомой со свету сжил…
Хозяин выпрямился, ухмылки с лица не стирая, облизнулся, размазывая по бледным, синеватым даже, губам алый росчерк.
— Весенья, — выдохнул, словно пробуя теперь на вкус ее имя.
Тот час саму ее пронзило что-то теплое. Дрожью ласковый жар прошел от затылка по спине, растекаясь по каждой клеточке тела. Стало душно, выдохнула шумно, не понимая, что происходит. Нити жара сплетались внутри натягивая ее в тетиву.
— Я… перестаньте, — попросила, хватаясь за край стола. Возмущение бунтовало где-то на границах разума, крича наперебой с удивлением.
Тяжело было думать, хотелось только смотреть в светящиеся желтые глаза окаянного. А тот словно завораживал ее, покачивался из стороны в стороны, проверяя, насколько взгляд ее к нему прикипел.
— Весеньюшка… — Сам снова приблизился, потянулся длинными пальцами, расстегнул верхнюю пуговку ее сарафанчика, чтобы ткань с плеча стянуть, — сладкая девочка весна…
Голос его звучал так нежно. И противиться действу сему совсем не хотелось. Пусть бы и выпьет ее досыта. Боли даже не ощутила, когда зубы острые кожу пронзили, охнула только от того жара, что в теле ярче стал.
А кот этот жмурился довольно, вкушая ее.
«Не вздумай ему даться!» — бабулин голос в голове прозвучал со всей строгостью. Тут же и жар сгинул, а зубищи в коже болью отозвались.
За миг до удара и сам Хозяин, казалось, ощутил неладное, да только сила Вешкина, уже успела развернуться, да шарахнула по кровопийце, что было мочи. Стол с лепешками полетел навзнич с грохотом протащился по полу. А сам хозяин тенью взметнулся, окутывая сумраком все пространство. Затмил огонь очага.
— Ведунья!? — зашипел, не то спрашивая, не то утверждая. — Убирайся!
И мрак густой в ноздри, да в рот потек, удушая.
Схватилась Веша за лицо, замотала головой.
— Не уйду! Я учиться пришла!
— Прочь! — Загремело со всех сторон одновременно. Из темноты нависло на нее чудище. Словно псина бешеная, пасть раззявив на нее глядела. Слюна с зубов окровавленных капала, глаза красным пламенем светились, шерсть черная вся шевелилась, точно на ветру. — Уходи!
И зарычало утробно, заскрежетало когтями.
— Я учиться пришла, — уже скорее пропищала сдавленно, чем прокричала. Хотелось в комочек сжаться, да спрятаться куда.
Псина сделала шаг, заревела уже, расползаясь, чтобы через миг взметнуться тучей воронья. Черным облаком клювов и перьев устремилась на нее стая, царапая, дергая за волосы, опрокидывая на пол.
Закричала Весенья, пряча лицо в ладонях. Снова шарахнула сырой силой.
— Меня! В моем доме! Дважды?! — сгустилась тьма, зазвенело тишиной. Секунда прошла, другая, как вдруг снова загрохотало все кругом, закружило вихрем, и вой и стон слышны были в этом сумасшествии. Рвало с нее одежду, дергало за ноги, за руки, за волосы. — Убирайся! — Ревело громко, оглушая, — Пошла вон!
Среди вихря беснующейся тьмы ярким маяком забрезжил свет выхода. Дверь на улицу была отворена, лунный свет буквально молил ее образумиться и выйти из башни.
Веша ползком двинулась к распахнутой двери с каждым движением ощущая, как усиливается вихрь. Снова и демоническая морда преисподнего пса замаячила клацая зубами совсем рядом, грозясь с каждым следующим достать, да оттяпать несчастной какую-нибудь конечность. Снова воронье за волосы задергало.
— Убирайся! — кричал прогневанно Хозяин из тьмы, словно везде одновременно будучи.
И Веша ползла к двери. Еще немного и свет коснется ее лица. Сотрет тьму.
Да только едва у двери оказавшись, ухватилась за ручку, подтянулась на ноги вставая и… захлопнула ее. Оставшись внутри.
— Я учиться пришла! — взывала из последних сил, уже ревя от страха, не находя в себе сил терпеть и давая слезам волю. — Не уйду!
Зажалась вся, сползая спиной по стене, поджимая колени к груди и прячась от ужасов.
Стихло. Только слышно было, как всхлипывает тихонько замученная.
— Так ты ее до приступа доведешь, Лисьяр, хоронить придется. Это через все болото тащить, а то ведь Болотник поднимет себе в свору и тогда точно покоя тебе не будет, — послышалось насмешливое.
— Заткнись, Мрак, — проворчал Хозяин. Веша снова вздрогнула. Голос раздался совсем близко. Подняла голову. Кухня снова в порядке была, даже стол на месте стоял и лепешки в порядке на тарелке разлеживали.
Хозяин сидел перед ней, в одном локте всего, одетый, в длинном черном одеянии, золоченой нитью письменами расшитый. Сидел на корточках, подпирая ладонью левую щеку, с явно обреченным выражением на физиономии.
— Уходи, по хорошему, а?
Веша вытерла ладошкой щеки от слез и головой помотала.
— Да не уйдет она, — на столешне рядом с противнем, на коем вторая порция лепешек остывала, сидел черный ворон небывалых размеров, — ты, почитай, ее и так и этак запугивал, а она вон дверь захлопнула у себя перед носом, — ловким клювом птиц подцепил одну из лепешек и подкинул, а после проглотил в один присест. Довольно крякнул, — ох, не уйдет.
Веша тоже крякнула. Или всхлипнула. Мало ей на сегодня? Теперь еще и зверье говорящее ее стряпню уплетает.
Хозяин покосился на ворона недовольно. Протер лицо ладонью, вздохнул тяжело. Поднялся.
— Мне учиться надо, — из последних сил проговорила дрожащим голосом. Боязно было. Морда клыкастая до сих пор перед глазами стояла. Но коли уйдет сейчас, где ей еще учителя искать? А сила с годами только расти будет, пока бед не наворотит. Как говаривали, в одной деревеньке так вот маг не ученый жил, чихнул раз и избу снес. Другой с испугу все поле выкосил вместе с сенокосцами, его и самого потом вздернули. А ежели еще до беды в столице прослышат про не ученую силу, так пришлют магика и источник ее выдерут наживо. Да только для магика источник его есть часть самой души. И не ощутишь себя никогда целостным без ее то куска, ни покоя, ни счастья не видать. Не хотела Весенья себе такой судьбы. Хозяина тоже боялась, да только уже решилась, а значит несмотря на страх леденящий до конца пойдет.
Маг на ее реплику только глаза закатил.
— Свалилась на мою голову. Кто только тебя сюда отправил? Не знаешь разве, что к Хозяину Топей лучше лишний раз не соваться? — Он снова склонился к ней, от чего Весенья вся в стену вжалась. Близко был совсем, снова волосы его длинные черные полотном развесились, до ее коленок касаючи. Глаза желтущие, светящиеся, глядят пристально, чуть прищурившись. Губы в линию сжал. Недовольный.
— Бабуся сказала. Некуда больше… Сила беснуется… — вымолвила едва слышно, чуя, как озноб тело сковывает, а в ушах все сильнее колотится, вот уж и мушки белые замелькали. Так поди, со страху, и в обморок хлопнется.
— Сила у нее беснуется, — выдохнул сердито. Руку вот протянул к плечу, стало быть, из которого сам кровь и пил. Стер с кожи алые росчерки, ворот обратно натянул. Веша сидела все так же не движима, едва помня, как дышать. — Вот и учила бы тебя твоя бабуся, раз такая умная, — и палец, коим рану ее стер, в рот сунул, словно снова на вкус ее пробуя. Кровопийца.
— Померла она… и у ней самой силы было чуть. Не сумела выучить.
Хозяин словно и не слушал ее уже. Распробовав Вешкину кровушку, он словно первый раз на что-то в ней внимание обратил.
— Мрак, иди-ка сюда, — и сам руку перехватил Вешкину, с пола ее поднимая.
Ворон одним махом перелетел на стол, черные глазки бусинки внимательно разглядывали девицу. Хозяин развернул девичью ладошку вверх и мигом проткнул мягкую кожицу. Не показалось значит Весенье, что когти у него были. Странно только, что на остальных пальцах ногти оказались обычные.
Когтем же каплю собрал, а пальцами другой руки стер ранку. Словно и не было. Весенья сама свою ладонь схватила, во все глаза глядя на чудо такое. Раз и нет ранки, просто стер ее.
Ворон же клюв раскрыл, а маг туда ему прямо каплю стряхнул, на тонкий розовый язычок. Ясно, все они тут кровопийцы. На всякий случай Веша шажок назад сделала.
Ворон клювом пощелкал, словно на языке смакуя.
— Ну ничего себе, — воскликнул удивленно.
— Значит так, — Хозяин словно только и ждал этой реакции от своего спутника. Повернулся к ней снова, резко так. Вешка снова вздрогнула и еще назад отшагнула. — Так и быть. Можешь остаться,