ень жалел сейчас о таких воззрениях отца девочки. Во-первых, он видел, что она учится с интересом и старательно, а во-вторых, сам бы хотел научиться читать по-локхерски. Увы, тут Аливия помочь ему не могла, пришлось ограничиваться только языком, хотя он учил её и грамоте. А счёт и хорошо, что не освоила — не пришлось переучивать. Так что вроде бы и радоваться надо, что её ничему не учили, кроме рукоделия (первым делом на всех своих рубашках она вышила разных зверюшек и цветы, а на Володиных — герб его рода, который старательно перерисовала). Когда она впервые робко показала свой труд, опасливо косясь — отругают или нет, Володя растерялся и долго молчал. Девочка уже готова была разреветься от того, что обожаемому «брату» не нравится её вышивка, когда мальчик выдохнул и заключил её в объятия.
— Ну, ты даёшь, Кнопка! — восхищённо протянул Володя.
Доставая иголки и цветные нитки, когда Аливия сказала, что умеет вышивать, он никак не ожидал такого — вспоминал потуги сестры и её подружек, у которых получалось нечто далёкое от задуманного. Не учёл, что в этом мире искусство вышивания для девочек не способ провести время, а необходимость.
«Без этого кто меня замуж возьмёт?» — объясняла позже девочка с серьёзным видом.
— Шестью шесть? — с порога спросил Володя.
— Тридцать шесть… ой! — Девочка оторвалась от швейной машины. — Ты меня искал?
— Где это ты так умудрилась порвать рубашку? — поинтересовался мальчик, разглядывая рукав.
— Ну… когда пыталась сделать сальто, зацепилась рукавом за тренажёр.
— Не поранилась? — встревожился Володя.
— Не-а. Всё в порядке.
— Хорошо. Тогда можешь пока отложить дела? Мне нужно с твоей ноги мерку снять, хочу начать обувку шить.
Аливия послушно поднялась и вышла за Володей. В зале разулась и встала босиком на шкуру, как просил мальчик. Он склонился над кожей и старательно обвёл ножку мелком, потом вторую, всё замерил и записал.
— Всё, спасибо, Кнопка. Пока ты мне больше не нужна, занимайся своими делами.
Девочка кивнула и убежала, а Володя, усевшись по-турецки, принялся кроить кожу. Задумался о подошве, прикинул размер шкуры и решил сделать её из этой же кожи, склеив специальным клеем в несколько слоёв — судя по всему, на две пары должно хватить. Тем более только одну пару он хотел сделать сапожками — на случай ненастной погоды, а вторую наподобие индейских мокасин — ногу защищает, удобно и не тяжело.
Пока он кроил, Аливия уже закончила шить и теперь, переодевшись в спортивный костюм, старательно повторяла движения айкидо. Володя делал вид, что полностью погружён в работу, но нет-нет да косил глазом на то, как девочка провела разминку — кихон-дзюмби-доса, а потом приступила к отработке техники айки-отоси, раз за разом повторяя каждое движение, доводя его до автоматизма. Конечно, тренироваться без партнёра не так удобно, но девочка прекрасно понимала, что беспокоить занятого Володю не стоит. Мальчик не выдержал и поднялся, отложив инструменты.
— Котэ-гаэси, — предложил он.
Аливия нахмурилась, пытаясь вспомнить, что означает это слово.
— Бросок за счёт сгибания запястья, — напомнил мальчик.
В общем-то, он не настаивал на обязательном запоминании всех терминов, понимая, что со временем она и так их выучит. Просто предлагал использовать на тренировке ту или иную технику, а потом, если она не вспоминала по названию, напоминал, в чём она заключается. Конечно, эта техника не для маленькой девочки, даже против нетренированного взрослого она не сможет в полной мере её использовать — здесь лучше учить освобождению от захватов и опрокидыванию противника, выводя его из равновесия, как раз то, что и отрабатывала Аливия изначально. Но ведь не всегда же она будет маленькой! Так что пусть тренируется.
Володя, конечно, помогал девочке, порой сам входя в приём и тут же поправлял, если видел, что Аливия делает неправильно. Вот он поймал её на ошибке и провёл приём. Нахмурился.
— Плохо! — Мальчик даже не пытался скрыть раздражения. — Я думал, основы ты уже знаешь, а ты сейчас что сделала?
— Позволила вывести из равновесия? — робко предположила она.
— Это само собой, но не главное — для того и тренировки, чтобы избавиться от ошибок. Я про другое — кто так падает? Если бы мы находились не на ровном полу, могла бы повредить спину!
Аливия опустила голову, всхлипнула.
— А вот сырости не нужно! Мы же договаривались.
— Я не плачу! — возразила девочка и подняла голову.
Хм… действительно не плачет и ошибку признаёт.
— В таком случае два часа отрабатывай падение на спину, потом проверю. И пока не отработаешь, никаких больше тренировок. Приступай.
Володя отвернулся и зашагал к разложенным кускам кожи и инструментам. Позади слышалось обиженное сопение, но через секунду раздался хлопок рук по полу — Аливия приступила к отработке падения. Мальчик тайком оглянулся — Аливия встала ровно и тут же начала заваливаться спиной назад, группировалась — хлопок ладоней по полу, — сразу перекатывалась, вставала — и новое падение назад. Татами тут не было, все тренировки проходили на деревянном полу, потому любая ошибка оборачивалась болезненным ударом.
Жестоко? Возможно, но Володя видел, что девочка действительно тренируется всерьёз, а раз так, то жалость сейчас может обернуться в будущем большой бедой. Раз взялась за изучение боевых искусств, где ключевое слово именно «боевых», то надо требовать по полной. Это в своё время он и объяснил ей, честно рассказав о том, как будут происходить тренировки и что её ждёт.
— Я хочу учиться.
— Хорошо. Но если увижу на тренировке слёзы — мгновенно прекращаю. Договорились?
— Я не заплачу! — Девочка упрямо сжала губы.
— Вот и хорошо.
Конечно, последний пункт не выполнялся, поскольку Аливия не всегда сдерживала слёзы, особенно если при отработке того или иного движения сильно ушибалась или если у неё что-то не получалось. Но мальчик видел, что это не слёзы разочарования или обида, а скорее слёзы гнева на саму себя за неловкость. Эти слёзы заставляли не опускать руки, а только сильнее сжимать зубы и тренироваться, тренироваться, тренироваться.
Володя задумался, вспоминая два прошедших месяца жизни с этой неугомонной. Были и радости, и волнения, но всё же он рад, что в его жизни появилась эта пигалица, по характеру действительно чем-то напоминавшая сестру. Только, в отличие от той, своего «брата» она буквально боготворила, Володе порой даже неловко становилось. Впрочем, вспоминая себя и своё отношение к Гвоздю, он понимал девочку и старался не злоупотреблять доверием, опять-таки вспоминая отношение Гвоздя к их честной компании. Как у того, такого же мальчишки, по сути, хватило мужества и силы взять под опеку совершенно чужих детей и даже заложить в них что-то хорошее в той жизни, когда, казалось, на тебя ополчился весь мир. Порой мальчику начинало казаться, что Александр Петрович ошибся, когда взял его. На его месте должен быть именно Гвоздь, а сам он… а что он? Совершенно обычный, слабый, ни на что не годный мальчишка, у которого, чего уж себя обманывать, никогда не хватало мужества сделать то, что в своё время сделал Гвоздь.
Всякий раз, когда Аливия чего-нибудь отчебучивала, пропадала где или начинала сильно хулиганить (обладала девчонка умением вывести из себя даже его, с его известной всей Базе невозмутимостью) и ему хотелось наорать на неё, отшлёпать, а потом отправить куда-нибудь подальше, он вспоминал Гвоздя, и злость мгновенно куда-то пропадала. Аливия, уже готовая удариться в рёв, вдруг видела перед собой уставшего и словно даже не повзрослевшего, а постаревшего мальчишку. Желание скандалить и спорить пропадало, и ей хотелось поскорее утешить своего старшего друга, которого она любила. Потом дожидалась, когда Володя где-нибудь устроится, подсаживалась к нему, клала голову на колени и так замирала — в такие моменты она знала, что говорить не следует. И когда мальчик начинал осторожно поглаживать ей волосы — понимала, что его грусть прошла, а значит, скоро он снова станет самим собой. Порой он заговаривался и называл её то Леной, то Ленкой, когда сердился, но чаще Кнопкой. Почему и откуда вообще взялось это прозвище, Володя, наверное, не смог бы объяснить и сам. Просто назвал её так однажды, вот и привязалось.
За прошедшие месяцы мальчик довольно бегло научился говорить на локхерском и начал ориентироваться в местной жизни, хотя, конечно, весьма ограниченно — на уровне понимания восьмилетней девочки. Впрочем, тут сильно помогали сделанные ранее записи, которые Володя периодически просматривал. С учётом полученных от Аливии сведений, уже многое для него становилось понятным, позволяя изучить локхерцев ещё лучше. Так же, как звукозаписи позволяли изучить местный язык более глубоко, чем могла бы дать девочка. Сама она за это время тоже научилась вполне сносно говорить по-русски и с каждым днём у неё получалось всё лучше и лучше, изучила математику на уровне арифметических действий и вполне могла проделывать действия с составными числами, хотя и без дробей. Немного научилась писать. Ещё Володя научил девочку пользоваться во время еды вилкой и ножом. Это ей очень понравилось, поскольку теперь не пачкалось платье, за что, похоже, раньше ей частенько попадало. Она вилкой даже суп пыталась есть, пока Володя не прекратил это хулиганство. Судя по всему, вилок здесь не знали. Ещё Аливия пробовала париться в построенной Володей бане…
Володя чуть улыбнулся, вспоминая, как девочка поинтересовалась, зачем он ходил в этот домик. Володя тогда прочитал целую лекцию о гигиене, чистоте и микробах, многозначительно глядя на чумазую девочку. И только его пример заставлял Аливию каждое утро обливаться водой, закаляясь. Девочка прониклась и попросила сводить её в баню. Володя хмыкнул и сшил себе и ей что-то типа плавок… Аливия выскочила из бани секунд через тридцать, отчаянно вереща и в одних плавках скача по снегу, потом скрылась в доме. Вышла оттуда одетая и нахохлившаяся, почему-то решив, что н