— Девушка, милая, нас вчера в семнадцатую вечером определили всего лишь на ночь. Вы там у себя в бумагах гляньте. К обеду уже выпишут. В смысле определили Беспалову Марию Фёдоровну. Положили в палату номер семнадцать на свободную койку. Её ночью на скорой привезли, в смену Галины Львовны и Маруси… Марии, не помню отчество.
Девчонка поледенела, кинула испуганный взгляд на Митрича, охнула и рванула к сестринскому посту.
— Жива, говоришь? — переспросил Митрич. — А ты не врёшь, Ляксандрыч? — дядь Вася прищурился, с недоверием глядя на меня. Ответить я не успел.
— А ты и рад, да? — раздалось за моей спиной.
— Маша! Манюнечка! — расцвёл Василий Дмитриевич и, обогнув меня, кинулся обниматься с воскресшей женой.
— Что, злыдень, обрадовался, поди? Свободу почуял? — беззлобно погрозила кулаком Мария Фёдоровна, смущённо принимая объятия мужа. — Да пусти ты, медведь. Что люди-то подумают!
— Пущай думают, что хотят! У меня жена живая! Эх-ма! Радость-то какая! — обрадованно завопил Митрич, ощупывая свою вторую половинку.
— Да хватит тебе! Ты гляди, завёлся, чисто молодой! — отбивалась Беспалова от мужниных объятий.
— Это чего, а? Ляксандрыч, ты видал? А? Как так-то? А чего жеж мне сказали, померла, мол, дедушка, твоя бабушка? А?
— Ошиблись, человеческий фактор, с кем не бывает, — сочувственно прокомментировал я.
— Какой такой фактор? Не знаю такого! — возмутился Митрич. — А ежели бы я тут окочурился?
— А ну, цыц, — шикнула Мария Фёдоровна. — Раздухарился тут. В больничке, чай, не на базаре! Понимать надо! Людям тишина нужна!
— Так, я это… — притих дядь Вася.
— Вот и веди себя тихо… герой… — фыркнула Беспалова, но я прекрасно видел: не со зла, а по любви и фырчит, и ворчит.
— Теперь-то что делать? — Митрич растерянно оглянулся на меня.
— Дождёмся выписки, и поезжайте домой, — подсказал семейству. — Вы на машине или на автобусе?
— На машине, — кивнул дядь Вася. — Звениконь по делам в город, я с ним.
— А Серёжа? Как Серёженька? — заволновалась Мария Фёдоровна.
— Что ему станется, лбу здоровому, — отмахнулся муж. — На работу отправил, неча отлынивать. Сказал, в выходные навестит. А ты вона, уже домой собралась! — довольно покивал Беспалов старший.
— Ты гляди, какой командир выискался, — покачала головой жена. — Егорушка… Егор Александрович… так нам чего теперь-то?
— Ждём обхода, врач вас осмотрит и домой, — подумав, определил я дальнейшую больничную программу.
— Так может, ну его, врача-то? Чего его ждать? — предложил Василий Дмитриевич. — Вона, моя Машка-то… Мария, стало быть, Фёдоровна! Живая вся и здоровая, чего зря лёжмя лежать? На своей-то кровати всяком лучше!
— Нельзя, не положено. Марию Фёдоровну выписать должны, такой порядок, — остановил я Митрича. — Вы что-то хотели, девушка? — вежливо уточнил у медсестры, которая маячила за нашими спинами.
— Вот! Это она мне сказал, что ты померла, Маша! — дядь Вася возмущённо ткнул пальцем в совершенно растерянную девчонку.
— Простите, пожалуйста… я не знала… я не хотела… случайно так получилась! — едва не рыдая, лепетала медработница.
— Не реви, нос распухнет, — посоветовал Митрич. — И внимательней надо на рабочем месте! Внимательней! — строго погрозил пальцем. — Всех перепутаешь да похоронишь, кого лечить будешь? — дядь Вася подмигнул вконец обалдевшей девчонке.
— Простите, пожалуйста… Только не жалуйтесь, ладно? Пожалуйста! — взмолилась девчонка.
— Да что ты, милая, — махнула рукой Мария Фёдоровна. — Ты нас выпиши скоренько, а? Сделай милость, — попросила ожившая Беспалова. — Да мы пойдём себе потихоньку…
— Не могу, — испуганно замотала головой медсестричка. — Доктор посмотрит, тогда…
— Эх, — вздохнул Василий Дмитриевич. — Ну, пойдём, что ли, Маша, ждать доктора твоего. Красивый, небось? — ревниво поинтересовался Митрич.
— Да ну тебя, балабол, — легонько толкнула мужа в плечо и неторопливо пошла в палату.
— Василий Дмитриевич, я отлучусь по делам, — окликнул я Беспалова.
— В палате буду, — солидно кивнул Митрич, сопровождая свою вторую половину. — Маш, а ты мне вот чего скажи. Ты чего это помирать вздумала, а?
— Дурак, ну как есть дура-а-ак, — протянула Мария Фёдоровна.
Я улыбнулся и отправился на поиски телефона. Карман грел листок бумаги, которую мне вручил Почемучка, то бишь профессор Лапшин Геннадий Анатольевич. Я как-то сразу о нём подумал, когда не нашёл нужные мне запчасти для поделки. Придумал я вещь простую, но забавную. Уверен, в советское время в эти годы светодиодные ленты ещё не пользовались популярностью по причине их отсутствия в продаже. Ну а мне нужно раздобыть что-то вроде диодов для лампы Ильича, которую я придумал.
В принципе, можно выпросить у Почемучки миниатюрные лампочки вроде как для гирлянды, но ещё мельче. Ну а что, покрашу и в красный цвет, и все дела. Для демонстрационной модели вполне подойдёт. Если директору понравится моя идея, для большего масштаба будем искать фотолампочки. Либо приспособлю красный фотофонарь под свою задумку.
Собственно, раздобыть «гирляндные» светильники в советское время не очень сложно, если знать, где искать в чужом городе. Но времени у меня оставалось маловато, не за горами первое сентября. Поэтому я решил убить двух зайцев одни звонком: и Геннадий Анатольевича уважить, рассказав про свою идею, и заодно помощи попросить.
Помимо мелочёвки, которую я смогу достать у себя в селе, мне жизненно необходим переключатель режима работы. Чтобы, значит, щёлкнул пимпочку один раз, светильник загорелся, нажал «флажок» дважды — лампа мерцает. А где можно раздобыть транзисторы и прочие детали для моей модели? Правильно! В Академгородке. Потому что там этого добра, как дров возле бани.
С этими мыслями я оказался в вестибюле и огляделся по сторонам, разыскивая телефон-автомат. Улыбнулся, вспомнив свою же фразу, которую регулярно говорил своим ученикам: «И как мы раньше без телефонов жили? В глаза друг другу смотрели!»
Вот он красавчик, висит на стене, ждёт меня. Я похлопал по карманам в поисках мелочи, но нигде не зазвенело. Прикинул, где могу поменять, и решил поискать бочку с квасом. Должен же в Новосибирске летом продаваться любимый советский напиток?
При мыслях о квасе захотелось холодненького разливного пива в пол-литровой кружечке да с сушёной воблочкой. Но лучше с таранкой. Есть у меня дружок закадычный на кубанской земле. Раз в год Петрович обязательно ко мне в гости приезжает и привозит рыбку собственного посола.
Хороша, зараза. Как и вечера под яблонькой в собственном дворе, когда сидишь с другом за столом, своими руками сколоченным, за тихой неторопливой беседой под баллончик разливного «Советского». Были. Но остались в прошлом.
Я отмахнулся от ненужных воспоминаний и вышел на улицу. В дверях на секунду отвлёкся на красивую девчонку с косой до пояса и в кого-то врезался. Этот кто-то чертыхнулся знакомым голосом. Я поднял портфель, который отлетел в сторону, выпрямился и радостно выпалил:
— Почемучка… Чёрт! Простите… Геннадий Ана
тольевич! А я как раз вам звонить собирался!
Глава 5
Если я и удивился, снова увидев Почемучку в холле больнице, то не подал виду, сейчас меня волновало другое.
— Вы не заболели, Геннадий Анатольевич? — озадачился я, сообразив, что преподаватель посещает больничку второй день подряд.
— А? — рассеянно переспросил Почемучка, отряхивая пузатый портфель. — Заболели… заболели… Что? Нет-нет, со мной всё в порядке. Товарища навещаю, — педагог вернулся в реальность. — Гостинцы… документы… — Лапшин потряс сумкой. — Вы-то что здесь делаете, Егор? Заболели? — нахмурился Почемучка.
— Нет, я тут в качестве сопровождающего, — пояснил педагогу. При всех неоспоримых талантах профессора его рассеянность вошла в легенды института.
— Геннадий Анатольевич, мне очень нужна ваша помощь, — начал я.
— Да-да, Егор, это хорошо… Болеть не надо… — Лапшин щёлкнул замком, залез в портфель, покопался там, стоял на левой ноге, используя правую как подставку, закрыл клапан, клацнув застёжкой, и посмотрел на меня. — Так что случилось, Егор? Чем могу помочь?
— Мне с вами посоветоваться нужно по поводу одного небольшого изобретения. Совет нужен.
— Изобретения, говорите? — Геннадий Анатольевич склонил голову к плечу, задумчиво на меня посмотрел, затем друг широко улыбнулся, хлопнул по плечу и извиняющим тоном произнёс:
— Конечно, Егор, всенепременно помогу, чем смогу. Обсудим, но позвольте, я вас внимательно выслушаю, скажем, где-то через полчасика. Договорились? — Почемучка вопросительно приподнял брови.
— Извините, Геннадий Анатольевич. Вы сюда по делу, а тут я со своими глупостями, — покаялся я.
— Всё в порядке, Егор. Я очень рад вас видеть! И с удовольствием обсужу вашу задумку. Но позже! Как только отнесу документы своему товарищу, мы сможем с вами поговорить… — преподаватель завертел головой. — Да вот хотя бы на той лавочке. Думаю, там нас никто не потревожит.
— Спасибо, Геннадий Анатольевич. Буду ждать!
Мы кивнули друг другу и разошлись каждый по своим делам. Я же задумался, как мне лучше поступить. Василий Дмитриевич прибыл за Марией Фёдоровной на машине. Как только её выпишут, загрузит Митрич свою ненаглядную половинку в авто и отчалит в родное село. До выписки времени осталось всего нечего. Утро пролетело незаметно, поскольку практически полдня я занимался своими делами.
Кинув взгляд на больничные часы, я отправился на поиски Митрича. Нужно предупредить, что я с ними не поеду, вернусь позже.
— Это чего это ты так такое удумал, Егор Ляксандрыч? — ожидаемо возмутился дядь Вася. — А ну как заблудишься? Ты в наших местах человек новый, мне потом Ильич голову оторвёт, ежели чего.
— Василий Дмитриевич, — мягко, но настойчиво прервал его возмущения. — Слово своё я привык держать. Обещал Юрию Ильичу соорудить одну занятную штуку к первому сентября. Помнится, и вы мне обещали помочь, сказали, поршень от двигателя можете раздобыть… — напомнил Митричу.