Перед принятием ванны курица выбирает участок рыхлой земли, полной пыли. В этой земле она старается вываляться с головы до ног. Иной раз в этом бесформенном комке перьев даже невозможно распознать саму курицу: одна лапка торчит там, другая – здесь, тут крыло, там – голова. Пыль стоит столбом и постепенно покрывает курицу целиком. Время от времени облако пыли оседает. В такие моменты глаза у курицы полузакрыты. И тогда она начинает удовлетворенно ворчать. Длится процесс довольно долго. Курица никуда не спешит. Согревающие лучи солнца доставляют ей огромное удовольствие. Она ворочается, погружает голову в пыль и непрерывными судорожными движениями крыльев разгоняет ее. Другая курица приходит полюбоваться этим зрелищем и присоединяется. Через мгновение соплеменницы уже лежат бок о бок и замирают, прижавшись друг к другу и слившись с землей. Затем вторая курица встает и пускается вдогонку за каким-то насекомым. А первая по-прежнему лежит в выкопанной ею ямке и не шевелится.
Если долго наблюдать за купающейся курицей, то в конце концов станет понятен смысл древнего философского изречения carpe diem – живи сегодняшним днем. Ему равнозначны и призыв держаться текущего бытия, и буддистское правило жить «здесь и сейчас», и совет психологов «проживать день за днем». Забудьте о прошлом. Перестаньте беспокоиться и не думайте о будущем. Именно здесь и сейчас курица принимает ванну, греется на солнышке, роется в рыхлой свежей земле, и все это происходит в тени черешневого дерева, плоды которого еще зеленые, но уже начинают наливаться соками. Курица стонет от счастья. Здесь и сейчас.
Что это, антропоморфизм?
Вовсе нет. Эта курица ничем не отличается от нас. Ее тело состоит из тех же атомов, и она способна испытывать те же эмоции, что и мы. Разумеется, мир она видит не так, как люди. Все-таки это курица. И чувства у нее обостряются не так, как у нас. Она может почуять соседского кота, тихого, как привидение, еще до того, как мы его увидим. Мы еще и не разглядели, а она уже орет, чувствуя его приближение.
Мы с курицей – два совершенно разных вида. Но мы с ней оба – живые существа, и мы счастливы одинаково, когда солнце согревает наши тела, когда мы моемся, она в земле, а мы в пенной ванне.
Зрелище моющейся курицы дает повод задуматься: почему мы не моемся столь же интенсивно? Понятно, у нас нет перьев и поэтому наш туалет может быть не таким тщательным. И все же. Мы с головы до ног опутаны обязательствами и заботами о будущем, время подгоняет нас, и в итоге нам так редко удается испытать наслаждение во время принятия ванны. А вот курица, если у нее стресс, и вовсе не будет мыться. Взволнованная курица не просто не моется. Она застывает и немеет или же мечется и кричит. А мы, люди, моемся, даже когда озабочены или нервничаем. Спрашивается, как научиться наслаждаться моментом не хуже курицы?
Курица учит нас быть счастливыми в каждый момент жизни. «Ко-ко», – это она куда-то идет. «Ко-ко», – она рванула. И вот она уже догоняет белую бабочку. Но поздно, насекомое летит слишком высоко и слишком быстро. А курица не расстроилась и уже занялась чем-то другим. Она роет, роет, роет, и пыль за ней стоит столбом. Вот она клюнула, посмотрела, опять клюнула. Что она нашла в земле? Какой-то мелкий народец живет там. Мы его не видим, а курице он доставляет радость. Курица – деятельное существо, она бывает озабоченной, спешащей, она вся в движении. Но она также умеет часами неподвижно отдыхать под деревом. В этом вся курица. «Carpe diem», – говорит она нам.
Как сделать мир красивее?. Танец райской птицы
Однажды на одном очень серьезном радио одна очень серьезная дама заявила, что искусство присуще лишь человеческому роду. Она утверждала, что «искусство животных» не может считаться истинным творчеством, оно является лишь интерпретацией чего-то красивого. Такая красота не является осмысленной.
На самом же деле, когда длиннохвостая синица строит свое гнездо, многие люди, глядя на этот чудесный комочек из перьев, ивовых сережек, тонких веточек и кусочков лишайника, замирают в восторге, словно видят произведение искусства. Две взрослые птицы создают это сооружение, чтобы поместить в него свое потомство, а не для услады наших глаз. И это счастье, если мы находим такое гнездо красивым. Но нам неведомо, как его отыскивают эти маленькие птички. Кто сказал, что самки длиннохвостых синиц не выбирают самое красивое гнездо на свете? Кто сказал, что красота не является одним из критериев их выбора?
В еще большей степени это относится к птицам-шалашникам. Те виды, что проживают в Австралии, достигли высочайшего мастерства в украшении своих гнезд. Возьмем, к примеру, атласного шалашника. Оперение у самца темно-синее. Для него синий цвет – это квинтэссенция красоты. Думаете, из-за цвета его оперения? Кто знает! Он, как и все виды шалашников, строит довольно замысловатое гнездо из мелких веточек и переплетенных травинок, по форме напоминающее беседку (от этого другое его название – беседковая птица). Гнездо располагается прямо на земле, где-нибудь на лужайке. Чтобы оно стало еще приятнее для глаз самки, самец делает своего рода «раскраску» в синих тонах. Для этого он использует фиолетовые, синие и черные ягоды. Самец перемешивает их с собственной слюной и с древесным углем, который он находит в лесу. Также он устраивает внутренние перегородки из кусочков коры, а подступы к гнезду усеивает разными синими предметами. Чего там только нет: пробки от бутылок, шариковые ручки, зажигалки, кусочки пластика. Все, что угодно, лишь бы оно было синим. В ход идут и камушки, причем крупные он укладывает перед гнездом, а мелкие – позади. Благодаря этому создается особый оптический эффект: самке, сидящей в гнезде, выложенная камушками аллея кажется больше, чем она есть на самом деле. Если это не искусство и не творчество (предназначенное для соблазнения), то что это? Зачем тратить часы на украшение гнезда в синих тонах, если в итоге это не радует глаз?
Но дама на радио еще и утверждала, что все это не осмысленно. Возможно, но разве все произведения человека являются осмысленными? Спонтанность, творческий взрыв подчас лежат в основе искусства, которое приводит в восторг знатоков. Деятели искусства, испытавшие прилив вдохновения, подчас и сами удивляются тому, что у них получилось. И пусть птицы не являются такими же, как мы, осмысленными служителями искусства, но разве они по-своему не создают произведения того же искусства? Разве они не создают красоту?
Кстати, а с точки зрения человека, в чем состоит назначение искусства? Разве у создателя произведения искусства нет желания понравиться кому-то? Музыканты, художники, поэты часто творят, будучи вдохновленными своими музами и из желания соблазнить их. Разве мы так уж оторваны от природы и нашего животного начала? И не связывал ли Фрейд искусство с сублимацией либидо?
Птицы, высоко ценящие красивое оперение и мелодичное пение, в большей степени склонны к искусству, чем земляные черви. Для многих птиц красота – это важный, если не главный, движущий стимул. И хотя такая наклонность есть лишь результат эволюционного отбора, они тем не менее иной раз предпочитают руководствоваться эстетическими, а не практическими критериями выбора. Хвост павлина прекрасен, но одновременно он очень неудобный, с ним много хлопот. Хотите верьте, хотите нет, но самка павлина выбирает партнера, строго исходя из критерия красоты. Согласитесь, свои возможности самец мог бы проявить, не только демонстрируя пышность своего облика. И вообще, зачем в птичьем мире было бы столько красоты, если бы они не были к ней чувствительны?
Вот еще один пример. Посмотрите на знаменитых райских птиц. В ходе брачного танца самцы демонстрируют невероятные чудеса хореографии, при виде которых побледнели бы от зависти звезды балета Парижской оперы. А ведь все это происходит в сочетании с потрясающей расцветкой и формой перьев. Цветовая гамма выстроена у этих птиц таким образом, что оперение выглядит как высшее проявление художественного творчества. Понятно, что птицы не сами создали такую игру цветов и оттенков. И тем не менее… Как уже говорилось, все это является результатом эволюции и естественного отбора. Допустим, в течение нескольких тысячелетий в качестве партнеров выбирались самые ловкие самцы, способные, сохраняя равновесие и танцевать на ветках, расположенных на тридцатиметровой высоте, или же самцы с самыми длинными и наиболее красивыми перьями. За всем этим не стоит осознанный выбор. Но способность самцов соблазнять самок своим оперением и брачным танцем напрямую влияет на воспроизводство вида (следовательно, на его выживание и устойчивость).
В конечном счете это стихийное искусство начинает служить людям… В Новой Гвинее папуасы уже не одну тысячу лет используют перья райских птиц в своих праздничных нарядах. А в некоторых племенах мужчины украшают себя такими перьями, чтобы соблазнить будущих партнерш.
Не меньших высот птицы достигли и в искусстве пения: они несравненные музыканты. Но знают ли они об этом, осознают ли свое искусство? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно весной отправиться в лес. Когда два самца певчей породы птиц находятся недалеко друг от друга, они соревнуются в мощи и разнообразии своего пения. Прекрасный пример – певчий дрозд. Обычно самец поет один. Поет красиво, но однообразно, даже когда пытается внести что-то новое в свое пение. Но стоит появиться еще одному самцу, как первый тут же начинает выделывать новые коленца, обогащает свой репертуар и поет громче. У многих видов быстрее всех соблазняет самку именно тот, кто лучше поет. Искусство пения полезно для ловких соблазнителей…
Та дама с радио могла бы заявить, что эти пения – лишь повторение того, чему научили родители, либо врожденное умение. А вот тут позвольте не согласиться… Возьмем, к примеру, скворца обыкновенного. Конечно, он не очень талантливый певец. Звуки, которые он издает, скорее напоминают скромное чирикание, а то и громкое урчание, но никак не ме