— Не хочешь, тогда выкинь, или подари кому-нибудь. — Все так же не открывая глаз, безучастно произнес Максим.
— Ну уж нет. — Хмыкнул Профессор. — В коем веке удача привалила, а ты мне: «Выкинь», — нашел дурака. Мне лет десять безбедно жить с таким-то хабаром. — Он сгреб все со стола в потертую холщовую сумку, которую постоянно носил через плечо.
— Ваш ужин. — Подскочил в этот момент Шашлык ставя на стол блюдо с жаренным гусем, и все такую же глиняную кружку, но уже сделанную более качественно, с пивом.
— Спасибо. — Максим открыл наконец глаза. — Но я не один. Ты забыл про Профессора. Неси все то же самое и ему, я заплачу.
— Один момент. Все будет немедленно исполнено. Ваш друг — мой друг, ваш гость — мой гость. — Шашлык скрылся в дверях кухни, но через миг появился вновь, с еще одним подносом, и еще одной кружкой. — Приятного аппетита, а на счет платы не беспокойтесь. За счет заведения. — Улыбнулся заискивающе он, попытался еще что-то добавить. Не решился, но и не ушел, а остался стоять.
— Что-то еще? — Посмотрел на него Максим. Тот опустил в пол глаза. Видно было, что ему что-то надо, но что? Он сказать боялся. — Да говори ты, не мнись. — Подбодрил его парень.
— Тут такое дело... — Тот пошамкал губами, подбирая слова, и набираясь смелости. — Не могли бы вы мне уступить вашу рабу? — Выпалил Шашлык и поднял глаза, но столкнувшись взглядами с посетителем, отвел в сторону. — Не сомневайтесь, я хорошо заплачу.
— Рабу? — Сначала не понял Гвоздев, но тут же вспомнил слова Угрюма после дуэли. — Рабу... — Протянул он задумчиво. — Вот что любезный. Пригласи-ка сюда, хочу посмотреть на нее и поговорить.
Тот поклонился и вышел, и через некоторое время в зал вошла девушка, та, что перекрестила его перед схваткой с Бакланом, а хозяин «Едальни», остался стоять на пороге кухни, выглядывая из-за угла, и не решаясь подойти. Она остановилась около стола и склонила обреченно голову. «Дрожащая на ветру былинка, одетая в дырявый серый балахон». — Подумал, увидев ее Гвоздев.
— Вы звали, господин? — Голос у нее был приятный и, скорее всего, если бы не волнение, то по девичьи звонкий.
— Нет у тебя больше господ, ты сама себе хозяйка. — Нахмурился Максим. — Садись за стол. — Хозяин! — Крикнул он в сторону дверей кухни. — Еще ужин для моей гостии!
Шашлык мгновенно исчез, а девушка нерешительно села на краешек стула, положив руки на колени, и не поднимая глаз. Совсем еще ребенок. Худенькая, кажется, подуй ветер посильнее и унесет. Ладони не по-девичьи грубые, привыкшие к тяжелому труду, нервно подрагивали. Волосы черные, длинные, грязные, спутанные, не видевшие расческу несколько месяцев, а лица не видно, опущено в пол. У Максима сердце сжалось от жалости.
— Ты свободна, у тебя больше нет хозяина. Никто с тобой больше ничего не сделает, помимо твоей воли. — Улыбнулся он, надеясь, что новость ее обрадует, и никак не ожидал другой реакции.
— Да господин. — Хлюпнула она сдавленным голосом, и слеза капнула на ладони.
— Ты не рада? — Удивился парень.
— Рада, господин. — Плечи ее затряслись, а слезы уже полились потоком, намочив ткань балахона на коленях.
— Так... — Максим пододвинул свой стул ближе, взял ее за подбородок и поднял.
Красивое, детское еще лицо, с пухлыми губками, без малейших следов косметики, лоб морщится беззвучным рыданием, а на щеке огромный уродливый, застарелый синяк. С длинных ресниц капают слезы, а в карих, до черноты глазах, тоска и обреченность. — Что случилось? — Гвоздев произнес это как можно более нежно, вложив в тон всю доброту, на которую был способен. — Говори не бойся, я не твой хозяин, я твой друг.
— Зачем мне свобода?! — Внезапно прорвало душу девушки сдавленным криком. — Не пройдет и недели, как найдется очередной Баклан, может еще хуже прежнего садист. Ничего не изменится, я вновь стану рабой. Одной мне не выжить в этом мире. — Она вдруг упала на колени. — Оставьте меня у себя, господин. Молю. Не смотрите, что я маленькая, я сильная, я многое умею, я буду стирать, готовить. Все, что скажете...
Максим опешил. Такого он никак не ожидал. Что делать? Взять с собой нельзя, ему нужна свобода, а она будет помехой. Но как бросить беззащитного ребенка? Это подло, он так не сможет.
— Успокойся, все будет хорошо, я позабочусь. Как тебя зовут? — Он поднял ее с колен и посадив на стул, сел на против, посмотрел в глаза.
— Масюся. — Хлюпнула она.
— Я про настоящее имя спрашиваю, а не про придуманную извращенцем глупую, кошачью кличку. — Мотнул головой Максим.
— Ира. — Она вздохнула. — Я уже почти забыла свое имя. Год тут. После соревнований, в мир Полоза меня закинуло, и сразу на глаза Баклана попалась. Он обещал заботится, говорил, что новичкам тут трудно выжить, а он опытный игрок. Только надо подчинится. Я поверила. — Она хлюпнула носом.
— Ты спортсменка? — Максим пододвинул ей свой поднос с гусем. — Ешь.
— Теннисистка. Кандидат в мастера спорта
Она недоверчиво посмотрела на угощение. Сначала осторожно отщипнула дрожащими пальчиками кусочек мяса и осторожно положила в рот, но голод пересилил страх, и через мгновение она уже держала в руках всего жаренного гуся целиком, и с остервенением отрывая белоснежными зубами куски мяса, не жуя глотала.
— Наголодалась бедняга. — Всхлипнул Профессор. Как можно было так ребенка... — Он не пояснил своих слов, но этого было и не надо. Мужчины сидели, и не шевелились, словно боясь напугать проснувшийся аппетит, ставшей раньше времени взрослой девочки, они просто смотрели как она ест.
Максим отобрал у профессора его гуся, и пододвинул девушке, видя, что со своим она почти расправилась.
— Нельзя столько сразу. — Возмутился тот.
— Пусть ест. — Максим махнул рукой, на нового знакомого, улыбнулся, и вновь обратился к девушке. — Сколько тебе лет?
— Фцефа исполнифось пяфнадцать. — Она забавно исковеркала слова набитым ртом, на миг оторвавшись от угощения, и покраснела. — Простите.
— Так ты у нас именинница! Надо это отпраздновать, вот только пиво тебе еще рано. Шашлык, чего-нибудь сладкого моей спутнице принеси, и еще одного гуся для профессора! — Крикнул Гвоздев в направлении дверей кухни. — И чаю еще. — Ешь, не бойся. — Он вновь повернулся к девушке.
Из дверей с подносом в руках, показался хозяин Едальни«, и нерешительно замер на пороге.
— Иди сюда. — Махнул ему рукой Максим. — Ставь все на стол. Есть у тебя где помыться?
— В дальнем углу дома, что-то вроде бани, но топить надо. — Вздрогнул, словно его ударили Шашлык.
— Не трясись. — Рявкнул на него Гвоздев. — Топи свою баню, и проводишь туда девушку. Мыло ей, шампунь, мочалку, расческу. В общем сам сообразишь, то, что надо, и одежду поприличнее, этот дырявый балахон даже нищие на паперти одеть постесняются. Я все оплачу, не переживай.
— Будет исполнено. — Поклонился тот, развернулся к дверям кухни и крикнул. — Люська, носи воду, и топи баню! — И вновь повернулся.
Он боялся этого странного парня, одним выстрелом отправившего на тот свет лучшего стрелка, из всех известных в округе. Еще боялся гнева Угрюма, который потребовал во всем угождать новичку, и был скор на расправу, но хозяину «Едальни» нужна была эта девушка, и не для каких-то там похотей, а вполне по меркантильному поводу, она была бесплатной рабочей силой, старательной и неприхотливой.
— Моя жена, все сделает, и воды наносит и баню растопит, и одежку свою подарит, не новую конечно, но вполне сносную и прочную. — Шашлык помялся, побледнел, но все-таки решился задать интересующий вопрос. — Ну так как на счет моей просьбы? Уступите рабу? Я хорошо заплачу...
— Удавлю. — Прошипел в сразу побледневшее, затрясшееся лицо хозяина «Едальни» Гвоздев. — Только заикнись еще о рабстве и, удавлю.
***
Стемнело. В этом мире, солнце очень быстро прячется за горизонт, словно усталый путник, спеша на отдых после долгого, тяжелого пути ныряет в мягкую кровать, и мгновенно засыпает. Только что были серые сумерки, и вот уже ночь засыпала хороводом бриллиантовых звезд черное небо, с блеклым шаром тусклой луны.
На столе горела свеча в глиняной плошке, едва разгоняя мрак обеденного зала «Едальни». Изнывал парком из тонкого носика, на белой скатерти, медный чайник в обществе глиняных чашек, и подноса со сладкой выпечкой, и конфетами без оберток, а на стульях вокруг сидели трое: Максим, Михаил и Ирина.
Девушку теперь было не узнать. Чистые, расчесанные коротко стриженные волосы, темно-коричневый спортивный костюм, подчеркивающий еще детскую, но уже с намеками на созревание, худую фигуру. Максиму пришлось отдать еще два сапфира, за стрижку и баню, хотя ему не понравилось новая прическа Ирины, он вообще не любил короткие волосы у женщин, но как откажешь ребенку, смотрящему с мольбой в едва не плачущем взоре.
Потратился он изрядно, но ни сколько об этом не пожалел. Стоило только посмотреть в счастливые глаза девчонки, и жаба жадности, мгновенно замолкала, прекращая квакать. Профессор предлагал оплатить все пополам, но Гвоздев отказался. Старику еще понадобятся деньги. В этом мире, своими знаниями физики, он заработать не сможет, а ничего другого не умеет. Ему нужнее, а Максим заработает еще.
Они пили молча чай, словно боясь спугнуть минуты покоя. Пряники и плюшки на столе, конфеты, и варенье, из чего -то зеленого, непонятного, но приятного на вкус. Глиняные тяжелые чашки, и свечка посередине. Тихая, спокойная обстановка. В такие минуты забываешь о трудностях и опасностях, которые уходят куда-то далеко, испугавшись простого человеческого тепла. Они никуда не делись, и вернуться, стоит только подняться из-за стола, но это будет потом, а пока троим людям просто хорошо.
Угрюм вошел, неожиданно громко хлопнув дверью, быстро приблизился, как приведение выскочив из мрака помещения, и без приглашения сел за стол:
— Шашлык! Кувшин и три рюмки. — Рявкнул он в темноту, и повернулся к Максиму. — Не любитель я этого пойла, но сейчас надо. Водка тут приличная. Один местный умелец, приспособился гнать самогон из ягод. Три раза перегоняет, потом через уголек. Очень неплохо получается. — Он посмотрел на Ирину. — Смотрю приодел девчушку. Хвалю. Больно было смотреть, как над ней Баклан издевался, но что поделаешь, сама продалась.