— Он нарушил правила?
— Если учитывать, что он не затормозил на перекрестке, когда зажегся красный свет, то да, нарушил, вот только в машине отказали тормоза, поэтому о его вине говорить не приходится…
— Машина была в таком же состоянии, как эта? — спросил Эндрю, которому никак не удавалось вытянуть ремень безопасности и пристегнуться.
— Антонио облизывает свой автомобиль, как леденец, иногда я даже начинаю подозревать, что он любит его сильнее, чем меня. Он ни за что не выехал бы, не проверив, все ли в порядке. Нет, над тормозами кто-то потрудился.
— Вы кого-то подозреваете?
— Мы выяснили, где скрывается Ортис, выследили его и сфотографировали. Мы задавали про него вопросы — возможно, их оказалось многовато, ведь его друзья — не мальчики из церковного хора.
— Это меня совершенно не устраивает. Наверное, теперь он будет настороже.
— Антонио разбился, а вы думаете только о своем расследовании! Как же меня трогает ваше сострадание, сеньор Стилмен!
— Если я проявил бестактность, прошу меня извинить. Сочувствую вашему жениху, но вы не расстраивайтесь, он выкарабкается. Да, я беспокоюсь за свою статью. Я тоже прилетел сюда не для того, чтобы распевать в хоре. Когда произошла авария?
— Три дня назад.
— Почему вы меня не предупредили?
— Потому что Антонио пришел в сознание только вчера вечером, и о вас я думала в последнюю очередь.
— У вас остались фотографии?
— Кассета с пленкой сильно пострадала, машина несколько раз перевернулась. Мы пользуемся старым фотоаппаратом, чтобы не привлекать внимание слишком дорогой камерой. Пленка, скорее всего, засвечена, не знаю, будет ли от нее толк. Я отдала ее знакомому фотографу, завтра вместе за ней съездим.
— Поедете одна, я сразу в Кордову.
— Не вздумайте совершить такую глупость, сеньор Стилмен! При всем к вам уважении, если даже нас с Антонио, аргентинцев, быстро раскусили, то вас люди Ортиса обнаружат в считаные часы. Да и зачем вам мчаться в такую даль? Он сам каждую неделю наведывается в Буэнос-Айрес, к самому крупному своему клиенту.
— Когда он объявится в следующий раз?
— Во вторник, если не изменит своей привычке. Мы выяснили это, расспросив соседей. За это, как видно, и поплатились аварией.
— Мне очень жаль, Мариса, я не собирался подвергать вас риску. Если бы я знал, то… — забормотал Эндрю вполне искренне.
Этой аварии он не помнил, да и все теперь шло не так, как в прошлый раз. В последнюю поездку он сам фотографировал Ортегу, а потом на одной из улочек Буэнос-Айреса его обступили трое, и он лишился фотоаппарата.
— Вы действительно считаете, что человек, употребивший столько энергии на то, чтобы спрятаться под чужим именем и тем самым избежать тюрьмы, покорно позволит себя разоблачить? В каком мире вы живете? — не унималась Мариса.
— Мой ответ вас бы сильно удивил, — бросил Эндрю.
Мариса подвезла его к отелю «Кинтана» в буржуазном квартале Реколета.
— Лучше навестим вашего друга, свои вещи я заброшу в номер позже.
— Антонио нужен покой, да и время посещений закончилось. Спасибо за сочувствие, съездим к нему завтра. Он в реанимации больницы имени генерала Агудоса, это здесь недалеко. Я заеду за вами в девять утра.
— Сегодня вечером вы не работаете в баре?
— Сегодня вечером — нет.
Попрощавшись с Марисой, Эндрю забрал с заднего сиденья свой чемодан и направился ко входу в отель.
Под козырьком стоял белый фургончик, водитель которого, целясь в Эндрю через объектив фотоаппарата, безостановочно щелкал затвором. Задние дверцы фургона распахнулись, вылезший оттуда мужчина вошел в отель и уселся в холле. Фургон тронулся с места и продолжил преследование. Водитель не упускал из виду Марису с тех пор, как они с Антонио отправились в Кордову.
Эндрю с улыбкой принял из рук портье ключи. Номер 712 — тот же, который он занимал в прошлой жизни.
— В пульте дистанционного управления телевизора надо заменить батарейки, — сказал он.
— Их каждый раз проверяет при уборке соответствующая служба, — заверил его портье.
— Поверьте мне, тот, кто это делает, исполняет свои обязанности спустя рукава.
— Откуда вы знаете? Вы ведь еще не поднимались к себе в номер!
— А я ясновидящий! — заявил Эндрю и выпучил глаза.
Комната 712 была именно такой, какой он ее запомнил: окно не открыть, дверца шкафа скрипит, душ подтекает, холодильник-минибар хрипит, как туберкулезный кот.
— Тоже мне, соответствующая служба! — проворчал Эндрю, швыряя на кровать вещи.
Он ничего не ел с самого Нью-Йорка — еда в самолете имела такой подозрительный вид, что он не рискнул ее попробовать, — и зверски проголодался. Он помнил, что в прошлый раз ужинал в парилье[4] напротив кладбища Реколета. Ради развлечения он несколько раз открыл и закрыл скрипучую дверцу.
Когда он выходил из отеля, мужчина, сидевший в холле, встал с кресла, вышел следом за Эндрю и занял позицию на скамеечке напротив ресторана.
Пока Эндрю утолял голод, сотрудник технической службы отеля «Кинтана», получивший щедрые чаевые, тщательно обыскивал вещи клиента в номере 712. При помощи служебного пароля он открыл сейф и сфотографировал все странички с адресами в записной книжке Эндрю, его паспорт и расписание дел.
Разложив все так, как было, он проверил работу пульта дистанционного управления, заменил батарейки и был таков. Встретившись у служебного входа гостиницы с щедрым заказчиком, он вернул ему цифровой фотоаппарат.
Насытившись, Эндрю крепко уснул. В ту ночь обошлось без кошмаров, и он проснулся с восходом солнца в отменном настроении.
Позавтракав в отеле, он вышел под козырек и стал ждать Марису.
— Антонио мы не навещаем, — объявила она севшему к ней в автомобильчик Эндрю.
— За ночь ему стало хуже?
— Наоборот, с утра ему полегчало. Но моя тетка получила среди ночи неприятный звонок.
— То есть?
— Звонивший не представился, а просто посоветовал ей получше следить за племянницей и за ее неподобающими знакомствами, иначе последуют серьезные неприятности.
— Смотрите-ка, друзья Ортиса не теряют времени даром.
— Меня очень беспокоит, что они уже знают о вашем приезде и о том, что мы с вами знакомы.
— А кроме меня разве не может быть других «неподобающих знакомств»?
— Вы серьезно?
— Но ведь вы очаровательны, вокруг вас наверняка крутится много парней…
— Ваши соображения можете оставить при себе, я влюблена в своего жениха.
— Это был комплимент без всяких задних мыслей, — заверил ее Эндрю. — Вы знаете, на какой улице находится служебный вход больницы?
— Людей Ортиса нам все равно не перехитрить, в больнице у них может быть сообщник. Я не хочу подвергать Антонио опасности, хватит с него аварии.
— Какова дальнейшая программа?
— Я везу вас к своей тете, она знает гораздо больше, чем я и чем многие в городе. Она одна из первых матерей площади Мая. Кстати, одно уточнение: вы не заплатили мне за услуги туристического гида.
— Я не назвал бы это туризмом, но учту ваш намек… и ваше отличное чувство юмора.
Луиза жила в собственном домике в квартале Монте-Чинголо. К ее двери пришлось идти через двор, тонувший в тени усыпанного лиловыми цветками палисандрового дерева. Стены домика были сплошь увиты страстоцветом.
Из Луизы получилась бы отличная бабушка, но диктатура лишила ее возможности иметь внуков.
Мариса проводила Эндрю в гостиную.
— Так это вы — американский журналист, раскапывающий наше прошлое? — спросила Луиза, поднимаясь с кресла и откладывая кроссворд. — А я-то представляла вас красавчиком.
Мариса улыбнулась, ее тетушка пригласила Эндрю за стол и, отлучившись на кухню, вернулась с тарелкой хрустящего печенья.
— Почему вы интересуетесь Ортисом? — спросила она, наливая ему лимонад.
— Моего главного редактора заинтересовал его жизненный путь.
— Странный интерес!
— Ей интересно понять, как обыкновенный человек превращается в палача, — ответил Эндрю.
— Вот бы и прилетела сама, чем посылать вас. Я бы назвала ей сотни военных, ставших чудовищами. Ортис был необычным, но не худшим среди них. Он служил летчиком береговой охраны, играл второстепенную роль. У нас никогда не было формальных доказательств его участия в пытках. Не подумайте, что я его выгораживаю, он творил ужасные вещи и должен, как многие другие, гнить за свои преступления в тюремной камере. Но, как и многие другие, он вывернулся и пока что гуляет на свободе. Если вы поможете нам доказать, что Ортис и коммерсант Ортега — одно и то же лицо, то мы сможем довести дело до суда. Во всяком случае, попытаемся.
— Что вы о нем знаете?
— Об Ортеге пока что немного. Что до Ортиса, то с его родословной можно ознакомиться в архиве ЭСМА.
— Как он сумел ускользнуть от правосудия?
— О каком правосудии вы говорите, сеньор журналист? О том, которое амнистировало этих шакалов? О том, которое дало им время изготовить себе новые документы? После возвращения демократии в 1983 году мы, семьи жертв, решили, что преступники получат по заслугам. Но мы не учли бесхарактерность президента Альфонсина и могущество армии. Военный режим успел замести следы, отстирать замаранные кровью мундиры, спрятать орудия пыток в ожидании лучших времен. Нет никаких гарантий, что все не повернется вспять. Демократия уязвима. Если вы считаете, что с вами, американцами, ничего плохого не произойдет, то ошибаетесь так же, как ошиблись мы. В 1987 году Баррейро и Рико, высокие военные чины, подстрекая армию к мятежу, сумели заткнуть рот нашей юстиции. Было принято два позорных закона: один — об обязательном повиновении, устанавливающий иерархию ответственности в зависимости от воинского звания, и другой, еще более постыдный, — о «последней точке», неподсудности всех преступлений, приговоры по которым еще не были вынесены. Ваш Ортис, как сотни его сообщников, получил охранное свидетельство, освободившее его от всякого преследования. Под действие этих законов подпали и многие жестокие палачи, освободили даже тех, кто уже сидел за решеткой. Отмены этих законов пришлось дожидаться целых пятнадцать лет. Можете представить, как надежно эта нечисть успела спрятаться за полтора десятилетия!