— Где «Слава Королеве, мы выжили»?
Тезон осторожно выдохнул и вытер кровь тыльной стороной ладони.
— Слава Королеве, мы выжили!
— Личный номер?
— Мой? Три, Е, Сто пятьдесят…
Снова удар. Теперь уже под дых.
— Командира!
Разведчик захрипел, согнувшись пополам. Меня уже дергать начинало, но я молчал. Тезон, наконец, отдышался и назвал номер командира.
— Не наши, — глухо ответил васпа.
Ин дэв ма тоссант, мы все-таки не угадали с Ульем! И что теперь делать? Бежать? Я ждал знак от разведчика. Любой. Но Тезон сосредоточенно вытирал кровь под носом. Лишь бы не вздумал геройствовать ради капитанских погон. Затащит нас обоих в ловушку и все. Конец. Мы в автономке, никто не поможет. Просто не узнают вовремя, что нужно спасать. Ну, же, лейтенант, решай!
Тезон молчал. К нам подошел второй васпа. Знаки отличия у патрульных одинаковые, нашивки и эмблемы тоже. Все рядовые? Командира нет. Второй заговорил так же глухо, как первый, тяжелыми камнями роняя слова:
— В Улье разберутся.
Первый не ответил, не кивнул, а просто взял Тезона за шиворот и швырнул себе за спину.
— Пшли, щенки.
Похожим способом в Улей отравили и меня. Но я запутался в ногах и получил еще и пинок под зад.
— Пшли!
Да понял я, понял. Не глухой. Жалко, конечно, нос разведчика, но по короткой встрече уже можно многое понять. Например, наш статус. Раз патруль позволил себе рукоприкладство, то он крайне не высок. Вариант у меня только один. Арестанты. Погибший командир был тюремщиком? Перевозил заключенных из одного Улья в другой, в дороге они устроили бунт и все погибли? Но кто им тогда головы отрезал? Нет, не сходилось. И «Слава Королеве». Что это? Рудимент, оставшийся от прошлых поколений и до сих пор обязательный к произношению после каждой фразы? Или васпами действительно правила королева? Однако. Вот это уже интересно.
Мы забрались на холм, и на горизонте появилось исполинское веретено Улья. Голову я почти не поднимал, насладиться его красотой не получилось. Ничего, я по снимкам с дронов разведчиков хорошо его запомнил. Бойцы Тезона засняли Улей со всех ракурсов, даже с самых неожиданных. Но ничего похожего на входную дверь в нижней части так и не нашли.
Кровь у Тезона остановилась. Вытереть он ее не смог, только размазал по лицу. Характерные бурые пятна украшали нос, щеки и подбородок. Таким он мне нравился больше, но признаваться вслух я бы ни за что не стал. Ну его в бездну. Карьеристы всегда думают только о себе. «Стандартная операция. Мы справимся» — чушь. Он справится. А про меня в рапорте в лучшем случае напишет, что просто не мешал. Ладно. Хотя бы посмотрю на Улей.
Патруль дошел до его стены и остановился. Я еще в лагере думал, из чего он сделан? В лесу логично строить из дерева. Срубить несколько десятков сосен и сделать из них гигантский шалаш. Сверху обить доской, обмотать слоями утеплителя и густо залить «жидким фасадом». Но выдержит ли конструкция из бревен такой вес? Может, васпы знали какой-то секрет?
С материалом стен я почти угадал. Вблизи он напоминал бетон, небрежно размазанный шпателем. И если в верхней части Улья оставался чистым, то снизу покрылся ржавчиной и пеплом, как все в мертвом лесу.
Патрульный васпа провел рукой по округлому выступу, и он плавно сместился в сторону, открывая панель с двумя кнопками. Не знаешь — не найдешь. Генерал оказался прав, не сунься мы сюда, так и улетели бы ни с чем. Васпа нажал на кнопку, и дверь под шипение пневмопривода отъехала в бок. Из Улья хлынул яркий свет, удлиняя тени от фигур патрульных. Неудачный оттенок для ламп выбрали хозяйственники. Синий. Теперь васпы как никогда походили на зловещих мертвецов из рассказов старой женщины. Разоряющих деревни и убивающих детей. Я не мог оправдать это даже жаждой выжить. Да, с гражданским населением тяжело договориться, но устраивать террор — не выход. Однако слишком рано я начал делать выводы. Быть может, то, что я увижу в Улье, заставит меня изменить мнение.
Нас с Тезоном по очереди втолкнули внутрь. Коридор был опутан кабелями технических систем и обмазан чем-то вроде воска, отчего воображение рисовало картину вздувшихся вен под тонкой, почти прозрачной кожей. Тезон старался не слишком часто вертеть головой, но я видел, как бегали его глаза, профессионально подмечая мелкие детали. Будет потом длинный и красочный рапорт.
Далеко мы, впрочем, не ушли. Втолкнули нас в первую же боковую дверь. Белизной и стерильностью помещение напомнило медотсек космического транспортника. Вдоль стен стояли высокие бочки, прикрытые материей. А возле них еще один васпа. Я машинально сосчитал нашивки на поперечных погонах. На одну больше, чем у патрульных.
— Сержант. Принимай.
Васпа скривился, словно ему дерьмо под нос подсунули. Вся раса красотой не отличалась, но тот, кто стоял перед нами, легко мог стать главным страшилищем детских сказок. Неровный и абсолютно лысый череп. То ли травмы головы были, то ли акушерка, принимая роды, несколько раз уронила младенца. Маленькие, глубоко посаженные глаза, крючковатый нос и рот с настолько тонкими губами, что я едва заметил их на лице.
За спиной закрылась дверь, патруль ушел. Но от того, что с нами остался всего один васпа, а не четыре, легче не стало. Недоступны мне шпионско-внедренческие тонкости, это Тезон специалист. Я и так слишком часто на него поглядывал, как птенец-желторотик на мамку в ожидании подачки. Информационной в моем случае. Самому противно. Хотя эмоции страха и неуверенности сейчас вроде бы к месту.
— Свиньи из лужи чище вылезают, — негромко, но очень четко произнес сержант. — Не ждем приказ. Раздеваемся.
Где-то я это уже слышал. «Бойцы, я не понял. Разделись до исподнего», — в исполнении Публия. Как будто не уходил из лагеря.
Я расстегнул ремень и стащил через голову сырую от пота рубашку. Забитые мышцы плохо слушались, а от слабости я чуть не упал. Сейчас бы в терму, а потом нырнуть в прохладный бассейн. Я сложил грязные вещи комом и собрался бросить его на пол.
— Куда?! — гаркнул сержант. — Пол загадить хочешь? Для кого бочки поставлены?
Бочки. Те самые вдоль стен. Я открыл первую попавшуюся и положил туда форму. Запоздало вспомнил, что исподнее мое. Побрезговал надеть то, что было на трупе. Заметит сержант или нет? Проклятье. Клянусь, выберемся отсюда — больше никогда не буду хихикать над разведчиками.
— В душ! Бегом.
Я снял с себя последнее, швырнул в бочку и успел сделать только два шага за Тезоном.
— Стоять! — васпа затормозил разведчика, выставив вперед руку на уровне клейма на груди, но немытого тела не коснулся. — Улей не наш. Как так?
— Мы летели на вертолете… — начал повторять легенду Тезон.
— Не сейчас. Потом расскажешь, — ответил сержант и широко улыбнулся. — Ты мне все расскажешь. Пошел!
С ремонтом в душевой не стали изобретать ничего нового. Выложили стены ровными рядами керамических плиток, как бойцов в строй поставили. Каждая плитка видела грудь четвертой, считая себя первой. Швы между плиток сверкали чистотой. О, да, цзы’дарийские кадеты знали в этом толк. Любимое наказание от инструктора — заставить оттирать швы от грязи и мыльных отложений собственной зубной щеткой. А вот отсутствие самого душа в душевой удивляло. Мыльницы есть, мыло в них есть, а душа нет.
Разгадка ударила в спину струей ледяной воды. Воздух вышибло из легких, я засипел, хватаясь руками за стены. Тело вмиг оледенело, а когда сержант перекрыл шланг, пришел жар и острая боль.
— Намыливаемся в темпе! — скомандовал васпа все тем же ровным и спокойным тоном.
Лишний раз подгонять меня не имело смысла. Я и так с остервенением растирал мышцы куском мыла, пытаясь хоть как-то уменьшить боль. Но сержант снова открыл шланг, и пытка возобновилась. Рядом сипел и отфыркивался от воды Тезон, разведчику тоже досталось. Полотенца нам не выдали. Мы так и стояли: голые, замерзшие, скрюченные от озноба. Клацали зубами и обтекали, пока васпа сворачивал шланг. Вместо полотенец он протянул нам черные очки на резиновой ленте. Я взял их замерзшими пальцами и с трудом натянул на голову. Если я правильно понял суть процедур, то сейчас будет антибактериальная обработка.
Роль камеры для дезинфекции выполняла тесная комната, залитая ровным фиолетовым светом. Сержант загнал туда нас с Тезоном и плотно закрыл дверь. Меня по-прежнему знобило, но хоть зубы не стучали. Разведчик вопросительно вскинул подбородок. Как мне тут? Лучше всех. Я в таком восторге, что подумываю сменить специализацию. Нет лучшей службы, чем разведка. Но настроение шутить пропадало с каждым мгновением. Я кивнул, что нормально и молчал дальше.
Глава 7. Допрос
То, что в нашу легенду не поверили, совсем не удивляло. Но я ждал карантина, клетки, запросов на главную базу, чтобы разобраться. Разговора по душам с вежливым безопасником, в конце концов. Но сержант повел себя так, будто мы на войне, а я вернулся из глубокого тыла противника. Уже перевербованным, ага. И чтобы исключить вероятность шпионажа, меня решили допросить.
— Сюда, — коротко сказал сержант, открыв дверь.
Странное было помещение. С потолка свисали ремни, железные крюки, как в холодильнике для хранения мяса. Коровьих туш целиком. В одном углу стоял рабочий письменный стол, маленькая тумбочка. В другом жаровня с тлеющими углями. А в третьем, словно в насмешку над всем остальным, лоток с хирургическими инструментами. Добавить к интерьеру ведра с водой, швабру, куски железной арматуры и можно начинать сходить с ума.
Пыточная для хирурга с функцией завхоза? Кладовка для хранения того, что не пригодилось другим? Кто здесь служил? Что делал?
— Руки давай, — приказал сержант, снимая петлю ремня с потолочной балки.
И тут я понял. Все-все с самого начала и почти до конца. Васпам было лень возиться с долгими разговорами и перекрестными допросами. Они решили ускориться. Правильно. Быстрее, чем под пытками информацию никак не добыть.
Меня в жар бросило. Одеться сержант не разрешил, я стоял совершенно голый посреди ледяной допросной и потел. У мастеров пыток говорят все. Умирают молча только те, на кого не хватило терпения или времени. Сейчас меня начнут резать на куски, и я заговорю. Буду кричать, плакать от боли, вспомню маму и отца-генерала. Васпа не успокоится, пока не вытянет из меня все, вплоть до точных координат лагеря. Я их не помню. Но когда железный прут начнет перемешивать в моем животе кишки, координаты появятся.