Становление элементов материализма в средние века одним из своих источников имело развитие номиналистических течений философской мысли. К. Маркс и Ф. Энгельс отмечали, что «номинализм был одним из главных элементов у английских материалистов и вообще является первым выражением материализма» (3, 142). Термином «материалистическая схоластика» (правда, в применении не к Оккаму, а к аверроистам и некоторым мистикам) широко пользуется историк философии из ГДР Г. Лей (см. 32, 153). Задолго до Лея, еще в 1901 г., венгерский философ и психолог М. Паладьи охарактеризовал методологию схоластиков-номиналистов как логический материализм и усматривал его специфику в принятии тезиса о замещении идей их знаковым обозначением, в частности идеального образа психологическим знаком.
В решении вопроса о характере средневекового материализма необходимо исходить из следующего разъяснения В. И. Ленина: «Конечно, в борьбе средневековых номиналистов и реалистов есть аналогии с борьбой материалистов и идеалистов, но и аналогии и исторически-преемственную связь можно установить еще со многими и многими теориями, вплоть не только до средних веков, но и до древности. Чтобы изучить серьезно связь хотя бы средневековых споров с историей материализма, потребовалось бы особое исследование» (9, 37).
Сформулированная здесь Лениным историко-философская проблема весьма актуальна; вряд ли разумно претендовать на сколько-нибудь полное ее решение в рамках одного исследования, однако можно выяснить, как в развитии философских взглядов крупнейшего средневекового номиналиста Оккама происходило сложное формирование отдельных материалистических тенденций, даже отдельных элементов диалектики (безусловно, не могущих быть представленными в качестве целостной системы).
Источник формирования отдельных диалектических тенденций в средние века обычно связывали с мистико-пантеистическими доктринами, оппозиционными католической церкви (существование такой связи в принципе доказано в трудах В. В. Соколова и Г. Лея). Некоторые авторы (см. 48, 39) попытались даже усилить этот тезис. По нашему мнению (см. 45), диалектические тенденции в средние века исподволь подготавливались также и вне мистикопантеистического направления.
Остановимся кратко на результатах зарубежного оккамоведения. Первым крупным вкладом в оккамоведение была монография Э. Хохштеттера «Исследование по метафизике и гносеологии Оккама», вышедшая в свет в Берлине и Лейпциге в 1927 г. Автор усматривает параллелизм между знаковой теорией Оккама и гельмгольцевской концепцией иероглифов (77, 118) и в целом пытается провести Оккама «по ведомству» субъективного идеализма. Однако богатый текстологический материал, привлекаемый Хохштеттером, не совсем вписывается в его методологическую схему.
Соотечественник Хохштеттера Федерхофер еще в 1925 г. в своей работе «Философия Оккама на фоне его эпохи» (71) стремился обнаружить в методологии Оккама платонические и неоплатонические элементы и изобразить его предшественником Э. Гуссерля. Вряд ли стоит добавлять, что схема Федерхофера выглядит еще более проблематичной, чем схема Хохштеттера.
Без заметных модернизаторских натяжек выполнен труд об Оккаме философом и историком науки Н. Аббаньяно «Оккам», относящийся к 1931 г. (52). Заслуживает упоминания монография «Номинализм Уильяма Оккама», написанная С. Ч. Торнеем и опубликованная в Чикаго в 1936 г. (111). Отталкиваясь от трактата Л. Куглера «Понятие познания у Оккама» (80), Торней характеризует оккамизм как номинализм словесно-понятийного типа (111, 262). Он также всячески подчеркивает аспекты соприкосновения между ним и современной лингвистической философией. Под пером Торнея Оккам предстает едва ли не как предшественник логического атомизма.
Вершиной современного зарубежного оккамоведения являются труды французского ученого Л. Бодри: в работе издания 1949 г. (58) анализ научного наследия Оккама дается в контексте его биографии, развития социальных и политических взглядов, при этом Бодри обращается к широкому кругу разнообразных источников. В трактате «Философская терминология Оккама» (59) он выясняет, что философская лексика Оккама, несмотря на его «бритву», содержит значительное количество специальных терминов, существенно превышающее, например, объем философского «словаря» Декарта и Гегеля, вместе взятых. Основные понятия натурфилософии Оккама исследовал также С. Мозер (90).
В последнее время внимание ученых все больше привлекается к анализу политических и социальных доктрин Оккама. Об Оккаме как о политическом мыслителе еще в 1944 г. (хотя и с неприемлемых методологических позиций) писал Р. Шольц (106). Учение Оккама о государстве обстоятельно рассматривает в 1966 г. Г. Плейгнер (101), находящий у него элементы теории общественного договора и теории насилия в вопросе о происхождении института государственности. Учением Оккама о праве на сопротивление псевдоавторитетам детально интересовался Ф. В. Кийс (82). Наконец, путь Оккама к выработке целостной доктрины социальной философии систематически прослеживают в 1964 г. В. Кельмель (79) и в 1969 г. Ю. Митке (88).
Ранее предметом скрупулезного разбора стали логические тексты Оккама. Важной исследовательской вехой здесь была работа Ф. Бёнера (62). В частности, выяснилось, что в работах Оккама по логике содержатся многочисленные предвосхищения отдельных идей и терминов современной математической логики и семиотики. Из числа последних работ, затрагивающих логический вклад Оккама в отмеченном аспекте, назовем (42) и (41).
В советской историко-философской литературе освещение научного наследия Оккама содержится в монографии советского историка философии О. В. Трахтенберга «Очерки по истории западноевропейской средневековой философии» (50). Она привлекает глубиной марксистско-ленинского подхода, однако с той поры оккамоведение прошло 20-летний путь развития. Весьма краткий, но содержательный очерк философских идей Оккама дают в 1966—1967 гг. В. В. Соколов (40), а также Р. Паляч (95).
Предпринятый беглый обзор убеждает, что объем историко-научной литературы об Оккаме растет. Однако в оценке его философских позиций (в отличие, скажем, от политических и логических) царит исключительная пестрота. Одни, например Э. Муди (89) и З. Куксевич (81), считают его концептуалистом, другие, например Ф. Ибервег (115) и С. Ч. Торней (111, 262),— номиналистом «словесно-понятийного типа», третьи, например Федерхофер (71), — платоником.
Удовлетворительного ответа на интересующий нас вопрос мы, к сожалению, не находим и в фундаментальной, хорошо документированной работе Г. Лея «Очерк истории средневекового материализма» (32). Он настаивает на резком различии между методологией оккамистов и аверроистов и решительно отказывается включать Оккама даже в предысторию западноевропейского материализма, расходясь в этом смысле и с упомянутой книгой О. В. Трахтенберга. Однако на общую недооценку Леем средневекового номинализма справедливо обращали внимание как его немецкие коллеги М. Бур и О. Фингер (64), так и советская исследовательница Г. В. Шевкина (см. 51, 21).
Все это, естественно, подводит к задаче специально проанализировать философские взгляды Оккама, рассмотрев их в связи с радикальными сдвигами, происходившими в западноевропейской схоластике XIV в. Эти сдвиги следует трактовать в соответствии с ленинскими указаниями о противоположности линии Демокрита и линии Платона (10, 254. 8, 131), имеющими силу и для изучаемого нами исторического периода. Философские и социологические доктрины Оккама, касавшиеся жгучих вопросов своего времени, могут быть поняты лишь в контексте исторической обстановки в Западной Европе в начале и первой половине XIV в.
Французский король Филипп IV Красивый (время правления — 1285—1314) резко усилил власть монарха над городами. Известен также его конфликт с папой римским Бонифацием VIII, начавшийся в 1300 г. Королевский советник Пьер Дюбуа не видел ничего зазорного в том, чтобы государство в необходимых случаях прибегало к использованию церковного имущества (83, 46), и Филипп IV «дерзнул» обложить духовенство налогами. Именно этого не мог ему простить папа Бонифаций VIII. Вначале папа пытался «по-хорошему» увещевать Филиппа. В своей булле, которую он в 1302 г. направил французскому королю, папа «разъяснял», что церкви изначально принадлежали как духовная, так и светская власть — так называемая концепция двух мечей; второй меч, дескать, она просто временно одолжила королям. Однако Филипп поручил своим легистам отыскать аргументы против этих «разъяснений», а сам остался глухим к папским притязаниям. В последующей борьбе между ними светский владыка оказался сильнее «наместника Христа». Папа резко выступил против Филиппа, и тот не остановился перед арестом папы в Ананьи и его последующим низложением.
В 1309 г. французский король добивается переноса папской резиденции из Рима в Авиньон, и в истории католической церкви наступает период, известный под названием «авиньонское пленение пап» (1309—1377). Французское духовенство распадается на две части — одна поддерживает центральную власть, другая, напротив, отдает свои симпатии «плененному» папе Клименту V. К первым примыкал, например, епископ Жан Парижский.
В 1315 г. на французский трон восходит Людовик X, по-видимому не без содействия которого в следующем 1316 году на папский престол возводят под именем Иоанна XXII монаха-францисканца Якова из Кагора. Новый папа «больше всего прославился своими смелыми спекуляциями и умением изобретать новые доходы для папской казны» (2, 28).
«Ущемленные» в своих «правах» французскими королями, авиньонские папы попытались компенсировать свои финансовые потери за счет резкого усиления церковных поборов в Англии и Германии. Между тем в 1314 г. в Германии произошло важное событие: благодаря поддержке главным образом городов, искавших у светской власти защиты от произвола попов, грабителей-рыцарей и алчных князей, Людвиг Баварский (сын баварского герцога Людвига Строгого) был избран императором.