— Двенадцать.
— Выводы?
— С ним надо поработать, — замялся Харитонов.
— Вот и работай. А ужей не трогай.
Харитонов возился с мотоциклом. Механик он был, видимо, не ахти, и, несмотря на все старания, машина не заводилась. Прапорщик в последний раз крутанул ручку стартера, чертыхнулся и, зло пнув ногой по заднему колесу, присел на скамеечку, укрытую густой тенью березы.
Солнце палило нещадно. Харитонов стянул гимнастерку, сапоги и, убедив себя, что в палисаднике ничуть не хуже, чем на речке, на которую он собирался с самого утра, завалился на прохладный брезент походной плащ-палатки. Из-под стола вылез Шериф — широкогрудый, косматый, непонятной породы пес, которого Харитонов подобрал еще щенком, — недовольно взвизгнул и лизнул хозяина в щеку.
— Отстань, — отмахнулся прапорщик. Он протянул руку за гитарой и взял несколько аккордов.
— Басами надо работать, басами, — насмешливо крикнул кто-то из-за деревьев.
Харитонов оглянулся. По дороге шли Черепков и Мазур. Увидев прапорщика, они мгновенно вытянулись и замерли, словно парализованные.
— Басами, говоришь? — помолчав, спросил Харитонов.
— Басами. — Алик проглотил от испуга застрявший в горле ком.
— Может, поучишь?
— Можно.
— Ну, заходите.
На ребят с остервенелым лаем бросился Шериф.
— Назад! — крикнул Харитонов. — Свои.
Шериф неохотно подчинился. Он с достоинством залез под стол, рявкнул оттуда пару раз, но уже не зло, больше для порядка, и замолк, с интересом наблюдая за происходящим.
— Хорошая машина, — сказал Никита, осмотрев мотоцикл.
— Была, — скучным голосом сообщил прапорщик. — А ты чего-нибудь в них понимаешь?
— Чего-нибудь — да. А что с ней?
— Черт ее знает… Не заводится.
— Разрешите? — Никита засучил рукава.
— Ломай, — кивнул прапорщик, протягивая Черепкову гитару.
Алик осторожно тронул струны, посмотрел на Никиту и, поймав его ободряющий взгляд, заиграл смелее и громче.
Харитонов слушал внимательно, наклонив голову и прикрыв веки, так умеют слушать только люди, понимающие музыку. Раздражение и неприязнь к ребятам, из-за которых он имел столь неприятную для него беседу с начальником училища, исчезли, и только как напоминание об этом разговоре изредка мелькало перед глазами угрюмое лицо Безуглова.
Мотоцикл фыркнул и, оглушительно взревев, выбросил из выхлопных труб целое облако желто-бурого дыма. Запахло бензином и перегоревшим маслом. Никита вскочил в седло и, выехав за калитку, лихо промчался по улице. У крайних домиков, в которых летом жила аэродромная прислуга, развернулся и столь же стремительно вернулся обратно.
— Порядок, — сказал он, заглушив мотор.
— А что с ним было? — поинтересовался прапорщик.
— Жиклер засорился.
Взволнованный шумом, из-под стола вылез Шериф, потянулся и вопросительно посмотрел на хозяина.
— Сколько напрыгал? — неожиданно спросил Харитонов Мазура.
— Восемь.
— А затяжными?
— Еще не пробовал.
— Ну, приходи завтра. И ты, — кивнул прапорщик Черепкову. — Если хочешь.
ГЛАВА X
День этот ожидали с великим нетерпением, и по мере того как он приближался, время тянулось все медленнее, а под конец и вовсе остановило свой неторопливый, черепаший бег. Пришел он, как всегда, неожиданно и застиг ребят если не врасплох, то в легкой растерянности, растворившейся в чувстве глубокого непередаваемого восторга.
Механик самолета Ашир Аширович Артыков, стоя на стремянке, ковырялся в двигателе, а Завидонов и Коренев, облокотившись на крыло, следили за вертолетом, быстро скользящим в голубизне высокого летнего неба.
— Сейчас пойдут, — сказал Славка. — Ашир Аширович!..
От вертолета отделилась маленькая точка парашютиста и камнем устремилась к земле. За ней вторая, третья…
— Ну, дергай же, — не выдержал Леня.
Но парашютисты продолжали падать. И только когда до земли оставалось метров триста, над ними «выстрелили» белые купола.
— Вот черти! — сказал незаметно подошедший Баранов. На его плечах поблескивали новенькие капитанские погоны.
— Поздравляю, товарищ старший лейтенант, извините, капитан. — Ашир Аширович спрыгнул со стремянки и крепко пожал Баранову руку.
— Машина готова?
Ашир Аширович цокнул языком. Так он обычно выражал свое удивление или негодование по поводу бессмысленного вопроса.
— Понятно, — сказал Баранов. Он повернулся к ребятам и как можно строже спросил: — А где остальные?
— Джибладзе и Бойцов в спортзале, — ответил Славка, — а Мазур и Черепков в воздухе.
— Как в воздухе?
Славка ткнул пальцем на приземляющихся парашютистов.
— Так это они?! — Козырьком фуражки Баранов прикрыл глаза от бьющего прямо в лицо солнца. — А третий кто?
— Харитонов.
— Да, — сказал Баранов, в недоумении потирая подбородок. — Тысяча и одна ночь.
— Что? — переспросил Славка.
— После обеда, говорю, полеты, — гаркнул Баранов и прямо через летное поле зашагал к зданию КДП.
На рулежной дорожке его догнал открытый «газик».
— С повышением, капитан, — сказал Храмов, останавливая машину.
— Спасибо.
— Ну как, приняли в оркестр?
Баранов, скосив насмешливый взгляд на Харитонова, который сидел рядом с доктором, отрицательно покачал головой.
— Говорят, у каждого есть голос, но не каждому дано петь.
— Так и сказали?!
— Так и сказали, — подтвердил Баранов. — Ну как ребята, Харитонов?
— Ничего, — буркнул прапорщик, не отрываясь от газеты. — Музыкальные.
После обеда Джибладзе преподнес Баранову букет полевых цветов.
— От имени экипажа, — сказал Миша. — Поздравляем, желаем удачи и… понятливых курсантов.
Баранов был явно тронут вниманием учеников и не скрывал этого. Щеки его стали пунцовыми, и он, растерявшись, сунул букет подвернувшемуся под руку Артыкову.
— В баночку… Только бензина вместо воды не палей.
Ашир Аширович досадливо щелкнул пальцами, пробурчав под нос что-то о несолидном поведении некоторых пилотов.
Баранов прошелся вдоль строя, потер ладонью о ладонь и весело спросил:
— К самостоятельному вылету готовы?
Сказал он это буднично и просто, словно речь шла об очередной, никого особенно не волнующей лыжной прогулке. И ребята восприняли эту новость без лишних эмоций, с видом людей, за плечами которых по доброй тысяче летных часов. Не выдержал лишь Алик Черепков. Жестко ущипнув стоящего рядом Славку, он ликующе прошипел ему в самое ухо:
— Земли сейчас полный рот будет. Баранов вяло поморщился:
— Мрачный у вас юмор, Черепков. Вы, случайно, не фаталист?
— Его рацион не устраивает, — прыснул в кулак Славка.
— А-а, — протянул Баранов и, сцепив за спиной пальцы так, что хрустнули суставы, картинно прошелся вдоль строя. — Могу заверить: пока летаете со мной, рацион ваш изменений не претерпит. Сегодня, Черепков, вы в этом убедитесь… Как самочувствие? Больных нет?
Алик сделал шаг вперед и скороговоркой выпалил:
— Курсант Черепков к полету готов.
— Отставить, Черепков. Ты сегодня полетишь вторым.
— Почему? — изумился Алик.
«Вопросы «почему» в армии популярностью не пользуются», — это говорил Жихарев. Никита помянул его добрым словом и с любопытством посмотрел на Баранова: как-то он отреагирует?
— Курсант Черепков, станьте в строй. Когда Алик занял свое место, Баранов сказал:
— Выдержка — одно из главных качеств пилота. Умейте управлять собой как в воздухе, так и на земле. Ясно, Черепков?
— Так точно, товарищ капитан.
— Вот и отлично. Мазур, к вылету готов?
— Товарищ капитан, курсант Мазур к вылету готов! — отчеканил Никита.
— Так… Инструкцию помнишь?
— От корки до корки, товарищ капитан.
— Высота пятьдесят метров после взлета. Отказал двигатель. Ваши действия?
— Отворачиваю влево на пятнадцать градусов, не теряя скорости. Планирую на пахоту соседнего колхоза. Сажусь с убранным шасси.
Баранов удовлетворенно кивнул и задал следующий вопрос:
— Идете на посадку. Выпустили шасси. Правая нога не вышла. Ваши действия?
— Ухожу на второй круг. Пытаюсь выпустить шасси аварийно.
— А если и в этом случае отказ?
— Набираю высоту и несколько фигур высшего пилотажа… Авось от перегрузок выскочит.
— А если авось не выскочит?
— Тогда опять на пашню.
Баранов хлопнул ладонью по обшивке крыла и улыбнулся:
— Ну давай, с богом, как говорится.
Никита, чувствуя, как неуемно забилось под курткой сердце, быстро забрался в самолет.
— Задание понятно? — еще раз спросил Баранов.
— Взлет, полет по кругу, посадка, — повторил Никита.
— И не отвлекаться, — предупредил Баранов и для пущей важности потряс кулаком. — Никакой отсебятины. Я Икаров не люблю.
— Кого? — удивился Черепков.
— Икаров! — весело вскинув бровь, отчеканил капитан. — Икар — родоначальник всех аварийщиков. Не послушал папу, взлетел к солнцу, воск расплавился, и бедняга свалился в штопор. Несерьезно. При таком отношении к делу недолго и в ящик сыграть. Понятно?
— Не беспокойтесь, товарищ капитан, — заверил Баранова Мазур. — Все будет, как учили.
Мазур запустил двигатель. Финишер поднял флажки — вверх и в сторону. Вот он, желанный миг! Боковым зрением Никита увидел сосредоточенное лицо Баранова, Ашира Ашировича, вскинувшего в дружеском напутствии руки, замерших в молчаливом ожидании ребят.
— Поехали, — скомандовал сам себе Никита, и ладонь его легла на сектор газа.
Как только самолет тронулся, цепь ощущений замкнулась. Теперь надо было работать — внимательно следить за приборами, выдерживать скорость, высоту, наблюдать за оборотами двигателя, точно выбрать угол снижения, учитывая при этом силу и направление ветра, и постараться при посадке не дать «козла».
Никита вырулил на взлетную полосу и звенящим от напряжения и счастья голосом запросил разрешение на взлет.
— «Горизонт», я — сто тридцать пятый, я — сто тридцать пятый… Разрешите взлет!