— Любезный, позовите-ка сюда моего сына, — тепло улыбнулся царь.
Слуга кивнул и так же бесшумно удалился.
— Ваше Императорское Величество, надеюсь, мы все сможем забыть это досадное недоразумение, — произнёс дядя. — Право, весь наш род глубоко сожалеет о том, что наша молодёжь…
— Перестаньте, Дормидонт Ильич! — перебил его царь. — Перестаньте. Я не держу на вас зла. Юноши обоюдно извинятся, пожмут друг другу руки, и всё станет как прежде.
Кувалда хмыкнул. Царь, похоже, невероятно наивен. Афанасий Ильич подошёл к сыну, положил тяжёлую руку ему на плечо.
— Очень тебя прошу, — тихо произнёс отец. — Не подведи нас.
Майор промолчал. В кабинет вошёл слуга, а следом за ним цесаревич. Увидев Сычёвых, наследник скривил лицо, даже не пытаясь скрыть эмоции. Кувалда посмотрел цесаревичу прямо в глаза и увидел в них глубоко спрятанный страх, прикрытый презрением и недовольством. Похоже, царевича оторвали от его игрушек.
— Сынок, — мягко произнёс император. — Вам надо помириться.
Кирилл Романов посмотрел сначала на своего отца, потом на Краснослава. Требование простое и понятное, но цесаревич тоже не слишком-то хотел ему подчиняться.
— Не буду. Он же уро… — царевич осёкся под тяжёлым взглядом Кувалды.
— Извинись, — шепнул Краснославу отец.
— Это он должен извиниться, — сказал Кувалда. — Он оскорбил честь нашего рода. Честь Агнии. Мою честь. Будь он мужчиной, я бы вызвал его на дуэль.
Царевич вспыхнул и сжал кулаки, Сычёвы-старшие одновременно ахнули. Только сам Кувалда и государь спокойно стояли, наблюдая за цесаревичем.
— Ты пытаешься меня оскорбить, Сычёв? — презрительно поджав губы, сказал Кирилл.
— Нет, перечисляю факты, — ответил Кувалда.
— Прекрати! — зашипел на него дядя, хватая за руку. — Извинись перед Его Высочеством, немедленно!
Краснослав медленно выдернул руку из дядиной хватки, одёрнул лежащее на плечах одеяло, будто запахнул плащ.
— Извиняться должен он, — процедил Кувалда.
Император подошёл к сыну, мягко взял его за локоть, что-то зашептал на ухо. Похоже, мир между родами был выгоден не только Сычёвым. Кирилл терпеливо слушал отца, стараясь не кривить лицо, но Кувалда видел, как в нём борются сыновнее послушание, подростковый бунт и личная неприязнь к Сычёву.
— Ладно, я понял, хватит… — буркнул он. — Просто извиниться надо? Извини.
Само собой, никакой искренности в его словах не было даже близко. Кирилл принёс извинения просто формально. Для галочки.
— Теперь ты, — дядя толкнул Кувалду под руку. — Давай, живее.
Майор смерил дядюшку хмурым подозрительным взглядом.
— Нет, — твёрдо ответил он. — Ещё раз меня тронешь, я тебе все пальцы сломаю. Никакое твоё лечение не поможет. Дядя.
— Ах ты, щенок! — зарычал Дормидонт Ильич, но император остановил его жестом.
— Право, не стоит, — вздохнул царь.
— Дормидонт, выйди, — приказал Афанасий Ильич. — Прошу.
Дядюшка окрысился, забормотал какие-то ругательства себе под нос, но подчинился. Он явно хотел громко хлопнуть дверью, но не посмел так вести себя во дворце императора.
— Сын. Это важно. На кону большие деньги и большие чины, это отличная возможность для всего рода, — зашептал Кувалде отец.
Но Краснослава не волновали чины и деньги. Он демонстративно сложил руки на широкой груди.
Цесаревич вдруг широко улыбнулся, сверкнув обломанным зубом, в глазах заплясали игривые искорки. Кирилл Романов вдруг протянул Кувалде руку.
— Ладно! И правда, пора с этой враждой покончить! — улыбнулся он. — Извини меня, Слава!
Кувалда даже не шелохнулся. Он не верил цесаревичу ни на грош. Хотя актёр из него вышел бы неплохой.
— Ну правда! Я сожалею, — Кирилл потупил взор и даже чуть покраснел.
— Я тебе не верю, — ответил Краснослав, ясно чувствуя какой-то подвох.
Наследник императора вздохнул, насупился и опустил руку.
— Я сделал всё, что мог, — развёл он руками. — Или нет? Слава, хочешь, на колени перед тобой встану, прощения попрошу?
Романов попытался бухнуться на колени, но император его тут же одёрнул.
— Не паясничай, — сказал царь, у которого, очевидно, резко испортилось настроение.
— Да у меня и в мыслях не было! — притворно оскорбился царевич. — Это Слава против нашего примирения! Я-то бы с удовольствием!
Кувалда подумал, что с удовольствием разбил бы Романову лицо ещё раз. Это желание, видимо, промелькнуло в его мимике, потому что Кирилл посмотрел ему прямо в глаза, торжествующе улыбаясь.
— Просто скажи, — шепнул отец. — Не нагнетай.
Но Краснослав не мог так поступить. Даже такого фиктивного прощения царевич не заслуживал. После всего, что он творил в Гимназии, после всех мерзостей и гнусностей царевич заслуживал каторги или даже плахи, и привыкший к безнаказанности Романов не придавал никакого значения своим словам.
— Нет, — твёрдо сказал Кувалда.
Император почесал бородку, мрачнея на глазах. Афанасий Ильич тихонько вздохнул, понимая, что решение уже принято, и его не изменить.
— Жаль, жаль. Очень жаль, — произнёс император. — Я всё-таки рассчитывал на поддержку Сычёвых.
— Она будет, Ваше Величество, — поспешил заверить его Афанасий Ильич.
Но государь только махнул рукой.
— Хотелось бы верить, Афанасий Ильич, — сказал он. — Но что-то мне подсказывает, что это невозможно.
На лице цесаревича снова мелькнула гадкая улыбочка. Нет, с этим Романовым точно нельзя вести никаких дел, подумал Кувалда.
— Позвольте тогда откланяться, Ваше Величество? — вздохнул Сычёв-старший. — Мы бы хотели вернуться в усадьбу засветло.
— Да, конечно. Рад был повидаться, Афанасий Ильич, — кивнул царь, тут же погружаясь в какие-то собственные мысли.
— Я с вами? — спросил Кувалда. — Мне тогда нужно где-то переодеться.
Афанасий Ильич остановился и непонимающе уставился на сына.
— Директор хотел меня исключить, и, скорее всего, уже исключил, — объяснил Краснослав.
Император поднял на него удивлённый взгляд, цесаревич ухмыльнулся, но тут же притворился, что закашлялся, прикрывая рот рукой.
— Готлиб Карлович? Исключил? Вас восстановят в Гимназии, Сычёв, я распоряжусь, — произнёс император. — Ваши заслуги перед Отечеством с лихвой перекрывают любую причину, какую бы директор не выдумал.
Глава 3
Кувалда с отцом покинули кабинет императора, и к ним тут же подскочил Дормидонт Ильич, нетерпеливо подпрыгивающий и возбуждённый.
— Ну, что? — выпалил он.
Афанасий Ильич печально покачал головой, и дядюшка ожёг Кувалду злым взглядом.
— Ты, щенок! Ты снова всё испортил! — зашипел дядя, даже не обращая внимания на то, что они находятся в коридоре Зимнего дворца, а не у себя в усадьбе.
— Тихо, Дормидонт, — пробасил отец.
Они спустились вниз, пошли по коридорам дворца, где повсюду стояли кровати с ранеными, а слуги и медики сновали туда-сюда на огромной скорости. Афанасий Ильич шагал слева, Кувалда шёл справа, а Дормидонт Ильич семенил за ними, словно дворовый пудель, пытаясь подбежать то с одной стороны, то с другой.
— Всё насмарку! Столько работы! Всё псу под хвост! — шипел дядюшка. — Трудно тебе было извиниться, руку пожать? Что, честь блюдёшь?! Непохоже! Слыхал я, что в Петрограде судачат!
Краснослав резко остановился и развернулся к нему, ткнул пальцем дядюшке в грудь.
— Тихо, сказано же, — процедил он. — Не ори, не дома. И дома не ори.
Дормидонт Ильич тут же окрысился, хотел высказать ещё что-то, но здоровенный сбитый кулак майора, сунутый ему под нос, быстро охладил его пыл.
Сычёвы прошли по коридору, вышли на крыльцо. На площади, запруженной народом, солдаты кое-как сдерживали наседающую толпу. Верноподданные горожане требовали им показать царя, чтобы они могли убедиться, что император в порядке. Кувалда мгновенно понял, что это требуют провокаторы бомбистов, чтобы они могли довершить начатое метким выстрелом и скрыться в толпе.
Завидев Сычёвых на крыльце, толпа зашумела с удвоенной силой, и солдаты сдерживали натиск из последних сил.
— Царя! Царя сюда!
— Живой он?
— Что с царём?
Люди кричали на разные голоса, но лейтмотив был один и тот же. Кувалда остановился на ступеньках.
— Его Императорское Величество Константин Вторый жив и здоров! Расходитесь по домам! Здесь небезопасно! — командный голос майора, усиленный толикой Живы, прокатился над площадью, будто цунами, отражаясь от здания Главного штаба.
— Царя! Царя покажите! — кричали из толпы.
— Сын, идём, — тихо сказал Афанасий Ильич, которому было не по себе от такого зрелища. — Тут и правда небезопасно.
— Царь жив! Я разговаривал с ним две минуты назад! — крикнул Кувалда.
— Сдохни, царский палач! — завопил кто-то из толпы, выхватил пистолет и пальнул в Краснослава.
Время замедлилось, потекло, будто густая патока. Краснослав чётко видел пулю, летящую прямо в него, слыша только её злое гудение и размеренный стук собственного сердца. Двигаться оказалось неимоверно тяжело, Кувалда почувствовал себя мухой, застрявшей в меду, но всё-таки поднял руку и отклонил пулю с её траектории чётким движением ладони, будто пощёчиной. Время побежало снова, ускорилось, а Краснослав тяжело вздохнул, потирая обожжённую пулей руку.
Неизвестного стрелка скрутили в тот же момент, и, в основном, сами горожане, в процессе надавав ему тумаков. Отец в тот же момент подбежал к Кувалде, схватил за плечи, загораживая от толпы и осматривая его бешеным, испуганным взглядом. Краснослав мягко, но настойчиво убрал его руки.
— Всё в порядке, — тихо сказал он.
— К чёрту этот Петроград, к чёрту Гимназию, — буркнул Афанасий Ильич. — Ты едешь с нами в усадьбу.
— Нет, — твёрдо ответил майор.
Отец только покачал головой, но спорить не стал. Афанасий Ильич видел, что спорить с сыном теперь бесполезно.
Сычёвы спустились к набережной, где их ждал извозчик. Карету майор узнал, в ней они с кузиной ехали в гимназию, а вот кучер был ему незнаком. Они залезли внутрь, уселись друг напротив друга, Сычёвы-старшие с одной стороны, и Краснослав с другой. И едва закрылась дверь и карета тронулась, как Дормидонт Ильич снова начал своё нытьё.