коня и поехал. Едет, плюется и бурчит про себя:
— Черт знает что, я думал, она и в правду сладкая, хлеба приготовил полный карман. А оказалась хуже говна. Соленая, да гадкая. Пропал баран ни за что.
Дорогой едет, как вспомнит, так и вздрогнет всем телом. Чуть не заблевал.
Приехал домой, невесело коня распрягает, голову повесил. Брат увидел, что Петро вернулся, думает: «Ну теперь наш малый сам будет проситься, чтоб скорей его женили. Надо готовиться». Входит Петро в хату, брат и спрашивает:
— Ну как, Петро, понравилось?
— А ну ее к черту, обманщик ты. А я и уши развесил! Пропал только баран задаром.
— Да что такое?
— А то! Я думал, она сладкая, а как попробовал — соленая да вонючая, хуже оселедца.
— Как же ты ее пробовал?
— Да как, взял корку хлеба, обмакнул и ел.
— Тю-у-у! Дурень, разве так пробуют?
— А как еще? Я не знаю.
— Я думал, ты догадаешься — в ту дырку-то не хлебом лезть надо, а тем, что у тебя в штанах. Заправил туда, суй поглубже, вот тогда узнаешь, какая она смачная. Режь другого барана, вези на базар.
Дождался Петро базарного дня, загодя приготовил барана и подался в город. Приехал на базар, встал на прежнем месте, ждет. А тут идет та самая барыня с кухаркой, остановилась, спрашивает:
— Сколько за барана просишь?
— Дай один разочек, всего отдам.
Барыня тем же манером шепчет кухарке:
— Дай ему разок, черт с ним. Не полиняешь от этого, все равно себе хлопцев по ночам ищешь.
— Не хочу я, барыня, ну его к бесу. Это же тот, у кого мы тогда барана взяли.
— Ну так что ж, он и другого отдаст.
— Он же ничего не умеет, дразнит только. Хлебом там намочит и ест.
— Ну, коли так, я и сама ему дам. Неси барана за нами! — крикнула барыня.
Петро взвалил барана на плечи и понес. Пришел в дом, барана свалил в чулане, а сам вошел в комнату. Барыня кухарку на кухню отправила, а сама повела Петра в спальню. Легла на кровать, платье подняла, ноги расставила. А Петро теперь уж не хлеб вынул, а выпростал своего сафона и застромил ей по самое некуда. Она было круть-верть, а куда денешься! Пришлось лежать, хоть и не хотелось ей иметь дело с простым мужиком. Добрался Петро, как кот до сала. Поспел пару раз вымахать, а все не слезает, продолжает пыжить. Уж больше часу прошло, барыне-то сперва в охоту было, а тут уже надоело. А он знай наяривает.
— Скоро ты кончишь?
— Нет, не скоро. Я нынче только начал, завтра весь день продолжать буду, а уж послезавтра доканчивать.
Барыня напугалась и думает: «Примучит до смерти, сукин сын. Да и муж может скоро прийти. Узнает, беда будет. Убьет вместе с мужиком». Дождалась, пока он кончил третий раз, и давай кричать:
— Убирайся ты к черту! Забирай своих баранов, только иди отсюда!
Петро похватился, взвалил обоих баранов и пошел. Уложил их на воз и скорей домой. Подъезжает к воротам и усмехается, сам себе рад, как все хорошо получилось.
Брат глянул в окно и сразу догадался, отчего Петро повеселел. Вошел Петро в хату и рассказал, как дело было. Вскорости после этого его и женили.
Фальшивая дивчина
Один хлопец поехал в соседнее село к свату погостить. А был он красивый, шельма, на хлопца даже мало похож, больше на девушку смахивал, да и голос у него был тонкий, похожий на девичий. Захотелось ему пойти на вечерницу, а хлопцам он показаться боялся, побьют еще парубки, а не побьют, так большой магарыч потребуют.
И надумал он устроить такую шутку: взял у сватьи девичью одежу — надел юбку, кожух, запаску, повязался платком и пошел на вечерницу.
Девчатам и в голову не пришло, что это не дивчина. Все около нее вертятся, спрашивают, что там у нее в селе деется, что на улице, что на вечерницах. Девчата ее сестричкой величают. Стали спать ложиться, девчата приезжую дивчину нарасхват тянут, одна к себе, другая к себе.
— Я с Марусей лягу!
— Нет, я с ней!
Так долго они спорили, каждая хотела положить с собой. Победила старостина дочка, настояла на своем, положила гостью рядом. Вот легли они. Фальшивая Маруся с Наташкою обнялись и завели разговор про всякую всячину. Маруся давай расспрашивать, как у них, спят ли девчата с хлопцами, как муж с женою, или нет. Наташка ей про всех рассказала. А Маруся и говорит:
— А ты, сестричка, сама-то не пробовала с хлопцами?
— Избави Боже, разве это можно? Боюсь я. Как придется замуж выходить, от стыда очи повылазят.
— Ну так, сестричка, не ты первая, не ты последняя будешь.
— Так-то оно так, а лучше быть честной, чем потом глазами хлопать.
— А что, Наташка, у вас девчата друг с другом балуются или нет?
— Ты это про что? Не понимаю я!
— Э! А у нас ой как интересно балуются!
— Как же? Расскажи, Маруся.
— Да разве ты сама не знаешь? Когда захочется очень, станет невмоготу, так одна на другую влезет и ерзает. Все немножко полегче станет. С хлопцами дело иметь — бесчестье, еще, чего доброго, с пузом будешь, а от дивчины какой грех?
— Вон как у вас, Маруся. А у нас девчата глупые, не знают этого. У нас и в заведении этого нет.
— Давай, я тебя поучу. Подымай юбку, лезь на меня, и я подыму, побалуемся.
— Да я не умею, уж лучше ты лезь.
— Нет, сначала ты, а я потом.
Фальшивая Маруся, чтоб у нее-то не торчал, придавила его поясом. Старостина девка влезла на Марусю, потерлась-потерлась своей марфуткой, ничего не вышло, только ее больше раздразнила, аж в жар бросило.
— Ну, теперь я на тебя, Наташка, — сказала Маруся.
Фальшивая Маруся влез на Наташку, достал своего дурня из-под пояса, а у девки так засвербило, горит огнем. Потыкал он ее слегка не в середину, а так, сверху, только чтоб посильнее раздразнить, а потом как натянет, так и прохватил целку. Она в горячке и не почувствовала.
Он ее пёр, а она подмахивала, так и не догадалась, что все взаправду. Кончил он, слез с нее, Наташка и говорит:
— Ох, у тебя, Маруся, и семён, все равно как у хлопца хороший петух. А у наших девчат — никуда не годятся, с ними разве побалуешься как надо! Гости, Маруся, у свата подольше, буду с тобой баловаться.
Хлопец пролежал с ней до свету, и не меньше как раза три ее вымахал. А утром у свата поел, да и поехал скорее домой, пока не разобрались, что за Маруся приезжала.
Как муж научился с женой спать
У одного богатого помещика был сын, один как перст. Воспитывали его с детства так скромно, что он ни одного матерного словечка не слыхал, не знал даже как называется штука, что у него впереди.
Вырос он, исполнилось ему ровно двадцать лет. Помещик из боязни, чтоб сын не разбаловался, решил его женить. Через неделю или через две сыграли свадьбу. После гулянья надо их спать отправлять, а батька хотел разъяснить сыну, что делать с женой, что куда затыкать, но по скромности сказал так:
— Теперь у тебя, Коля, есть подруга. Живите, любите друг друга, утешайтесь. С этого дня вы будете спать вместе. Если пожелаете получить удовольствие, вложи свое выдающееся ей во вдающееся. Это для молодых приятное наслаждение. Ну, словом, сам узнаешь.
Настала ночь. Молодые легли вместе. Долго они не спали, все разговаривали, шутили, целовались, а больше ничего. Жених не знал, что с ней делать, а спросить стеснялся. Невеста ждала-ждала, пока он на нее полезет, да так и не дождалась. Повернулась спиной вверх и захрапела. А жених вспомнил, чему его батька учил, и стал готовиться. Прежде чем дело начать, стал ощупывать, где у него выдающееся. Положил два пальца на лоб и стал вести ими по голове вниз. Натолкнулся на нос и остановился. Пощупал его и решил, что это самое выдающееся. Потом начал искать у нее вдающееся. Повел пальцами от головы вниз, дошел до зада, пролез между половинками и остановился. Подумал-подумал и решил, что это самое вдающееся. И давай своим носом тыкать невесту в задницу. А невесте как на грех побздеть захотелось. Вложил он ей раза три в задницу нос, да и бросил. Чуть не чихнул, аж голова закружилась. Лежит себе и думает:
— Черт знает какая гадость! И еще говорят — наслажденье! Вонь нюхать не особенно приятно, лучше я без того обойдусь.
Невеста ночь спит, другую, третью, а муженек все не лезет на нее. Она уж хотела бросить его — кому такой нужен, ничего не умеет, а вдруг и совсем не может. Пошла она к матери, плачет. Начала жалиться, что муж не хочет с ней спать как следует. Мать ее подучила, чтоб она попробовала сама напроситься, и тогда уже, коли муж совсем непригодный окажется, чтоб просила развод.
И вот через неделю-другую молодая со своим муженьком как-то шутила-шутила, пока у него не встал дыбом. Так она ухватила его и держит, разобрала, что он у него порядочный. Потом легла пузом вверх, подняла сорочку и говорит ему:
— Коля, ложись на меня сверху.
Лег он и руками поддерживает сам себя, чтоб, значит, ее не придавить. А она тем временем пролезла к нему в штаны, да и выташила молодца. Даже залюбовалась на него: такой громадный, красный-красный, жилы синие проступили, а головка блестит, как маслом намазанная. Совсем ей невтерпеж стало, глядишь, заждалась.
— Голубчик мой, заложи этот корешок мне между ног.
Он послушался, направил как есть промеж ног. Она его взяла за головку и поставила куда следует. Он тыкал-тыкал потихоньку — не лезет. А она и говорит:
— Нажимай, нажимай сильней, не бойся.
Жених, или уже муж, как нажал с силой, так и всунул до половины туда. Засадил и держит. Видит молодая жена — муж-то не знает, что его надо глубже совать, и говорит ему;
— Ты, мой дорогой, двигай, двигай своим корешком: задвигай и выдвигай, так будет лучше.
Стал он двигать. Двигал-двигал, пока обоих не разобрало — она ему подмахивает, но и он не отстает, двигает все быстрее, во вкус вошел.
Тут только он понял, где у него выдающееся, а у ней вдающееся. С того раза они начали по пять раз за ночь тешиться. Она нахвалиться на своего мужа не может. Матери сказала, что со своим Колей ни за какие деньги не расстанется.