На следующий день он был нетерпелив:
– Вилли, что ты надумал?
– Ничего. Понятия не имею, как у меня это получилось. Я нарисовал все ваши шрамы, но исчез почему-то один. И произошло это помимо моей воли. Но одно я вам скажу: после вашего рассказа я стал намного лучше вас чувствовать, поверьте.
– Что ж, спрашивай. Продолжим разговор.
– Помнится, вы остановились на том, что матушка никогда не боялась вашего отца.
– Точно. Смотрела на него огромными серыми глазами и словно говорила: "Убей меня, если хочешь! Я смертельно устала от такой жизни". Я боялся, что отец ударит маму, сделает ей больно. Но он ни разу её не тронул. Мама рассказывала мне, что в первый год семейной жизни он поднял на нее руку. Отец был пьяный. Придрался к чему-то незаслуженно. Но мама моментально ответила. Схватила нож и порезала ему руку. Порез был глубоким, кровь кругом. Но мама и виду не подала, что испугалась. Видимо, тогда отец понял, что эта женщина скорее умрет, чем даст себя в обиду. Я не мог представить себе маму такой – боевой, бесстрашной. У меня перед глазами встает образ измученной, уставшей женщины. Голодной и невыспавшейся.
Кстати, у меня серые глаза, как у мамы. Интересно, что у всех ее детей были серые глаза. А ведь отец был кареглазым. Я очень похож на него внешне. Во всём, кроме глаз. Мой младший брат умер от кори. Нас осталось двое – я и сестра Кристи. Её спасло замужество. Удачное, конечно. Ее муж – сын мясника. Кристи не по любви вышла за него, но очень быстро привыкла, родила двух детей и теперь счастлива. Большая шумная семья. Знаю, Вилли, у тебя нет родственников, и не поймёшь, видимо, что это такое шум в доме день и ночь. Кристи иногда жалуется, что, как и мама, всегда мечтает о сне. Но дети скоро подрастут, выспится.
Он замолчал. Снова вспомнил мать – взгляд выдал его. Он очень любил её. Это я хорошо понимал. Мысли о маме никогда меня не покидали. Я сравнивал двух женщин и думал, что моя была счастливее. У нас была половина дома. Когда я спрашивал её о том, как мы в него въехали, она всегда уходила от ответа. Говорила о каком-то наследстве. Понятно, что его нам купил отец. По сравнению с беднотой Ист-Энда мы жили очень прилично. Я знаю, что те, кто бывал у нас дома, всегда отмечали чистоту. Мама была чистюлей. Сеанс подошел к концу. Волк попрощался и вышел. Я продолжал писать без него, но вдруг почувствовал усталость и отложил холст и кисти. Очень хотелось спать. Пришел Пит с обедом, но к еде я не притронулся. Пит заволновался, спросил, не заболел ли я. Мне пришлось возмутиться, но чуть позже я понял, что, и правда, простыл. Поднялась температура, душил кашель, бил озноб. Пит принес еще подушку и два одеяла. Но всё равно я дрожал от холода. Мне казалось, что проваливаюсь в черную яму и уже не выберусь из неё.
Глава 13
Болезнь усиливалась. Я потерял счёт времени, путая день с ночью. Вокруг суетились люди, но я не узнавал их. Прошла вечность, прежде чем Волк привёл врача. Боялся, понятно, показывать меня в кандалах. Первой пришла старушка и сказала, что меня сглазили. Она оставила микстуру от заговора. Я принял её дважды, и к моим бедам добавилась рвота. Старичок-аптекарь, знакомый Волка, оставил уже нормальные лекарства – два вида настоек. Одну я пил два раза в день, утром и вечером, а вторую – через каждые три часа. Она была от кашля, но совсем не помогала. Он усиливался. Особенно тяжело было ночью. Поспать удавалось немного днём. Температура то спадала, то поднималась. Часто по вечерам меня бил озноб. Волк запаниковал. Я слышал, как он кричит на Пита. Мальчишка испуганно заикался: "Пусть Энни мне п-поможет. Я не сп-правляюсь один".
Так у моей постели появилась его старшая сестра. Поначалу я не мог толком рассмотреть её. Так мне было плохо. Видел только, что у неё светлые волосы, голубые глаза… Энни не отлучалась ни на минуту. Наверное, еду теперь готовил кто-то другой. Но еда меня не волновала. Аппетит пропал. Я только пил. Энни давала мне микстуры, вытирала пот со лба, расчесывала мне волосы, подкладывала бутылки с горячей водой, когда меня знобило. Однажды я услышал, как она сказала Волку: "Если не позовете настоящего врача, Вилли умрет. Вы этого хотите?" Впервые за последний год появился человек, которому важно, чтобы я выжил. Девушка боролась за мою жизнь. Она спорила с самим Волком!
И он её послушался. Пришёл врач. Ему заплатили за молчание. Представляю его шок, когда он увидел оковы на моих ногах. А может, Волк и припугнул его. Сквозь бред и озноб я услышал, как врач ругал Волка, выписывая новые лекарства. Еще он сказал, что нужна вторая, хотя бы маленькая, чугунная печка. Первая стояла там, где сидели Пит и ночной охранник – старик Мёрфи. Доктор пообещал вернуться через два дня и ушёл.
Я понемногу выздоравливал. В комнате поставили печку, и знобило меня уже реже. Сознание прояснялось, и, наконец, я рассмотрел Энни. Она сидела рядом с кроватью и спала, прислонившись головой к стене Я смотрел на неё и запоминал нежную бледную шею, светлые пряди, ниспадающие на спину – прямые, тонкие, пушистые. Жаль, что в конуре моей темно. Как бы я хотел увидеть Энни при дневном свете. Какая же она красивая! Большой рот. Губы удивительной формы, словно вырезанные умелым скульптором. Идеальное лицо. «Богиня», – другого слова я не находил. Сравнивал её с восходом солнца, которого давно не видел. И вот появилась Энни и заменила его:
“Я наблюдал, как солнечный восход
Ласкает горы взором благосклонным,
Потом улыбку шлет лугам зеленым
И золотит поверхность бледных вод”.9
Энни проснулась. Наверное, почувствовала мой взгляд:
– Я давно сплю?
– Нет.
– Как ты? Хочешь пить или есть?
– Только пить.
– Вот вода. Пей. Я подержу стакан.
Я пригубил воду. Стало полегче. Нашел силы, чтобы сесть. Энни тут же положила подушки мне под спину.
– А читать ты любишь? – неожиданно спросил я.
– Нет. Ну, – смущённо спохватилась она, – мне некогда читать.
– Но ты же можешь мне почитать?
– Могу. Я хорошо читаю. Но тут нет ни одной книги. Вот Мистер Такер придет, мы у него спросим.
Я сообразил, что Мистер Такер – это Волк. И сразу подумал про "Двенадцатую ночь", про Виолу. Я часто вспоминал её и отца и радовался, что они ничего не знают про меня. Зачем втягивать их в это странное дело? Такер – человек жестокий и решительный. Отец вряд ли ему сгодится, а вот Виола из зажиточной семьи. Он станет её шантажировать, я уверен. В общем, решил никому про них не рассказывать.
Такер появился через час. Энни рассказала ему, что мне стало получше, и я попросил книгу.
– Книгу? – удивился он. – Вилли, ты уже можешь читать?
– Нет, мне пока тяжело. Но я бы послушал "Двенадцатую ночь" Шекспира.
– Почему именно её?
– Мама любила Шекспира. Она когда-то ходила в театр и рассказывала мне про эту комедию.
– Не проблема. Занесу сегодня. Рад, что тебе легче. Энни, следи, чтобы он принимал все лекарства и ел хорошо.
Такер ушел явно довольный. Наверное, понял, что я не умру.
А через два часа Пит передал нам новенький томик "Двенадцатой ночи". Энни заставила меня плотно поужинать. Не давала мне книгу, пока всё не съел. Вкусные тушеные овощи раньше я бы проглотил мгновенно, но теперь, из-за слабости, ел медленно. Энни заварила чай и дала мне кусок пшеничного хлеба, намазанный вишневым джемом.
– Вот это да! – улыбнулся я. – А себе ты намазала?
– Нет. Это только тебе.
– Отрежь себе половинку. Я никому не скажу.
Энни не стала спорить. Я видел, что ей приятно. Она разделила хлеб на две части. Мы сидели рядом, пили чай, понемногу откусывали сладкий хлеб и смеялись. Энни рассказывала про брата. Пит, оказывается, тот еще сладкоежка. Постоянно ворует у матери джем из банки и куски сахара. Его часто ловят, ругают, порют даже. Но Пита не остановить. Сладкое дома – большая редкость, и как его не прячь, Пит находит всё равно. Я посетовал, что мы забыли про Пита. Надо бы мой кусок разделить на троих. Но Энни сказала, что маленький сладкоежка и без нас голодным не останется.
Настало время читать. Я словно ждал встречи с мамой и сестрой! Любимая мамина комедия, и мы с Виолой, как близнецы из этой пьесы, разве что только я не Себастьян.
Глава 14
Энни открыла книгу. Читала она, и правда, хорошо. Не очень артистично, но это и не так важно. Мама, конечно, лучше знала текст – выдерживала паузы, расставляла акценты, забавно комментировала. Энни тоже старалась читать артистично, но задавала много вопросов:
– «И с той поры, как свора жадных псов, его грызут желанья…» Вилли, это плохие желания? Жадные псы – это что-то плохое?
– Почему плохое? Шекспир хотел сказать, что Орсино пылко влюблен.
– Зачем же так грубо про любовь?
– Это не грубо. Так Шекспир доносит до нас силу его чувств. Читай дальше!
В следующий раз она споткнулась на пьянке, где Сэр Тоби говорит: "Я буду пить за неё, покуда у меня глотка не зарастет". И мы стали обсуждать пьянство. У Энни год назад был парень, с которым она несколько раз встречалась, – какой-то Майкл. Но она увидела его один раз пьяным и моментально разлюбила. Очень напугал он её свои буйным нравом. Ну, тут я немного расслабился – парень в прошлом – это лучше, чем парень в настоящем. Пить я не собирался. Как хотелось думать, что с Энни у нас будут не только отношения сиделки и пациента. В будущем, конечно. Пока такой слабак, как я, мог быть только пациентом.
Потом Энни смеялась над ответами шута Оливии. Мне нравился её нежный тихий смех. Она выпила воды и вдруг заявила, что книга ей не очень нравится – в ней нет картинок. Энни предложила мне что-нибудь нарисовать. Я согласился. Взял бумагу и уголь и сделал наброски. Виола и Себастьян – близнецы. Я вспомнил, как Виола поправляла прическу у витрины магазина, и нарисовал её, но в мужской одежде. Рядом с ней я поставил парня, похожего на неё, но чуть выше ростом. Энни заметила моё сходство с парнем.