Так начиналась «коренизация» республик СССР – насаждение культуры, быта, языка, нравов «титульной нации», давшей название той или иной республике. Тезис о том, что рабочий Донбасса должен идти к крестьянину и говорить на его родном языке, не учитывал, что для многих крестьян Донецко-Криворожского региона и даже самой Украины родным языком был именно русский, а не украинский[39]. На том же съезде Н. Бухарин заявил, что «мы (великороссы) должны поставить себя в неравное положение в смысле еще больших уступок национальным течениям. Только при такой политике, когда мы себя искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить себе настоящее доверие прежде угнетенных наций»[40].
Критики ленинской национальной политики предупреждали, что эксперименты по созданию отдельных национальных республик могут впоследствии привести к проблемам. Однако партийное руководство уверенно и неотвратимо взяло курс на украинизацию Украинской Советской Социалистической Республики, куда были включены как Малороссия и Слобожанщина – регионы, которые с определенной долей условности можно было назвать украинскими, так и Новороссия с Донбассом, которые были полностью русскими областями как по составу населения, так и по культуре.
Этому было два объяснения. Во-первых, большевики всерьез верили в мировую революцию, которая уничтожит государства и нации, а потому планировали, что к Союзу будут присоединяться все новые и новые республики. Так что построение СССР не как единого государства, а как объединения независимых советских стран было выгодно с точки зрения пропаганды. Во-вторых, значительная часть большевиков-интернационалистов видели в русском народе своего врага. Ведь строя свой новый мир, большевики уничтожали «старые порядки» – политический, экономический, духовный и культурный строй дореволюционной империи. То есть все то, что создал русский народ. Естественно, что они наносили удар по «русским великодержавным шовинистам», и в этом их союзниками были активисты украинских национальных организаций[41].
Особенно усилилась украинизация после избрания в 1925 г. на пост первого секретаря ЦК КПУ Лазаря Кагановича, при котором пост наркома (министра) просвещения УССР занял один из бывших руководителей «Украинской партии социалистов-революционеров (боротьбистов)» Александр Шумский. Отныне украинизации подлежали поголовно все служащие всех учреждений и предприятий, вплоть до уборщиц и дворников. Не желавшие отказываться от родного русского языка или не сдавшие экзамены по мове увольнялись без права получения пособия по безработице. Вводились платные курсы по украинскому языку и культуре, на которые загоняли жителей края после работы.
В русскоязычном Донбассе в 1923 г. издавалось семь журналов, из которых пять выходили на русском языке, и девять газет, из которых восемь издавались на русском, а одна – на двух языках одновременно. В 1934 г., после процесса украинизации, в Донецкой области из 36 местных газет 23 были полностью украиноязычными, восемь были на две трети украиноязычными, три издавались на греческом языке. Русских газет осталось всего лишь две.
О негативных последствиях украинизации не только Донбасса, но и русскоязычных регионов Украины свидетельствуют письма, которые были направлены Сталину от студентов Украины (8 мая 1926 г.) и рабочих харьковского завода «Серп и молот» (30 декабря 1926 г.). Так, в своем письме студенты задают вопрос: «а из кого состоят украинские железные дороги, Донбасс и другие заводы, разве не из русских? Тов. Сталин, довольно потворствовать шовинистическим течениям! Не губите пролетарское детище СССР! Одерните шовинистов!»[42]. Также они намекают на искусственные процессы на Украине: «Мы допускаем поощрение национальных потребностей у якутов или тунгузцев, а не как украинцев, где все отлично говорят по-русски, и тот же Чубарь с Петровским заседание открывают на украинском языке, а заканчивают на русском, некоторые из нас очевидцы таких сцен. Мы обвиняем укрдураков за такое глупое постановление о комплектовании ВУЗа. Может быть, они и нас, оканчивающих ВУЗы, как не украинцев не возьмут на службу на территории какой-то фиктивной Украины?»
Студентам вторят рабочие завода: «Мы, рабочие модельного цеха Харьковского завода “Серп и молот”, категорично протестуем против неслыханного незаконного принуждения рабочих и служащих учиться и знать украинский язык. Это только во время царствования атамана Петлюры, который выбросил лозунг [за] Самостийну Украину, а у нас Советская власть – интернациона[льная], так нельзя принуждать: говори по-китайски, по-украински, когда я хочу говорить на каком языке я могу говорить, а принуждать учись по-украински, а то тебя выбросят из работы. Дорогие товарищи, так не годится – принуждать население в Харькове говорить по-украински, а безработных сколько у нас будет через этот украинский язык, печатников у нас в Харькове никогда не было столько, как теперь, а почему столько безработных, каждый день армия безработных растет, и опять экзаменуют сейчас служащих и не один десяток будет на бирже, за что – что не дается ему украинский язык»[43].
Данные письма свидетельствуют о том, что навязываемый украинский язык был чуждым для русскоязычного населения подавляющего большинства Украины, схожая ситуация повторилась и в 2010–2020-х годах на Украине.
Русскоязычное образование было фактически разгромлено и запрещено. На 1 декабря 1932 г. из 2239 школ Донбасса 1760 (78,6 %) были украинскими, а еще 207 (9,3 %) – украинско-русскими. К 1933 г. в Донбассе были закрыты все русские педагогические техникумы – русскоязычных учителей негде было готовить[44]. В 1932 г. в Мариуполе не осталось ни одного школьного русского класса.
29 августа 1935 г. было принято Постановление Политбюро ЦК КП(б) Украины «Об украинизации в областях». В нем, в частности, говорится: «ЦК КП(б) У считает, что обкомы Донецкой, Днепропетровской и Одесской областей занимаются делом украинизации недостаточно. По ряду советских, культурных, профсоюзных и других организаций наблюдается явное нарушение линии партии в деле украинизации»[45]. В связи с этим возникает логичный вопрос – на какой уровень должна была выйти украинизация, если на протяжении 1920-х годов был нанесен серьезный удар по русскому языку в регионах Украины и, в частности, на Донбассе, и кто несет историческую ответственность за тотальное унижение русского языка и русской культуры на Донбассе и русскоязычном Юго-Востоке Украины?
Сопротивление украинизации жестоко подавлялось, по всей Восточной Украине арестовывали профессоров, которые отказывались переходить на украинский язык. В этот период становятся под запретом такие термины, как «Новороссия», «Юг России», «Донецко-Криворожский край». Так постепенно вытравливали культурную, национальную, историческую память о южнорусской идентичности населения земель, ставших Юго-Востоком Украины[46]. Местное население, как следствие, было негативно настроено против украинского языка. Такие же параллели мы можем провести и во времена пребывания Донбасса в составе независимой Украины после 1991 г., когда русский язык насильственными методами искоренялся, а вместо него вводился украинский во всех сферах жизнедеятельности.
В 1930-х годах недостаток рабочей силы был настолько значителен, что замедлял темпы индустриализации и технической реконструкции промышленного потенциала Донбасса, поэтому в этот период в ряды донецких рабочих за счет внешних миграций вливается масса новых пополнений, но уже преимущественно путем организованного набора, география которого расширяется. Вся масса прибывших представляла собой социальное разнообразие: «прибывали “бывшие” – белогвардейцы, помещики, капиталисты, кулаки, прибывало и сельское население». На протяжении 1930-х годов, особенно во время коллективизации и голода (1932–1933 гг.), увеличивается приток украинцев из Сумской, Черниговской и Полтавской областей, бывшее население которых на Донбассе в своем большинстве становится русскоязычным. Донбасс серьезно пострадал от голода, следовательно, чтобы компенсировать потери, из Полесья была переселена 21 тыс. крестьянских семей. В конце 1930-х трудовые организованные миграции населения на Донбасс продолжаются, в частности, из Воронежской области России, Киевской, Полтавской, Винницкой областей УССР и Татарской АССР. Данные процессы происходили в рамках комсомольской мобилизации на шахты Донбасса и так называемых «оргнаборов» местного сельского населения, осуществляемых под особым надзором партийных органов. Осуществляются миграции населения и с территорий, присоединившихся к СССР в 1939 г.: Западной Украины, Северной Буковины и Бессарабии. Таким образом, одновременно решались проблемы ликвидации безработицы на этих землях и ряд внутриполитических вопросов: путем установления взаимосвязей между жителями Донбасса и Западной Украины советская власть старалась «советизировать» население западно-украинских регионов[47].
Донбасс был символическим пограничьем, куда стекались самые разные люди (беженцы, преступники, раскулаченные), чтобы назваться новым именем и начать новую жизнь. Многие в этом преуспели, поскольку Донбасс, крупный индустриальный центр, постоянно нуждался в рабочей силе и охотно предлагал работу и пристанище всем нуждающимся. Жить на Донбассе было намного безопаснее, чем в крупных городах, найти работу было несложно, личностью соседей особо не интересовались, поскольку было самим что скрывать. С другой стороны, это и привлекало особое внимание Центра, который напрямую вмешивался в дела Донбасса, считая регион скопищем врагов. Так, в 1933 г. более чем десяти тысячам людей региона было отказано в выдаче паспорта, среди которых 45 % составляли беглые кулаки, 14 % пораженные в правах и бывшие преступники. Государственный террор был на высоком уровне. В 1937–1938 гг. одна треть всех смертных казней на Украине совершалась на Донбассе, население которого в 1937 г. составляло лишь 16 % населения Украины