Наступило лето, и кот с хозяйкой переехали на дачу.
Дача, конечно, была не та. И, конечно, кот чувствовал себя очень несчастным из-за этого.
В погожий тёплый денёк он вышел в огород и разлёгся в тени под кустом, щурясь на солнце.
Вскоре кот заметил длинную вереницу рыжих лесных муравьёв. Они шагали друг за другом, с трудом волоча хвойные иголки и кусочки веток.
– Первый! Второй! – кричал старший муравей. – Левой! Правой!
Кот смеха ради преградил им путь лапой. Муравьи обогнули лапу и как ни в чём не бывало продолжили путь.
– Чем вы занимаетесь? – спросил кот.
Муравьи обернулись к нему как один.
– Работаем! – ответили они хором.
Кот очень удивился, ведь он никогда в жизни не работал.
– Но зачем?
– Как это «зачем»?! – взвизгнул старший муравей. – Муравьи должны строить муравейник, это наш дом! Без дома нас смоет дождь и поклюют птицы! Мы все погибнем без муравейника, все до единого! Если мы погибнем, наши враги – гусеницы – захватят лес и съедят все листья! Если гусеницы захватят лес и съедят все листья – лес погибнет! Не станет нас – не будет леса!
– И часто вы работаете? – спросил кот.
– Всегда! – хором ответили муравьи.
– А когда вы отдыхаете?
– Никогда! – сказали муравьи.
И больше они не разговаривали с котом, потому что были очень заняты. Сгибаясь под тяжестью своей ноши, они тащили иголки и кору в муравейник. Их длинная колонна всё не заканчивалась. Голос старшего муравья охрип, но он продолжал отдавать команды.
«Надо же, – подумал кот, – а мне не нужно работать. Меня не смоет дождь и не поклюют птицы. Мне не надо волноваться о каких-то гусеницах. И вообще ни о чём не надо волноваться».
И он снова развалился под кустом на тёплой траве.
Когда он проснулся, муравьи всё ещё работали. Кот решил полежать в другом месте и отправился на грядки. Только он прилёг, как из норы в земле появилась острая чёрная морда с розовым носом.
Кот смеха ради стукнул по носу лапой.
– Кто здесь?! – испуганно закричала чёрная морда.
– Я, – ответил кот.
– Кто это «я»?!
– Кот. Ты что, слепой?
– Я – крот! – сердито ответила чёрная морда. – Конечно я слепой!
– Правда? – удивился кот. – Но почему?
– Потому что я живу под землёй, – отозвался крот. – Чтоб ты знал, под землёй не светит солнце. Там всё равно ничего не видно, так что острые глаза мне не нужны.
Клянусь, ты самый глупый кот, которого я видел! Точнее, не видел.
С этими словами крот скрылся в норе. Кот заглянул внутрь – там действительно было очень темно и тесно.
«Надо же, – подумал кот, – а я не живу под землёй в тесной норе. У меня есть городская квартира, дача, домик, коробки и пакеты. Я вижу солнце. И вообще вижу».
Полежав ещё немного, кот проголодался и пошёл в дом.
Хозяйка накормила его от пуза. Только он уселся на кровать и стал умываться, как заметил рядом дрожащее бледное существо.
Кот смеха ради смахнул его лапой. Существо взлетело на тонких мятых крылышках и снова опустилось на то же место.
– Ты бабочка? – спросил кот. – Ты выглядишь так, словно тебя кто-то жевал.
– Я моль, – печально ответило существо и громко чихнуло: – Апчхи! Извини, ты будешь это есть?
– Что «это»? – не понял кот.
– Вот эту шерстяную ниточку, – сказала моль и снова чихнула: – Апчхи!
Кот даже не заметил, что сидит на тонкой ниточке шерсти.
– Нет конечно, – поморщился кот. – Я ем мясо. Курицу. Кошачий корм. Иногда сосиски. А такое я не ем.
– Тогда ты не против, если я?..
Моль потянула за ниточку и принялась грустно её жевать.
– Ты ешь… это? – удивился кот.
– Приходится… – вздохнула моль. – Апчхи! Апчхи! Апчхи!
Она вытерла лапой сопливый нос.
– Раньше я жила в шкафу и ела хозяйкину шубу, – проговорила моль. – Но люди считают меня вредителем. Им жаль шубы. Поэтому хозяйка положила в шкаф нафталин. Терпеть не могу нафт… апчхи! Это такая таблетка с мерзким запахом. У меня от неё сопли. Я чихаю, чихаю и не могу остановиться. Из-за этого мне пришлось уйти из шкафа, и теперь я бездомная. И голодная. Жду, пока нафт… – апчхи! – выветрится и я смогу вернуться домой.
«Надо же, – подумал кот и тоже чихнул. – А меня хозяйка не считает вредителем, хотя я очень вредный. Гораздо вреднее этой маленькой моли. Я ем хозяйкины цветы, сплю на её лице, таскаю еду из её тарелки и писаю мимо лотка. А она всё равно не гонит меня из дома».
Доев ниточку, моль побрела прочь в поисках ночлега и ещё чего-нибудь на ужин. Кот смотрел на её мятые крылышки и думал: «Сколько на свете несчастных! Если бы я был муравьём, я бы всегда работал, никогда не отдыхал и беспокоился о странных вещах вроде гусениц. Если бы я был кротом, то был бы слеп и жил в тёмной тесной норе под землёй. А молью быть – вообще хуже не придумаешь. Может, я не такой уж несчастный? Может, быть котом – уже огромное счастье?»
Кот подошёл к хозяйке, задремавшей в кресле, прыгнул ей на колени и громко замурчал.
– Хорошо, что я кот, а не кто-нибудь другой, – мурчал он. – Та миска, в которую ты наливаешь мне воду, не такая уж некрасивая. И воду можно пить. В домике всё же лучше, чем в рваном пакете… хотя в этом я не уверен, потому что пакет шуршит, а домик – нет. Ты должна купить домик, который шуршит. И подушка…
Счастливая хозяйка гладила кота и хвалила на все лады, хотя по-прежнему не понимала на его кошачьем языке ни слова.
– …нет, подушка всё-таки лежит не с той стороны, – закончил кот.
Инна ЧасевичНа радуге
Посвящается Светлане Р.
Бим осторожно потрогал лапой красный свет и очень удивился – его не обожгло, а обдало приятным теплом. «Странно, – подумал пёс, – а с земли казалось, что он горяченный». Нет, он, конечно, не мог знать, какой должна быть на ощупь радуга, но в том, что её красная часть должна непременно обжечь, он почему-то был уверен. Бим осторожно растянулся на голубой дуге. Здесь прохладно, обдувает ветерком. «Хорошо тут. Красиво. Тепло. Спокойно. Но одиноко». Пёс вытянул лапы, положил на них большую морду с одиноко стоячим ухом и загрустил. Он не привык к одиночеству. Всегда с ним рядом был кто-то из хозяев. И даже если все люди уходили на работу или ещё по каким делам, в доме оставались его подружки Пуся и Люся. Бим тогда запрыгивал на диван хозяйки, хотя знал, что счастлива она от этого не будет, и, вдыхая родной запах, впадал в дрёму. Хозяйская семья не раз менялась за его долгую собачью жизнь: однажды Бим обнаружил, что старенькой бабушки на её привычном месте нет, а вскоре после этого осознал, что шумные дети, с которыми было так весело гонять на улице, стали большими, смотрят на Бима сверху вниз и совсем не спешат с ним побегать. Через несколько лет он с грустью понял, что любимая хозяйка теперь ходит совсем медленно и гуляет исключительно вокруг дома. Он, конечно, как существо воспитанное от неё и раньше не убегал, даже идя без поводка (который презирал до самой глубины собачьей души), а если вдруг забывался и уносился вперёд, то непременно оглядывался и ждал: куда повернут их пути-дороги? А потом ему пришлось вовсе умерить собачью страсть к вынюхиванию и гонянию и смиренно трусить у ног обожаемой Антонины.
Биму нравилось всё, что делали хозяева: как они готовили, убирались, учились, радовались, работали, ругались… Хотя нет! Громкие крики, стучащие двери и заплаканные женщины были ему не по душе, о чём он всегда честно и прямо вылаивал домочадцам. И те всегда после его пламенных выступлений мирились. Ну, или ему казалось, что именно после них.
Главное, что Бима они всегда любили: и когда ругались, и когда жили мирно, и когда уходили на работу, и когда возвращались. Гладили, трепали за ушами, обнимали. «Всё-таки хорошо было там. Очень», – пёс загрустил и, чтобы немного отвлечься от невозвратности прежней жизни, посмотрел вниз.
На диване, обнявшись, плакали Катя и её сын Петька, с которым Бимка в последнее время сошёлся на короткой ноге и даже благосклонно выносил его бесконечные телефонные звонки по время вечерних прогулок. Катя за несколько лет постепенно перешла в разряд хозяйки, но занять место Антонины в собачьем сердце не смогла. Сейчас, правда, Биму казалось, что зря он так, что она тоже его по-настоящему любила, но отмотать назад киноленту жизни он не мог. Почему-то вспомнилось, как гадко он однажды поступил, сбежав от мальчишки на прогулке. Тогда Петька с головой ушёл в телефонную реальность, но, конечно, это было слабым оправданием безрассудству Бима. Хотя сначала ему это казалось славным приключением, а об оставленном хозяине он думал меньше всего.
В тот вечер Бим во весь опор нёсся по морозным улицам, и его нестоячее ухо от такой гонки стало вдруг прямым, как спина хозяйки во времена её балетной молодости. «Да, раздолье тогда было, кувыркайся в снегу сколько влезет, гоняй с чужими собаками, гуляй, когда захочешь». Целый день пёс веселился, радуясь нежданной свободе, однако вечером его пыл и резвость значительно умерились: новые друзья разошлись по домам, ему захотелось поесть, погладиться и услышать привычное: «Бимастик, спать пора!» Он оглянулся по сторонам – чужие дома, чужие запахи, чужие люди, да и тех почти не осталось рядом. Весь следующий день Бим пытался найти обратную дорогу, но только больше и больше запутывался и не мог вспомнить, в какой стороне дом. Правда, голод не сильно донимал – удалось перехватить брошенную кем-то косточку, а вот тоска по хозяевам начинала погладывать собачью душу. Да и погода на улице не шептала «останься». К тому времени Бим уже навалялся в снегу за все предыдущие годы, и ему очень хотелось в тёплый дом, ведь снежинки, такие красивые и славные на вид, на деле оказались очень холодными и немилосердно кусали за лапы и живот. Пёс потрусил по улицам в поисках ночлега. Мелькали подъезды, занесённые снегом скамейки, луны фонарей и запахи одиноко спешащих прохожих. Ночь наступала медленно, но неотвратимо. Бим совсем было собрался ночевать прямо в снегу, как вдруг увидел дыру под лестницей, ведущей вниз. Пёс сбежал по ступеням и с трудом проти