— Тогда пусть возвращается. Кто, черт возьми, ей мешает?
— Но, мистер Уинтроп… — Миссис Бракс облизнула губы и крепко стиснула руки. — Она не может вернуться, мы не сможем вернуться, если мы не вернемся все вместе. Вспомните, что сказали, когда мы сюда прибыли, эти темпоральные руководители? Мы все должны сидеть в креслах в здании машины времени ровно в шесть часов, когда они сделают то, что называют переносом. Если мы не все будем там в надлежащее время, перенос не получится. Так сказали они. Таким образом, если один из нас, если вы, например, не явитесь…
— Не говорите мне о ваших делах, — резко прервал ее Уинтроп. Лицо его побагровело, верхняя губа приподнялась, обнажив новые зубы. Пронесся неприятный запах и на стенах появились малиновые пятна, когда комната приспособилась к настроению хозяина. Музыка превратилась в резкое, отрывистое громыхание.
— Все хотят, чтобы Уинтроп сделал им одолжение. А что они когда-либо сделали Уинтропу?
— А? — спросила миссис Бракс. — Я вас не понимаю.
— Вы, проклятая зануда, не понимаете меня? Когда я был маленьким, мой старик обычно возвращался домой каждую ночь в стельку пьяный и дьявольски колотил меня. Я был слабым, и все мальчишки в квартале также избивали меня. Когда я вырос, то получил вшивую работу и вшивую жизнь. Помните депрессию и очереди безработных за даровой похлебкой? Ну, как вы думаете, что стоял в этих очередях, в каждой проклятой очереди по всей проклятой стране? Я — вот кто. А потом, когда вернулись хорошие времена, я был уже слишком стар для приличной работы. Ночной сторож, сборщик вишен, мусорщик — это для меня. Дешевые меблированные комнаты. Все получают подливку, Уинтроп — объедки.
Он поднял с пола большой яйцевидный предмет, который изучал, когда вошла она, и грустно уставился на него. В красном освещении комнаты его лицо казалось темно-багровым. На тонкой шее подрагивала выступающая жилка.
— Да… Как высказали, у всех есть кто-то, к кому они хотят вернуться, у всех, кроме меня. Будьте вы прокляты, мне не к кому возвращаться! Черт побери, у меня никогда не было друзей, не было жены, не было даже девушки, которая осталась бы со мной после того, как опустошила мой карман! Так зачем мне возвращаться? Здесь я счастлив, получаю все, что хочу, и не должен за это платить. Вы хотите вернуться, потому что чувствуете, что здесь все по-иному — вам здесь неуютно. А мне— нет. Я здесь прямо как дома, которого у меня пе было там. Я хорошо провожу время. Я остаюсь.
— Послушайте, мистер Уинтроп, — миссис Бракс нетерпеливо подалась вперед и тут же подпрыгнула, когда сидение под ней тоже подалось вперед. Она поднялась, решив, что на ногах может, по крайней мере, наслаждаться минимальным контактом со своим непосредственным окружением. — Послушайте, мистер Уинтроп, у всех есть в жизни неполадки. С моей дочерью Энн у меня было время, какого я не пожелала бы и злейшему врагу. И с моим Джулиусом… Но из-за того, что у меня были несчастья, вы думаете, я причиняю их другим? Разве я бы не позволила им вернуться домой, когда они больны и устали от машин переноса, машин пищи и… я не знаю… машин машин…
— Кстати, о машинах пищи, — задрал нос Уинтроп. — Вы видели мой новый продовольственный фонограф? Последняя модель. Я услышал о ней прошлой ночью, сказал, что хочу такой и, будьте уверены, утром она быдла доставлена к моей двери. Без хлопот, без ожидания. без денег. Вот это мир!
— Но это не ваш мир, мистер Уинтроп., Вы не сделали для него ничего, вы не работали на него. Даже если все бесплатно, у вас нет на это прав. Вы должны принадлежать к этому миру, должны иметь на него права.
— В их законах ничего не говорится об этом, — рассеянно заметил он, раскрыл огромное яйцо и уставился на набор циферблатов, переключателей и краников. — Смотрите, миссис Бракс, двойной контроль объема, двойной контроль окраски, тройной контроль витаминов. Это вещь! Скажем, вот этими рычажками можно повышать маслянистость пищи, этими. сладость… а если вы нажмете эту кнопку, то можете сжать еду так, что ее станет не больше, чем на глоток, и вы можете вкусить еще пару других композиций. Хотите попробовать? Я настроил ее на последнюю вещь Унни Озхела, нового альдебаранского композитора, «Воспоминание о марсианском суфле».
Она нетерпеливо мотнула головой.
— Нет, по-моему, еда должна подаваться на тарелках. Я не хочу пробовать это. Большое спасибо.
— Вы многое теряете. Поверьте мне, леди, вы многое теряете. Первое блюдо — нечто легкое, быстрое, все травы с Альдебарана IV, смешанные с пряным уксусом с Альдебарана IX. Второе блюдо, «Консоме грандт», более медленное и величественное. Оэхел основал его на похлебке из белого ганла, дикого кроликоподобного животного, которое водится у них на Альдебаране IX. Ну, он использует только местную альдебаранскую пищу, чтобы намекнуть на марсианское кушанье. Понимаете? То же самое, что сделал Крейцмер в «Долгоиграющем десерте на Фобосе и Деймосе», только гораздо лучше. Более совершенно, если вы понимаете, что я имею в виду. Ну, а в третьем блюде Оэхел действительно поднялся до недостижимых высот. Он…
— Пожалуйста, мистер Уинтроп, — взмолилась миссис Бракс. — Довольно! Хватит! Я не хочу ничего больше слушать. — Она свирепо поглядела на него, пытаясь удержаться от презрительной гримасы. Она слышала нечто подобное много лет назад от своего сына Джулиуса, когда он шлялся с бездумной толпой музыкантов из соседнего колледжа и часами разглагольствовал о непонятных для нее вещах, подчерпнутых из музыкальных обзоров в ежедневных газетах и статеек в альбомах пластинок. Единственное из того, и то с трудом, она выучила, как распознавать мощную эстетику.
Уинтроп пожал плечами.
— Ладно, ладно. Но подумайте, не хотите ли, по крайней мере, попробовать, Другие уже пробовали. Они взяли кусочки классического Крейцмера, или Джурна и Хока, им не понравилось и они выплюнули… Но вы не живете ничем, кроме проклятой еды двадцатого века, с тех пор, как мы прибыли сюда.
С первого же дня вы не научились есть вне своей памяти. А то, как вы решили оформить свою комнату!.. Это так старомодно, что меня тошнит. Вы живете в двадцать пятом веке, леди, очнитесь!
— Мистер Уинтроп, — строго сказала она, — да или нет? Вы собираетесь быть хорошим или нет?
— Вам пятьдесят лет, — сказал он. Пятьдесят, миссис Бракс. Сколько вы можете надеяться еще прожить в наше время? Еще десять-пятнадцать лет. И все. Здесь вы можете прожить еще тридцать, может, быть, сорок. Что до меня, я думаю, мне будет неплохо еще лет двадцать. Они могут творить чудеса со своими мудрыми машинами. И здесь нет ни войн, ни эпидемий, ни депрессий, ничего. Все доступно, масса интересного, Марс, Венера, звезды. Почему, черт побери, вы так безумно рветесь назад?
Миссис Бракс уже наполовину потеряла самообладание.
— Потому что там мой дом, — зарыдала она. — Потому что гам мне все понятно. Потому что я хочу быть со своим мужем, детьми, внуками. И потому что мне не нравится здесь, мистер Уинтроп, мне пе нравится здесь!
— Ну, так возвращайтесь! — гаркнул Уинтроп. Комната, которая за последние несколько минут установилась в бледном золотисто-желтом тоне, вновь вернулась в розовый согласно его настроению. — Убирайтесь ко всем чертям назад! У всех вас слишком мало мужества. Даже у этого молодого парня… как его там… кажется, Дэйв Поллок? Он провел со мной первую неделю и попробовал все по разу. Но все это слишком напугало его, и он вернулся в свою маленькую старомодную комнатушку. Это слишком упаднически, заявил он, да, слишком упаднически. Так забирайте его с собой и возвращайтесь — все вы!
— Да не можем мы вернуться без вас, мистер Уинтроп Вспомните, нам сказали, что перенос должен быть совершен в обе стороны. Если останется один, останутся все. Мы не можем вернуться без вас.
Уинтроп улыбнулся, показав пульсирующую на шее вену.
— Проклятые людишки, вы не можете вернуться без меня? А я остаюсь. Это единственное, на что старый Уинтроп твердо настроен.
— Пожалуйста, мистер Уинтроп, не упрямьтесь. Будьте добры, не вынуждайте нас прибегнуть к силе.
— Вы не можете заставить меня вернуться силой, — сказал он, бросив на нее торжествующий взгляд. — Я знаю свои права. Согласно законам Америки двадцать пятого века, никого нельзя заставить что-либо сделать силой. Я под защитой закона. Если вы нападете на меня, чтобы увести отсюда силой, я стану кричать, что меня заставляют насильно, и — раз, два, три! — появится толпа правительственных машин и вернет мне свободу. Так у них заведено. Вбейте что в свою старую тыкву!
— Послушайте, — сказала она, уже собираясь уходить, — к шести часам мы все будем в здании машины времени. Может быть, вы измените свое намерение, мистер Уинтроп?
— Нет, — выпалил он. — Это единственное, в чем вы можете быть уверены. Я не изменю своего намерения.
Тогда миссис Бракс вернулась в свою комнату и сказала остальным, что Уинтроп упрям, как и прежде.
Оливер Т. Мид, вице-президент по общественным связям компании «Антисептические резервуары Свитботтома, инк.», Гэри, штат Индиана, нетерпеливо барабанил пальцами по подлокотнику красного кожаного кресла, которое миссис Бракс создала специально для него.
— Смешно! — воскликнул он. — Смешно и совершенно нелепо! Этот отщепенец, бродяга хочет помешать людям вернуться к своим делам… Вы знаете, что через несколько дней состоится торговое совещание «Свитботтома» относительно розничных выпусков? Я должен быть там. Я совершенно обязан вернуться сегодня ночью в наше время согласно расписанию, без всяких там «если» и «но». Могу вам сказать, будет ужасная беда, если до конца срока ответственные за нашу экскурсию лица не поймут этого.
— Держу пари, что поймут, — сказала Мэри Энн Картингтон, похлопав круглыми, почтительными, подкрашенными глазами. — Такая солидная фирма, как ваша, может всыпать им за это, мистер Мид. Дэйв Поллок устало поморщился.
— Фирма, которая просуществует пятьсот лет? Кому они могут пожаловаться… учебникам истории?