– Они могут быть лишены общения, если дадут согласие на переливание! Собрание отлучит их!
Терпение мое кончается:
– Значит, так! Если вы соглашаетесь на операцию и по ходу ее возникнет угрожающее кровотечение, мы, независимо от вашего желания, кровь переливать будем. Решите ехать в Москву – дадим все документы и подскажем, к кому там лучше обратиться. Бумаги в прокуратуру мы в любом случае направим и к уполномоченному – обратимся. Думайте! Завтра дадите мне ответ. Дадите вы, родители, а не главарша вашей банды!
На следующий день Даши в палате нет. Родители забрали ее из больницы, даже не сообщив об этом дежурному врачу. Поехали ли они в Москву или ищут нейрохирурга, умеющего оперировать бескровно, – не знаю. Мы в самом деле подали бумаги в прокуратуру, но ответа не получили, и никто к нам за разъяснениями не обращался.
Anamnesis vitae
Медсестра-практикантка пожаловалась: «Захожу в палату № 6, здороваюсь, а все больные смотрят на меня и молчат! Я что-то не так сделала?»
В палате № 6 лежат четыре женщины с поражением левых полушарий мозга. У всех афазия: не говорят и не понимают, что говорят им.
Жанна ВишневскаяО сексуальных домогательствах и успешном применении русского мата в американской медицинской резидентуре
Когда я была на первом курсе медицинской резидентуры, меня чуть не отчислили за сексуальные домогательства. Ну не то чтобы уж совсем сексуальные, но мои звонки одному из резидентов, верному мужу и молодому отцу, возможно, были несколько навязчивы. Чаще всего я звонила ему по ночам, во время очень тяжелого дежурства. Мне было не важно, дома он или в госпитале. Если он не перезванивал, я не стеснялась набирать его снова и снова.
Сначала со мной аккуратно, с завидной американской деликатностью и толерантностью, попыталась поговорить заместитель директора резидентуры. Стесняясь и краснея, она взывала к долгу жены и матери. Все знали, что у меня двое детей и обаятельнейший муж-профессор. Я мычала и отнекивалась, хотя факта многочисленных звонков отрицать не могла. Меня перестали приглашать на резидентские сборища, не знакомили со своими бойфрендами. Кто знает, может, «that Russian with red hair» решит переключиться на кого-то другого? Неженатые резиденты, особенно хирурги, стали проситься дежурить с «этой рыжей» в надежде, что, может, что-то и обломится в свободные пять минут в ординаторской. Ничего подобного! Я даже имён их не помню. На устах было только одно имя – доктор Ху.
Это уже потом ржали всем госпиталем, включая многострадального доктора Ху.
Дело в том, что, помимо пейджеров, для быстроты связи нам выдали на пробу Walkie Talkie.
Очень удобно. Например, ты на втором этаже, а тебе нужна медсестра на девятом, чтобы сделать назначение. Включаешь, вызываешь:
– Susan, would you, please, add 5 units of insulin to Mr Smith?
– Sure, Dr. V.
Для непосвящённых – это моя американская врачебная фамилия. А то пока мою, в русских врачебных кругах очень даже известную, произнесешь в Америке, то больной или выпишется, или умрет.
Не учтено было только то, что Walkie Talkie акцент понимает плохо и диалог чаще всего звучал так:
– Call second floor, nursing station one, nurse Hernandez.
– Sorry, I did not get it.
– Call second floor, nursing station one, nurse Hernandez!!!!
– Calling nurse Andy….
– No!!!!! Call second floor, nursing station one, nurse Hernandez!!!!!!!!
– Calling nurse Nancy……
– Твою мать!!!! No!!!!! Call second floor, nursing station one, nurse Hernandez!!!!!!!!
– Sorry, I did not get it.
– Пошёл на ху.!
– Calling Dr Hu (доктор Ху), ophthalmology
– !!!!!!!!!!!!!![10]
Это уже потом все научились русскому мату. Бедный Чен Ху, его популярность разрасталась не по дням, а по часам. Ему звонили все, даже врачи со стажем. Он уже, как тот самый волк, перестал отвечать даже тогда, когда он был действительно нужен. С горем пополам бедолага резидентуру все-таки закончил. Хотя меня обходил стороной. А у «Red Hair» все стали уроки брать, как с walkie talkie разговаривать.
И словам разным выучились, даже без акцента произносили.
Красавец – нейрохирург, мой друг, звонит как-то и жалуется:
– My computer is сука!
– No! Kevin, сука is female only, like I can be сука.
– O, I thought you are BLAD?
– Э-э-э-э-э-э… Not really. BLAD is a prostitute. But I can take it as a complement.
– O, I am so sorry! I was misinformed. Jerry told me, that any female can be BLAD.
– Mmmmmmm… Theoretically speaking, yes.[11]
Ржем оба.
А walkie talkie потом на сотовые телефоны заменили. Но это уже после меня было.Карантинные хроники. Прелести работы из дома, или врач на удаленке
Сегодня первый день работала из дома, консультировала больных по видео и телефону.
В принципе, я это не очень люблю и предпочитаю работать в госпитале, но сегодня днем надо было на похороны, а выходные даже по такому печальному поводу брать сейчас просто не комильфо. Так что встала пораньше и к двум часам уже охрипла и осатанела.
Компьютер установлен на кухне.
Небольшая местная статистика в период эпидемии.
За полчаса профессор подходил к холодильнику четыре раза. Задумчиво его открывал, как будто по рассеянности что-то доставал и с видом чрезвычайно занятого человека отходил. В течение следующего часа он вскипятил чайник три раза, хлопнул посудомоечной машиной четыре раза, разбил одно блюдце, поменял две чайные ложки, пролил молоко один раз. К одиннадцати утра я открыла интернет и стала искать адвоката по бракоразводным процессам. Сайты не загружались, видимо в связи с повышенным спросом.
Гугл сразу услужливо выдал срок за убийство мужа, но наказание показалось мне неоправданно большим. Впрочем, в условиях карантина я надеялась на снисходительность Фемиды.
После того как профессор громко захрумкал яблоком, рука потянулась к хорошо заточенному ножу для разделки мяса. Свежевать тушу мне не пришлось.
Отвлек постоянно тренькающий врачебный чат.
Слишком часто повторяющееся time out, что в переводе означает «элементарное стояние в углу», несколько смутило. Мне казалось, что мои коллеги вплотную озабочены только лечением пациентов.
Очевидно, не только. Слово «наказание» звучало чаще, чем «карантин».
Позвонила доктору, ответственному за расписание:
– Дженнифер, большая просьба. Я не могла бы больше не работать из дома до конца апреля? А еще лучше никогда.
– А почему? Нет, Жанна, это несправедливо. Ты и так все время в клинике. Так нечестно!
– Ничего, Дженнифер. Я все понимаю, у вас дети, вам нужнее, – продолжаю старательно изображать благородство.
Дженнифер молчит.
«Наверное, подбирает слова благодарности!» – думаю я и приосаниваюсь.
– Нет, Жанна, это несправедливо по отношению к нам. Я уже неделю дома с двумя детьми. Я лучше пациентов без маски смотреть буду. Может, отойду без мук, если повезет… – вздыхает Дженнифер.
Почему-то мне кажется, что она не преувеличивает.
Прощаюсь и опять обращаюсь за помощью к интернету.
Нет, она, конечно, права! За убийство одного старого мужа дают-таки меньше, чем за двух несовершеннолетних детей.
И тут профессор опять открыл холодильник!
Телефон адвоката я все-таки поищу, на всякий случай…
Карантинные хроники, или ещё один день врача на удаленке
Что-то у меня к концу недели скопилось много домашних дел, да и, если честно говорить, подустала. Сказалась напряжённость последних нескольких месяцев. В эту пятницу я отпросилась поработать на телефоне, решив, что, разговаривая с пациентом через наушники, я смогу одновременно вертеть педали тренажера, запустить стирку, приготовить обед, помыть полы, поработать в саду, перебрать три мешка с зерном, прочистить дымоход от золы, – а нет, это уже из сказки про другую Золушку…
Но самое главное, надо было покрасить голову, потому что сквозь рыжие кудри явно начали проглядывать прямые доказательства паспортного возраста. Звоню парикмахерше. Подобрать оттенок точно по цвету к моей шевелюре может только она.
Дальше, как в дешевом триллере. В точно обозначенное время я должна подъехать к плотно закрытым дверям парикмахерской, постучать три раза, оставить деньги в полиэтиленовом пакете на асфальте и отойти на несколько метров. Сначала я вижу, что Роза выглядывает из-за занавески, потом открывается дверь, в щелку просовывается рука в чёрной резиновой перчатке, забирает пакет с деньгами и оставляет другой пакет, в котором кисточка и уже размешанная краска. После того как дверь плотно захлопывается, я хватаю заветный пакет и мчусь на машине домой. Скорость очень важна, потому что разведённую краску надо использовать в течение получаса, иначе она теряет свойства.
Влетаю в дом, на ходу сбрасывая одежду, все-таки заглядываю в компьютер и от ужаса цепенею.
Я уже привыкла, что у нас только телефонные переговоры, а тут начальство стало продвигать телемедицину и оказывается, что у меня подряд несколько видеовизитов. Ну и как вы себе представляете врача с краской на голове и умным видом, пытающегося дать ценные советы?
У меня уже был опыт подобного рода, когда мне пришлось позвонить специалисту по поводу тяжелобольного. Я минут пять распиналась, а потом попросила ее посмотреть рентген и высказать своё мнение. В ответ я услышала, что специалист этого в данную минуту сделать никак не может, потому что она, простите, сидит на горшке. От ужаса я тогда извинилась и повесила трубку.
Понимаю, что рискую оказаться почти в такой же ситуации.
Счёт идёт на минуты.
Меня ждут краска и пациенты. Состояние доктора почти критическое.
И тут понимаю, что меня спасёт эпидемия!
Я же могу предстать перед камерой в полном боевом обличье.
Влетаю в ванную, молниеносно наношу краску.
На голову надеваю прозрачную душевую шапочку, натягивая ее на лоб, вешаю на морду маску и на ходу натягивая белый халат, вылетаю на кухню, где стоит компьютер.