Уличные песни — страница 4 из 40

Был в ту пору совсем я хозяин плохой,

Не хотел ни пахать, ни портняжить,

А с веселой братвой, по прозванью блатной,

Приучился по свету бродяжить.

Помню я, как встречались мы в первые дни, —

Я с ворами сходился несмело.

Но однажды меня пригласили они

На одно разудалое дело.

Помню, ночь, темнота, можно выколоть глаз.

Но ведь риск — он для вора обычай.

Поработали мы ну не больше, чем час,

И, как волки, вернулись с добычей.

А потом загуляла, запела братва.

Только слышно баян да гитару.

Как весной зелена молодая трава! —

Полюбил я красивую шмару.

Ну и девка была — глаз нельзя оторвать!

Точно в сказке ночная фиалка.

За один только взгляд рад полжизни отдать,

А за ласки — и жизни не жалко.

Одевал, раздевал и ходил, как шальной,

Деньги тратил направо, налево.

Но забрали меня темной ночкой одной

За одно развеселое дело.

Заклинаю вас, судьи, и вас, прокурор:

Не судите сплеча подсудимых.

Час, быть может, пробьет — будет стыд и позор,

И вас тоже возьмут у любимых.

Я родился на Волге, в семье батрака.

От семьи той следа не осталось.

Мать безумно любила меня, чудака,

Но судьба мне ни к черту досталась.

* * *

Знаю, мать, что ты ищешь меня

По задворкам глухим да околицам.

По какой-то нелепой статье

Дали, мамка, мне целый червонец.

Край сибирский суровый такой.

Но, однако ж, весна нас ласкает.

Только вот плоховато одно:

Меня, мамка, домой не пускают.

Все пройдет, пролетит, словно сон,

Перемелется, станет мукою.

Только ты погоди умирать,

Надо встретиться, мамка, с тобою.

Знаю, мать, что ты ищешь меня

По задворкам глухим да околицам.

По какой-то нелепой статье

Дали, мамка, мне целый червонец.

Маслице

На Подоле, на углу,

В домике портного,

Родилося три еврея:

Йоська, Мойша, Лева.

Припев:

Ох, маслице,

Азохн вей!

Не было бы масла —

Не жил бы еврей.

Раз на киевском бану

Угол вертанули.

Не успели улизнуть —

В КПЗ замкнули.

Припев.

Как сидели в КПЗ,

Масла не видали.

За неделю три еврея

Фитилями стали.

Припев.

Видит Йоська — старший брат:

Дело пахнет дрянью.

Взял все дело на себя —

Вытащил братанов.

Припев.

Вышел Мойша с КПЗ,

Взял свои отмычки,

И пошел он скок лепить

По старой привычке.

Припев.

Вышел Лева с КПЗ —

Больше не ворует:

На Подоле, на углу,

Маслицем торгует.

Припев:

Ох, маслице,

Азохн вей!

Не было бы масла

Не жил бы еврей.

* * *

Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела,

И в старом парке музыка играла.

И было мне тогда еще совсем немного лет,

Но дел успел наделать я немало.

Лепил я скок за скоком. Наутро для тебя

Кидал хрусты налево и направо.

А ты меня любила и часто говорила,

Что жизнь блатная хуже, чем отрава.

Но дни короче стали, и птицы улетали

Туда, где вечно солнышко смеется.

И с ними улетело мое счастье навсегда,

И понял — я оно уж не вернется.

Я помню, как с фаршмаком была ты на скверу,

А он, бухой, обняв тебя рукою,

Тянулся целоваться, просил тебя отдаться…

А ты в ответ кивала головою.

Во мне все помутилось, и сердце так забилось!

И я, как этот фраер, закачался,

Не помню, как попал в кабак, и там кутил, и водку пил,

И пьяными слезами обливался.

Однажды ночкой темною я встал им на пути.

Узнав меня, ты сильно побледнела.

Его я попросил в сторонку отойти.

И сталь ножа зловеще заблестела.

Потом я только помню, как мелькали фонари

И мусора кругом в саду свистели.

Всю ночь я прошатался у причалов до зари,

А в спину мне глаза твои глядели.

Когда вас хоронили, ребята говорили,

Все плакали, убийцу проклиная.

А дома я один сидел, на фотокарточку глядел —

С нее ты улыбалась, как живая.

Любовь свою короткую хотел залить я водкою

И воровать боялся, как ни странно.

Но влип в затею глупую, и как-то опергруппою

Был взят я на бану у ресторана.

Сидел я, срок прикидывал: от силы пятерик,

Когда внезапно всплыло это дело.

Пришел ко мне Шапиро, защитник мой, старик.

Сказал: «Не миновать тебе расстрела».

Потом меня постригли, костюмчик унесли.

На мне теперь тюремная одежда.

Квадратик неба синего и звездочка вдали

Сияют мне, как слабая надежда.

А завтра мне зачтется последний приговор,

И скоро, детка, встретимся с тобою.

А утром поведут меня на наш тюремный двор,

И там глаза навеки я закрою.

* * *

Чередой за вагоном вагон,

С легким звоном по рельсовой стали

По этапу идет эшелон

Из Ростова в сибирские дали.

Заглушает пурга стук колес.

Бьется в окна холодною плетью,

Но порывистый ветер донес

Из вагона унылую песню.

Припев:

Не печалься, любимая,

За разлуку прости меня.

Я вернусь раньше времени,

Дорогая, клянусь!

Как бы ни был мой приговор строг,

Я приду на родимый порог

И, тоскуя по ласкам твоим,

Я в окно постучусь.

Здесь на каждом вагоне — замок.

Две доски — вместо мягкой постели,

И, закутавшись в серый дымок,

Нам кивают угрюмые ели.

Среди диких обрывистых скал,

Где раскинулись воды Байкала,

Где бродяга судьбу проклинал,

Эта песня тоскливо звучала.

Припев.

Завернувшись в бушлат с головой,

Пролетаем леса и болота.

Здесь на каждом вагоне конвой,

И торчат по бокам пулеметы.

Мчал все дальше и дальше состав,

И прощались угрюмые ели.

Но, угаснуть надежде не дав,

Всю дорогу колеса нам пели.

Припев.

Десять лет трудовых лагерей

Подарил я рабочему классу.

Там, гае сгинут лишь тропы зверей,

Я построил Амурскую трассу.

Застревали в снегу трактора,

Даже «сталинцам» сил не хватало.

И тогда под удар топора

Эта песня о милой звучала.

Припев:

Не печалься, любимая,

За разлуку прости меня.

Я вернусь раньше времени,

Дорогая, клянусь!

Как бы ни был мой приговор строг,

Я приду на родимый порог

И, тоскуя по ласкам твоим,

Я в окно постучусь.

* * *

Раз в Лиховском переулке

Там убитого нашли.

Был он в кожаной тужурке,

Восемь ран на груди.

На столе лежит покойник,

Ярко свечечки горят.

Это был убит налетчик.

За него отомстят.

Не прошло и недели

Слухи так и пошли,

Что в Лиховском переулке

Двух легавых нашли.

Забодали тужурки,

Забодали штаны.

И купили самогонки

На помин их души.

Раз в Лиховском переулке

Там убитого нашли.

Был он в кожаной тужурке,

Восемь ран на труди.

Течет речка

Течет речка по песочечку —

Берега крутые.

А в тюрьме сидят арестантики —

Парни молодые.

А в тюрьме-то сыро, холодно,

Под ногой — песочек.

Молодой цыган, молодой жиган,

Начальничка просит:

«Ох, начальник, ты начальничек,

Отпусти на волю.

Там соскучилась и замучилась

На свободе фройля».

«Я б пустил тебя на волюшку —

Воровать ты будешь.

Ты попей, попей воды холодненькой —

Про любовь забудешь».

Любил жиган шантанеточку,

С нею наслаждался.

Пил он, пил воду холодную,

Пил — не напивался.

Помер цыган, молодой жиган.

С ним — и доля злая.

Ходит лишь в степи конь вороненький —

Сбруя золотая.

Гроб несут, его коня ведут.

Конь головку клонит.

Молодая шантанеточка

Жигана хоронит.

«Я — цыганка-шантанеточка,

Звать меня Маруся.

Дайте мне вы того начальничка —

Крови я напьюся».

Ходят, ходят курвы-стражники